Когда началась Великая Отечественная, мне едва исполнилось 6 лет. И хотя в этом году мне исполняется 70, все помнится так, будто это было вчера.
Война застала нашу семью на Кольском полуострове, в г. Мончегорске, там служил мой отец, Иван Иванович Козырев, офицер Красной армии.
Нас, семьи командиров, спешно погрузили в товарный эшелон и отправили за Карельский перешеек. Поначалу мы поехали в Ярославскую область, где у бабушки был домик. Но война шла за нашей семьей по пятам - в октябре 41-го через наше село пошли беженцы, а стены дома стали сотрясаться от пушечной канонады, и мама с бабушкой решили эвакуироваться дальше в глубь страны, в Сталинград...
Однако до Сталинграда мы так и не добрались, поскольку в 5 часов утра 22 октября из-за туч на бреющем полете на узловую станцию Некоуз спикировали немецкие самолеты и стали прицельно бомбить воинские эшелоны, санитарные поезда и здание вокзала, где в это время находились мама, бабушка, я, мой брат, которому было два года и десять месяцев, жена маминого брата с детьми шести и четырех лет... Из всей этой большой родни в живых остались только мы с мамой...
Погибших в тот же день похоронили в братской могиле, в воронке от авиабомбы, там, между путями, сейчас стоит обелиск.
А когда начался налет, я была в середине зала ожидания - мама послала меня привести братишку, но дойти до него мне не удалось. Остановил взрыв за окном, огонь, дым, посыпались стекла, и больше я ничего не помню. Очнулась через четыре часа (так сказал мужчина, который откапывал меня из-под обломков). Он же отнес меня в медпункт, где уже была мама, которую перевязывали после пулевого ранения. А у меня было девять осколочных ран плюс контузия! Меня не бинтовали, а буквально пеленали в бинты...
Нас отправили санитарным эшелоном в Рыбинск, там какое-то время я лежала в госпитале, но мама не оставила мысли о Сталинграде, ей почему-то казалось, что там безопасно, и, забрав меня из госпиталя, она села на пароход. Плыл он медленно, там не было медицинской помощи, нечем было кормиться, и в Куйбышеве мы сошли на берег, после чего оказались в Куйбышевском клиническом госпитале, где меня лечили до апреля 1942 г.
Выжили мы благодаря тому, что мама через военкомат устроилась работать в военный санаторий. В 6 лет мне пришлось заново учиться ходить. И в школу я отправилась сразу в четвертый класс, а до того занималась дома - давали себя знать ранения. Из-за них я - инвалид с детства второй группы. Когда война кончилась, мы уехали в Польшу к папе, он был комендантом г. Пила. Но счастье наше длилось недолго. В 1946 г. папа умер.
Казалось бы, прошло столько лет после войны, я была мала и могла бы забыть те годы, но как я их помню! Помню, как голодали, как я больная лежала в одиночестве, ведь маме нельзя было пропустить работу, как она подарила мне на день рождения буханку хлеба и разрешила ее всю съесть, как мы с ней бежали к репродуктору, чтобы услышать сводки с фронтов... И помню потрясающую сплоченность, взаимовыручку людей. Это тоже помогало выжить!
Столько смертей, столько оборвавшихся до срока жизней... Кроме тех наших родственников, что лежат под обелиском на станции Некоуз, на фронте погибли два маминых брата...
Но, по счастью, жива еще моя мама! В этом году ей исполнится 90 лет. Видимо, Господь выбрал нас и отпустил нам прожить за всех наших близких, погибших в той страшной, жестокой войне.
Письма (22.01.2003)