РУКОПИСИ не горят. Но иногда пропадают. Так случилось десять лет назад: после встречи с Иннокентием СМОКТУНОВСКИМ текст нашей беседы исчез. Помнится, поиски длились с перерывами в несколько месяцев. И только недавно пожелтевшие от времени странички вдруг обнаружились. Но в жизни "просто так" не бывает. Вероятно, так и было надо, чтобы слова Смоктуновского вернулись в дни, когда весь просвещенный мир отмечает 400-летие шекспировского Гамлета. Быть может, провидению было угодно напомнить о лучшем из исполнителей роли принца датского?
О том времени
- МОЖЕТЕ рассчитывать на маленькие обрывочные мысли. Если быть точным - это, скорее, ощущения, нежели мысли.
Давайте трезво говорить о том времени, о той среде, которая окружала нас. Народы мира нас принимали. Никогда впрямую нам об этом не говорилось, но по глазам мы читали: "Вы умеете сохранять человеческое достоинство и при таком режиме?" Вопрошали взглядом, поведением, если хотите. Каким-то трогательным отношением к нам. Поэтому нам давали пальмовые ветви за то, что мы не утратили человеческого лица, за то, что держимся на плаву. Порой выходили просто замечательные вещи: "Андрей Рублев", "Летят журавли"... И фильм, который вспоминают значительно реже, - "Председатель". Он социально готовил перестройку. Сегодня работы такого масштаба уже не появляются. Мы остываем от накала свободы.
О рабстве
МЫ ГОТОВЫ были захрюкать... Если бы рабство наше продлилось еще пару десятков лет, мы бы обязательно захрюкали. Прецеденты были, но наблюдались они, как это ни странно, не у народа, а на верхах. На верхах жрали в три горла и были развращены безграничностью власти. Они-то и хрюкали: семичастные, щелоковы.
Театральная провинция
СНАЧАЛА я работал в Норильске. Хорошее помещение, но холода такие, что весь партер был заставлен калориферами, чтобы они хоть как-то поддерживали нормальную температуру. Потом - Дагестан. В одном здании работали сразу два театра - русский и аварский. Сам театр - огромный сарай. Хлев, совершенно не предназначенный для такого рода исповедей человеческих. Храмом его назвать было нельзя хотя бы потому, что под ногами у немногочисленных зрителей бегали огромные морские крысы. А со Сталинградом меня связывает память. Всего-то два года. Благодаря режиссеру Ф. Шишигину - это был большой мыслитель, огромный, неуемный, прекрасный человек фантастического темперамента - сталинградский театр был хорошего столичного уровня. Увы, какое это было время!.. Тогда все без разбора кричали: "Да здравствует товарищ Сталин!" Я тоже кричал, но в душе был не согласен. Угораздило поделиться своими мыслями по этому поводу с одним человечком. А он пошел и стукнул. Мои документы были сразу забраны из театра. Пока этого никто не видел, секретарь директора подошла ко мне и сообщила малоприятную новость. От себя добавила, что, судя по всему, у меня будут сложности. Я никогда не был членом партии, но был вызван в партбюро, где все тот же удивительный и прекрасный режиссер Шишигин кричал с пеной у рта, брызгая слюной: "Ну-ка, сбрось масочку! Мы все узнали, кто ты такой. Ах ты сволочь, ах ты гад!" Меня спасло только то, что великий учитель народов почил в бозе, мои документы вернулись, и дело было пересмотрено. Меня хранит Бог.
Первая удача
БОЛЬШОЙ моей удачей стал Бианделло в "Укрощении строптивой" Шекспира. Три-четыре страницы текста, но вдруг первая рецензия не о спектакле, а о моей роли. И где? На страницах журнала "Театр". Впервые в жизни общесоюзный уровень признания: "Спектакль держал очень длинный, очень смешной - невероятно смешной актер". А я практически ничего не делал. Но эти худые руки, худые ноги - тогда я был вдвое тоньше против сегодняшнего. И очень наивные глаза. В то время я сам подходил к зеркалу и сам похохатывал - такое худосочное это было зрелище.
Водка
МНОГО было талантливых молодых актеров, с которыми я не только сдружился, но, извините, и пил. Не могу не сказать об этом периоде моей жизни, иначе представление обо мне будет не совсем полным. Я, наверное, пошел бы туда, куда идут все, кто занимается такого рода упражнениями.
Мой организм подал знаки. Дважды меня увозили лишенным сознания, изо рта шла желтая пена. "Третьего раза вы не переживете", - заверили меня врачи. Быть может, спас меня переезд в Москву, я остановился. Я избавился от чисто российской привычки проверять свою жизнь водкой. Сейчас все это меня не волнует, слава Богу, я здоров. И уверен, что утопить себя значительно глубже можно в других измерениях. Это творчество, семья, друзья...
Звездная болезнь
ЗА ВСЮ мою жизнь я могу насчитать всего пять-шесть ролей, которые вырываются за пределы досягаемости современного творческого человека. Я говорю это совершенно осознанно, потому что, сыграв в ста пяти фильмах, я могу говорить сегодня лишь о десятке удач. Ну а на театре, где я сыграл более двухсот семидесяти, - всего пять-шесть ролей. Я имею в виду царя Федора, князя Мышкина - в театре, Гамлета - в кино... Пока время не диктует большего.
Монаршие курьезы
В СВОЕ время Элем Климов пригласил меня на роль Николая II в фильме "Агония". Была замечательная проба. На худсовете режиссер, потирая руки, не переставал говорить о том, что наконец-то нашел необходимый ему типаж. Мы действительно тогда хорошо поработали: все было гармонично - грим, свет. Готовились чуть ли не неделю. К сожалению, наша радость была непродолжительна: на худсовете присутствовал директор студии, который решил поинтересоваться, кто же этот счастливец. "Смоктуновский?! Убрать немедленно! Неужели вы не понимаете, он играл Ленина, он играл Гамлета, а вы ему - роль этого ублюдка, последнего русского самодержца". Меня сняли.
В "Звезде пленительного счастья" мне предложили роль Александра II. Если учесть, что к этому времени я сыграл царя Федора и царя Бориса в театре и Ивана Грозного в фильме, который так и не вышел на экраны, то это целый сонм русских монархов.
Магия зала
ЧТО ТАКОЕ чувство зала, как оно определяется? ...Вот сейчас прекратится кашель. Будет полная тишина. Я это сознательно делаю. Я знаю, что это сейчас произойдет. Так, замечательно... Теперь отдохните, подышите. И люди начинают глубоко дышать, кто-то может позволить себе уронить номерок. Кто-то начинает шептаться с соcедом: что это сейчас было, как интересно.
Это добрая власть. Прекрасная власть - магия театра. Но удается она мне не во всех работах. Дурная работа - она и есть дурная работа. Я всегда со стыдом прохожу ее, быстро-быстро. Чтобы было понятно всем: в этот раз факир был пьян. Но в таких работах, как дядя Ваня, Арбенин, психиатр из "Эквуса", я это делаю легко и просто. ...Сейчас надо быть внимательным, здесь суть этого образа, суть этой драматургии и суть того, что мы хотели поведать. Не только поведать, но и заронить в вас. И все легко и просто: полная тишина. Что там - муха пролетела. Без труда можно услышать пульс соседа... Тридцать пять лет не потрачены даром. Я принес людям маленькую надежду, маленький свет. Ради этого стоит жить, творить, созидать, любить. Быть в мире с самим собой. И не нокаутировать себя ни водкой, ни каким-либо иным зельем.