НЕ ЗНАЮ, как в иных местах, а у нас в губернии так: что умный правитель, что дурак, что свирепый, что добрый, а амбары все пусты. Разница лишь в том, что, когда после дурака является умник, все начинают думать: теперь-то калачи сами в печь и поскачут. Когда же калачи в печь скакать не хотят, снова ждут свирепого. Но придет свирепый, губернскую управу для острастки спалит и на сеновал. Поди его разбуди...
ПОНЯТНО, что при такой череде явлений округа совсем обнищала. Кто побойчей, наскреб на дорогу суверенитета и в бега. Только ленивый и не ушел. Им-то и досталось! В первую же зиму мыши-полевки проели стратегический запас и частью перемерли, частью пошли на "Вискас" для городских котов. Зайцы-правозащитники - уж куда неприхотливый народец, да и те стали бить в барабан и просить помощи за границей. Одни лисицы не внакладе. Счастье, что пушистый хвост. Подались в город, на панель. Да еще посылки знакомым тушканчикам шлют. Дольше всех терпели медведи-шестидесятники - одни из-за гордыни, у других же медок в запасе был. Но и те в конце концов впали в такое уныние, что моль в загривке завелась.
Вот тут-то и объявился в округе Серый Волк. Всю зиму, пользуясь падежом зверья и непогодой, заготовлял он солонину. Заметет хлев под самую крышу, так что мужику и не подойти, а он тут как тут: пророет ход с заднего двора и ну резать овец. А тут еще и холода. Надо бы печь топить, да Волк из отощавших собак частное охранное предприятие сбил и в лес по дрова никого не пускает. Хотели звери по русскому обычаю взяться за вилы да топоры и даже достали из-под печи спрятанные партбилеты. Но Волк их и тут перехитрил.
Стал он мужикам дрова из общинного леса за ваучеры продавать. А те и рады. Сегодня тепло, а завтра, глядишь, и лето наступит. Веселились до Троицы, потом до Петрова дня. К Покрову проснулись картошку копать, а у них ни леса, ни мельницы, ни телег. Остались одни хомуты со слоганом "Надевай или проиграешь". Ну, народец, понятно, в затылке почесал и за самогон. Благо что далеко ходить не надо.
Радоваться бы Серому: все теперь при нем - и леса, и усадьба по Рублевскому тракту, и даже губернаторская медаль с надписью "Да не отсохнет рука берущего". А Волк затосковал. Ничто его не радует: ни сладкоголосые соловьи, ни наемные кукушки, ни сторожевые псы из 9-го урочища.
Захотелось Волку народной любви. Чтобы по вечерам, как выходит он из клуба на ул. Косыгина, кричали ему звери "виват" и чтобы его портрет висел рядом с портретом Молодого Льва. Ну, привезли из окрестных деревень уцелевших баранов да козлов, учинили партию "Жующие вместе". Но те, вместо того чтобы у Волка подворье мести, пошли с песнями на кухню к Молодому Льву. Там, может, и не так сладко, но и с голоду подохнуть не дадут. Ну что Серому делать?
По счастью, жил при дворе у Волка ученый Енот-полоскун, служивший ранее в Администрации у Старого Льва. Из татар. Он-то и дал умный совет. Надо, говорит, меценатствовать, как в Европе: прежде чем песен просить, отсыпать отощавшим артистам овса.
Так и поступили. Нагнали из леса зайцев-правозащитников (их за лихолетье ужас как много расплодилось), выкатили бочки с капустой. Гуляй, косые! Зайцы капусту съели, а играть на барабане не хотят. Пробовал Волк и ослиные гулянья устраивать с раздачей дарового сена, и новую арку "Триумф" соорудил, и даже заказал Виртуозу тему "радости", но все не впрок: народец-то у нас, известно, - неблагодарный.
Потерял Серый сон, стал выть по ночам. Да так жалобно, что и за границей прослезились. Стали ко Льву ходоков слать и нашептывать: "Великое дело еще не знамо чем обернется, не пришлось бы..." А тут еще и Старый Лев с печи словечко замолвил: "Пощади, - говорит, - и равноприблизь к сердцу". Ну, Молодой и сжалился: пусть, мол, придет, но только с поджатым хвостом, как в "Книге джунглей" у Киплинга.
И все бы сладилось, как в былые, благословенные времена, да забыл Серый известное еще и по римской истории: не ходи к императору в золотом плаще и не выказывай гордыни. А Волк мало того что вырядился в перья и парчу, да еще и народ на площадь перед Дворцом согнал, чтобы все слышали, как он будет с Молодым Львом рядиться.
...Что уж там между ними стряслось, о том можно только гадать. Будто вначале попросили сосудов и вина, но спустя некоторое время сделались крики и шум; потом все утихло. А еще через минуту отворилась дверь.
- Все ли еще на площади народ? - спросил Молодой Лев, умывая лапы.
- Да, народ на площади, - подтвердил начальник стражи.
- Тогда дайте мне серебряный поднос из Оружейной палаты и откройте большую балконную дверь. Я выйду к народу.
Так и сделали.
Молодой Лев вышел на балкон и тихо, но так, что слышно было в самых глухих урочищах, сказал:
- Теперь вашим Меценатом буду я.
И высоко поднял над головой серебряный поднос с головой Волка.
Народ, вестимо, безмолвствовал.
Таких не берут в вышибалы