Проходящая в ГМИИ им. Пушкина выставка "Мастера французской афиши" заставила меня серьёзно задуматься. Многие считают, что афиша - это когда кино, спектакль или концерт. А если с афиши тебе предлагают папиросы или какао, то какая же это афиша? Это - реклама.
НО, КАК это часто бывает, русский язык подкладывает свинью. Для француза всё это едино и называется афишей. Для немца - тоже едино, но называется "плакат". Высоколобые специалисты, однако, считают, что у нас тоже всё подряд по немецкой традиции можно назвать плакатом и разделить на три категории - политический, рекламный и зрелищный. Последний будто бы и есть афиша. В общем, запутано так, что толком и не разберёшь. Но так или иначе и у московитов и у европейцев публичная агитация зарождалась примерно одинаково.
Ты записался в стрельцы?
КОНЕЧНО, здесь, как и в сотворении мира, "в начале было Слово". И слово по возможности громкое. Однако разница в менталитете давала о себе знать уже тогда. Если во Франции глашатаи в основном рекламировали выступления артистов, а в Германии глотки драли по поводу трактиров и пива, то у нас преобладало другое. И это другое до боли напоминало советскую плакатную классику. Только вместо "решений XX съезда КПСС" московские глашатаи-бирючи громогласно объявляли горожанам что-то вроде "Народ и опричники едины" или "Ты записался в стрелецкий полк?" Немного погодя, уже к середине XVII в., на специальных столбах стали вывешивать царские указы, продолжающие и развивающие традиции русского политического плаката: "Стенька Разин - анафема!", и пр. в том же духе. Между прочим, примерно тогда же до специальных афишных тумб-столбов додумались и англичане, так что московиты ничуть не уступали заморским профессионалам.
С началом петровского времени плакатно-афишная активность переместилась в Петербург. Но и там собственно афиши появляться особо не спешили. И только в 1791 г. в Москве была вывешена первая настоящая афиша, отпечатанная типографским способом. Озаботился этим Петровский театр, которому ещё предстояло стать Большим. Дальше пошло по накатанной. Москву захлестнула лавина лубков или "летучих листков", рекламирующих что попало и как попало. Отличился на поприще политического плаката и граф Ростопчин, выпустивший в 1812 г. серию афиш про московского мещанина Карнюшку Чихирина, который, выражаясь современным сленгом, "жёг не по-детски" и костерил Наполеона во все тяжкие: "Будешь у ворот замерзать, на дворе околевать, в сенях зазябать, в избе задыхаться, на печи обжигаться", а потому "не наступай, не начинай, а направо кругом ступай и знай из роду в род, каков русский народ!" (См. фото 1) Ещё одну серию Ростопчин, предвосхищая плакат "Болтун - находка для шпиона", посвятил предателям и врагам народа: "Не бойтесь ничего, нашла туча, да мы её отдуем, всё перемелется, мука будет. А берегитесь одного: пьяниц да дураков, они, распустя уши, шатаются да и другим в уши врасплох надувают. Иной вздумает, что Наполеон за добром идёт, а его дело кожу драть, обещает всё, а выйдет ничего". К тому времени старая московская традиция афишных тумб-столбов потихоньку сошла на нет, поэтому всю эту прелесть развешивали в местах наибольшего скопления народа - на дверях кабаков.
Театральный эротизм
ТЕАТРАЛЬНЫЕ афиши тогда не были особенно популярны. Если ростопчинский лубок, гравированный на меди, был цветным и обходился довольно дорого, то афиши были чёрно-белыми и картинки на них отсутствовали катастрофически. Более-менее ситуацию подправило лишь удешевление процесса хромолитографии. И тут инициативу перехватили питерцы. Аккумулировав у себя значительные силы художников, объединившихся вокруг журнала "Мир искусства", они вышли вперёд и даже потеснили признанных мастеров плаката - французов. А между прочим, среди них были такие монстры, как Тулуз-Лотрек и Альфонс Муха. Однако с момента открытия "Первой Международной выставки художественных афиш" в 1897 г. "русский модерн" стал вровень с французским "арт-нуво", хотя русских работ там было только 28, а французских - больше 200.
Кое-что подобное было и в Москве. Свой декаданс, приправленный элегантным эротизмом (см. фото 2), обращение к русским лубочным традициям и даже лёгкий намёк на "акварельность" в стиле Бакста. Но это отставание касалось только афиш как таковых. Зато рекламный московский плакат был вне конкуренции (см. фото 3). Да и реакция москвичей на наглядную агитацию была более живой и непосредственной. Так, когда в 1914 г. в Москве вывесили плакат "На помощь жертвам войны" (см. фото 4), поднялся настоящий ажиотаж. Вот как вспоминает об этом автор плаката Л. Пастернак: "Я никогда и представить себе не мог того успеха, который выпал на долю этого плаката, когда он был расклеен по всей Москве в день сбора пожертвований. Толпы стояли перед ним, бабы плакали..." Реакция питерцев, озвученная императором Николаем II, была скептической: "Плакат должен быть бравым, а это..."
Но высочайший скепсис длился недолго. После 1917 г. плакатно-афишная активность вновь сместилась в Москву и, похоже, навсегда. Начиналась новая история русского политического и зрелищного плаката, знакомая всем по "Окнам РОСТА" и киноафишам вроде "Броненосец Потёмкин". Именно тогда плакаты защитили в законодательном порядке: "Каждый, кто срывает этот плакат или заклеивает его афишей, совершает контрреволюционное дело"...
Смотрите также:
Личные письма поклонникам Ильи Глазунова