БОРИС ЕФИМОВ - это "ходячая история". Нечасто встретишь человека, который бы помнил Русско-японскую войну. Борис Ефимович, не признающий свою исключительность, щедр на воспоминания. А по запасам энергии и оптимизма в организме он значительно превосходит многих молодых.
- ВЫ ЖИТЬ не боитесь? Вокруг столько опасностей...
- Случайно на мою долю выпало долголетие. Не знаю, хорошо это или плохо, вынужден считаться с этим фактом. Неприятно, когда тебя постигают неудачи. Но, если смотреть на жизнь философски, получается: тот, кто не испытал неприятностей, не жил. Таким я не завидую. Парадокс: кто познал горе, может сказать: "Я знаю жизнь".
- Вам приходилось за себя краснеть?
- Когда рисовал по принуждению: не то, что мне хотелось. Но я должен был это делать, чтобы не погубить семью. Джордано Бруно бывает только один. Мне не хотелось класть голову на плаху только из принципа, из гордости. Приказывали, и я рисовал то, чего по сей день стыжусь.
...В детстве был очень удивлен и разочарован, когда увидел, что Николай II вместо короны носит фуражку. В 17-м году я уже был взрослым 17-летним человеком и принял Февральскую революцию с восторгом, с энтузиазмом, как и все. Это было какое-то вступление в новую жизнь. Ведь последние годы царского режима были омрачены не только бездарно ведущейся войной, на которой мы несли огромные потери. И распутинщина, и так называемая министерская чехарда... Чего только не было! К царю относились неуважительно и даже иронически. Пришлось даже кинохронику, где царь Николай II надевает на себя Георгиевский крест, "снять с проката", потому что неизменно в темноте раздавались возгласы: "Царь с Егорием, а царица с Григорием!"
- Надеюсь, Ленин вас не разочаровал при встрече? Насколько правдиво его в кино изображают?
- Ленина я видел и слышал только один раз. Мой брат (Михаил Кольцов. - Ред.) после октябрьского переворота рассказывал, что Ленин - небольшого роста, рыжеватый, картавит. В это было невозможно поверить. Гораздо позже случайно узнал, что он выступает в Большом театре. Побежал туда, еле-еле протиснулся где-то на третьем ярусе в ложу с криком: "Вы уже видели, дайте мне тоже!" "Живой" Ленин был не в обычном своем статском костюме с галстуком в горошину, а в такой куртке-френче, которую тогда многие носили. Он приехал из Горок. Это было начало его тяжелой болезни и последнее посещение Москвы. Картавил, но так мягко, что это нисколько не уродовало его обаяния. Тогда Ленин был божеством... Держался скромно, говорил без особых эффектов, но его было интересно слушать. И все же никто не мог так держать аудиторию, как Троцкий.
- Что за история про Троцкого и пальто?
- Нас познакомил начальник Литиздата критик Вячеслав Полонский в 1924 г., когда издали сборник моих карикатур. Троцкий в то время был первым человеком после Ленина. "О! Да вы совсем молодой!" - воскликнул Лев Давыдович. Я нашелся: "В моем возрасте за вами было уже два побега из ссылки". Он с интересом полистал сборник. Какие-то рисунки похвалил, какие-то назвал примитивом. И поинтересовался: "Вы хотели бы знать мое мнение? Может быть, в виде предисловия?" Я, конечно, обрадовался. Тогда это была оглушительная сенсация. Правда, через некоторое время стало очень опасным. Если у кого-то на квартире находили брошюрку, где упоминалось: "т. Троцкий", - это был неминуемый арест и гибель. Но один экземпляр этого сборника мне удалось сохранить. Когда Троцкого высылали в Среднюю Азию, Полонский предложил мне попрощаться с Львом Давыдовичем и отвезти несколько книг на его квартиру в Шереметевском переулке. Дверь открыл сам Троцкий: "Ну, народ, за что вы меня высылаете?" Я не знал, что ответить. Промямлил: "Вам отдохнуть нужно, вы устали". "Так это забота о моем здоровье?" - усмехнулся он. В комнате, примыкавшей к передней, сели за стол. Разговаривали долго. Потом из глубины квартиры запахло борщом. Женский голос позвал: "Обед на столе". Надо было прощаться. Он снял с вешалки мое пальто. Я так опешил! От страха никак не мог попасть руками в рукава. Обнялись и расцеловались. А потом я рисовал на него карикатуры. Как я могу без стыда об этом вспоминать?
- Гитлер живьем был страшный или убогий?
- Встреча была мимолетной, но весьма впечатляющей. Мы с братом возвращались из Парижа, где Кольцов был спецкором "Правды", освещающим знаменитый Лейпцигский процесс о поджоге Рейхстага. Ехали через Берлин. Проходя мимо дворца рейхспрезидента на Вильгельмштрассе, я вдруг увидел, что вдоль тротуаров быстро выстраиваются шеренги эсэсовцев в черных мундирах со свастикой. Из дворца быстрой походкой какой-то угрюмый, сосредоточенный и недовольный шел Гитлер. В штатском, шляпа надвинута прямо на большой нос. Я, естественно, остановился и стал глазеть на свою живую мишень, которую столько раз изображал. Гитлер, кстати, обратил внимание на эти карикатуры, когда внес меня в список, озаглавленный деловито: "Найти и повесить!"
- Правда ли, что Сталин был соавтором одной из ваших работ?
- Было. Представьте себе 47-й год. Сталин - один из могущественных людей на планете, а не только в нашей стране. Он победитель, с ним считались Черчилль и Рузвельт. Он на вершине всемогущества. И этот диктатор нашел время заниматься моей карикатурой. Он позвонил мне по телефону, объяснил, что надо изобразить, и, когда я это сделал, еще и отредактировал. Сделал заголовок, тот текст, который я написал под рисунком, тщательно выправил: что-то вычеркнул, какие-то слова переставил. В это время сотни людей ломились к нему на прием. Поскребышев - его знаменитый помощник - отвечал: "Ждите, товарищ Сталин занят". А чем занят? Моей карикатурой.
- Что за последнее время порадовало или разочаровало?
- Пригласили на юбилей к Михалкову. Так приятно! Сергей Михалков - это, конечно, явление. Я на него тысячу раз шаржи рисовал. Неожиданно на дом приехал портной. Сняли мерку и через два дня привезли смокинг. Настоящий! Я тихо порадовался: на таком приятном деле еще и заработал. А через пару дней после вечера за смокингом приехали. Вот вам и радость, и легкое разочарование. (Смеется.)