Они так и подписываются: "Участник Победы", словно обозначают свое гражданское звание, заслуженное долгой и многотрудной жизнью. В годы своего детства, юности, молодости они оказались втянуты в водоворот войны. И хотя на фронте воевали их отцы, старшие братья, друзья, любимые, у каждого из тех, кто оставался в тылу, собственная военная история.
"Мы еще живы"
ТЫЛ стал их линией фронта, даже если их город или селение находилось в сотнях и тысячах километров от полей сражений. Женщины, подростки, дети удержали от развала промышленность, буквально на руках передислоцировали с запада на восток важнейшие предприятия, запустили производство, обеспечивая фронт военной техникой. Без отдыха трудились в обезлюдевших колхозах, чтобы кормить фронт и страну, рыли окопы, выхаживали раненых в госпиталях, сдавали кровь, шили и чинили обмундирование для армии. Эта неустанная работа не знала возрастных границ, на подростков 12-14 лет трудовых книжек не заводили, их реальный трудовой стаж к моменту выхода на пенсию порой превышает полвека. Но несохранившиеся документы и ушедшие из жизни свидетели нередко лишают их возможности получить статус ветерана или участника Великой Отечественной войны.
Их далекие и, казалось бы, обрывочные воспоминания складываются в полнометражную картину жизни и судьбы поколения. Вспоминают не только те, кто ковал победу в тылу, но и те, кто встретил войну ребенком или даже родился после войны, поскольку есть еще и семейная память: рассказы родных, фотографии, письма. В общей картине военного тыла - отдельные фрагменты: о постоянном чувстве голода и "колосках", которые следовало подобрать до единого, и не приведи господь припрятать крошечный для себя, о варежках с двумя пальцами - большим и указательным - для курка винтовки, которые при коптилке, засыпая от усталости, вязали для бойцов. О быках, которые остались в селах основной тягловой силой, поскольку лошадей забирали для нужд фронта, и продуктовых карточках, потеря которых приравнивалась к катастрофе...
"Уважаемая редакция, - написала из Екатеринбурга Н. М. Олькова, - если у вас будет возможность, пожалуйста, напомните нашему правительству, что мы, бывшие работники тыла, еще живы и все помним".
Быть может, именно эта память вывела в начале января на улицы ветеранов, оскорбленных отношением властей к тем, кто сберег страну и с первых дней беспримерной битвы принял на свои плечи непосильный груз.
Пришла большая беда
"МОЙ отец Астапов Степан Андреевич, старший политрук в 73-м пограничном отряде, встретил войну в с. Реболы на советско-финской границе. В 4 часа утра над нами появились чужие самолеты, сбросили листовки "Уходите, через несколько часов начнем бомбить". Мама ждала третьего ребенка. Мне было 6 лет, братишке год и 2 месяца. Успели взять с собой только документы и немножко одежды для маленького. Бойцы усадили женщин и детей на полуторки и велели ехать в сторону Петрозаводска, грузиться в эшелоны, в эвакуацию. Помню, папа бежал за поездом и кричал: "Поезжайте в Сибирь к родным, я вас там найду..." (Из письма Ю. С. Якушевой, 1934 г. р., Саратов.)
"Объявление войны громом разнеслось по нашему небольшому городку Красновишерску в Пермской области. В первый же день военкомат разослал повестки на 40-дневные сборы, призывной пункт отправлял призывников водным путем до Соликамска, к железной дороге. Отец две недели каждый день ходил на сборный пункт, ждал отправки, потом пришел и его час. Пароходы тянули баржи, груженные людьми, на берегу стоял гул от плача родных: жен, детей, стариков-родителей. С мамой оставались четверо детей, мне, старшей, - девять с половиной, младшей сестренке - 3 месяца" (из письма Л. И. Вышинской, Нарткала, Кабардино-Балкария).
"Пишет вам Назина Мария Степановна из Курганской области. Мне 75 лет, я из военных детей, и до сегодняшнего дня не могу без слез вспоминать, как село провожало наших мальчиков. Из нашей семьи уходили на фронт три моих брата. Играла гармошка, они сели на телегу, мы бежали следом, дороги от слез не видали и гармошки не слышали - такой стоял плач. Ни один мой братик с войны не вернулся, а прислали нам три похоронные бумажки, я их до сих пор берегу. И в дорогой всем День Победы достаю их, ставлю три свечи, три стакана и три кусочка хлеба - чтобы знали братики: мы их помним".
"Я, Губина, в замужестве Шагинян, Мария Федоровна, 1936 года рождения, встретила войну в селе с красивым названием Большой Мелик Саратовской области. Утро 22 июня было солнечное, радостное. В нашем селе ни света электрического, ни радио не было, только разносился голос певицы Лидии Руслановой - это у соседей играл патефон... После полудня с поля, подогнав к дому свой трактор, вернулся мой отец Федор Семенович, привез с собой соседку тетю Машу Гаврину, сказал, что она будет помогать маме с младшими детьми, а он уезжает на войну. Так на тракторе и уехал к городу Балашову. Мы с мамой проводили его за деревню. Отец остановил трактор на лугу, спустил меня на землю, я стояла босыми ногами в траве и кричала, заливаясь слезами. Не понимала, что происходит, только чувствовала: пришла к нам большая беда".
Хранить и помнить
КОСТРОМСКАЯ земля - родина Александры Алексеевны Тихомировой: "Правда, деревеньки нашей теперь нет, все вокруг километров на тридцать заросло кустарником, дома упали. А тогда, в 41-м, и деревенька была, и большая, многодетная семья. Мне четырнадцать, я средняя, а еще - старшие два брата и сестра да трое младших. Отец и старшие братья воюют. Редкий день кому-нибудь в деревне не приносили повестку. Как провожали отца и братьев, я почему-то забыла, все смешалось. Но помню другие проводы: играла гармошка, сидели за столами, пели песни и частушки все больше о войне и разлуке. Наказывали ждать и помнить. Потом замолкали песни, начинались плач и причитания: "Куда ж ты уходишь, на кого нас бросаешь..." Плакали матери, жены, дети... Потом все шли провожать до Верховенского сельсовета, это полтора километра. Вроде и провожать уже некого было - всех взрослых мужиков война выгребла, но подрастали мальчишки, и все четыре года мы все провожали и провожали... Похоронки тоже оплакивали всем селом и письма, когда приходили, читали не в одиночку. Однажды мама увидела сон, как папа приколол на грудь звездочку. Она рыдала, говорила соседям, что отца убили или ранили. Отца и правда ранили в грудь пулей навылет.
Два месяца он лечился в госпитале, потом месяц провел в отпуске дома. И снова - фронт до окончания войны. На фронте он был минометчиком. Брат Коля тоже вернулся, но часто плакал о погибших друзьях. Он был радистом на танке. Теперь уж никого из них нет..."
Самым почитаемым человеком в каждом селе был почтальон. Его прихода и ждали, и страшились: что он несет в своей сумке - долгожданный фронтовой треугольник или казенное извещение.
Мария Тихоновна Бачурина военные годы провела в селе Никольском в Воронежской области. Работала учительницей начальных классов и разносила почту. "Однажды принесла я письмо старушке Бачуриной от сына. Он был летчиком и очень долго не писал. И вот наконец письмо, радость какая! Читаем вместе. Пишет Василий из госпиталя, что в воздушном бою его подбили, самолет загорелся, а он выпрыгнул на нейтральную полосу. Подобрали его санитары, отправили, обгоревшего, в госпиталь. Мать заставила меня прочитать письмо несколько раз. Я была под сильным впечатлением. И надо же такому случиться: вернулся с войны летчик Василий Григорьевич Бачурин и стал моим мужем".
Фронтовые треугольники были не просто письмами, а своеобразными символами. Треугольник означал: воюет - значит, жив. Во многих семьях они хранятся до сей поры, и, пересылая их в редакцию, авторы писем неизменно подчеркивают, как дороги им эти семейные реликвии. "Посылаю вам единственное оставшееся от брата (мужа, сына) письмо, сохраните его для истории". Хранить и помнить - главный завет поколения Участников Победы тем, кто идет следом...
ПИСЬМА и воспоминания тех, кто в тылу ковал Победу, вы можете послушать на волнах "Радио России" каждую пятницу в 9.10 - время московское.