ОН один из немногих людей в стране, а на нашем телевидении, может быть, даже единственный, на ком безупречно сидит визитка. Уйдя с должности генерального продюсера НТВ, только выиграл: его последнюю работу - документальный фильм "Живой Пушкин" - уже сегодня называют главным претендентом на "ТЭФИ" будущего года. А с другой стороны, некоторые депутаты Госдумы потребовали привлечь автора к ответственности за очернение образа поэта. Есть на что разозлиться: Парфенов рассказал про пушкинскую дуэль почти так же, как это сделал бы Тарантино. В результате сериал стал едва ли не единственной телепередачей о Пушкине, которую можно было смотреть.
- Сколько времени ушло на подготовку фильма "Живой Пушкин"?
- Три месяца и четырнадцать командировок.
- Это правда, что вас и вашу группу при съемках фильма о Пушкине в Африке туземцы ограбили?
- Правда. Ночью в саванне машину остановили люди с "калашниками" и обчистили.
- До нитки?
- Ага, называется, голым в Африку пустили - я остался в шортах и футболке. И понял, как хрупка современная цивилизация: только что я был хозяином положения - кредитные карточки, билет в бизнес-класс, забронированные номера в "Шератоне", нанятая машина, черный нурек, который таскает багаж (как это - белый человек несет багаж?). И через пять минут у тебя ничего нет. Пришлось все заново покупать, все документы восстанавливать. Только очки я решил больше не заводить. Давно хотел сделать операцию, и если сейчас куплю новые очки, то снова привыкну. А так я сейчас мучаюсь, вижу плохо, зато все время помню про операцию.
- Машины не тормозили, люди пальцем не показывали, когда вы, изображая из себя Пушкина, шли по Невскому проспекту: в визитке, нафабренный, импозантный человек, который что-то там говорит?
- Ну, конечно, показывали. И, разумеется, гораздо лучше, когда этого нет, поскольку краем глаза ты все это замечаешь. Ну так что, топнуть ножкой и сказать: "Уйди, русский народ, ты мне мешаешь"?
- Все привыкли к искрящейся улыбке на вашем лице. Но когда вы рассказывали о смерти Пушкина, у вас было такое перекошенное лицо, что показалось, будто вы переигрываете.
- Когда тема предполагает минор, я могу, конечно, что-то и сыграть. Но не настолько. Тут скорее эманация места. Музей-квартиру Пушкина на Мойке для нас ведь не закрывали специально, мы снимали, когда все посетители уходили. Стоишь в этом кабинете, у этого багрового, цвета запекшейся крови дивана, ночь, полумрак, освещение - лишь несильный луч от телекамеры. И ты не просто рассказываешь об этой смерти, будто стоял одним из двенадцати присутствовавших при кончине Пушкина. Ты физически ощущаешь эту атмосферу. Я сам увидел только на экране, какие у меня белые губы, - просто отлила кровь от лица. А потом съемочная бригада ушла. Я пошел переодеться, а возвращаться надо было через эту комнату - но я уже один! Один, ночью, в этом месте. Я проскочил как можно быстрее и с одной мыслью: "Только бы не посмотреть в тот угол!"
- Вы с самого начала знали, что поедете на лошади, спуститесь по Нилу среди бегемотов?
- Нужно было сделать телепушкиниану по-энтэвэшному. Мы не можем показывать свечку, дрожащую на ветру, листву берез, сквозь которую просвечивает небо, неохватные дали. Мы должны быть информативны.
Кто хочет академичности, может сам все прочитать и узнать. Мы делаем свои передачи, чтобы было интересно и подросткам. Телевидение не может быть немодным. Нужны "камешки в сегодняшний огород", требуется сегодняшняя интонация. И скорость сегодняшняя: нельзя в наше время делать паузы для придыханий, показывать долгие, полные невысказанной тоски экранные планы - у людей закипает чайник на кухне, надо сходить пописать, в Интернет залезть, у видика лежит две кассеты с фильмами, их надо уже завтра отдавать, наконец, еще десять каналов, которые можно попереключать! Придыхания и туманные дали возможны, но, извините, за госбюджет, а на коммерческой кнопке - нет.
- Но зачем же нужно было косточками черешни плеваться, рассказывая о дуэли?
- Примерять на себя манеры Пушкина и героя повести "Выстрел" - наверное, дерзость. Но я бы хотел напомнить, что в силу определенных обстоятельств у нас не было возможности взять интервью у главного героя и что-то пришлось брать на себя. И я же не сразу оборзел, я по капле выдавливал из себя застенчивого...
- Вы - застенчивый?!
- Понимаете, ведущий рискует и в самый первый раз, появившись на экране и говоря: "Добрый вечер". Зритель может его не принять - кто ты такой, чтобы всей стране говорить "Добрый вечер"? Ты, может, наоборот, весь вечер людям испортил! И потом, когда ты пытаешься идти дальше, меняться, нет гарантии, что это будет принято, что не подумают: а не больно ли много он на себя берет? Я ведь не могу, как Жириновский на митинге в Белгородской области, рявкнуть с экрана: "Всем стоять! Молчать! Меня слушать! Я счас про Пушкина рассказывать буду!" В нашей изначально нескромной профессии это страшная проблема: а вдруг при твоей попытке дерзнуть окажется, что "на рубль амбиций, на грош амуниций"?
- Что вы делаете сегодня?
- Восемь серий, с 92-го до 99-го года, "Намедни". Выйдут в ноябре - декабре, под 2000 год. Мне об этом первым сказал Женя Киселев, что все это уже история. Я подумал: да ну, не может быть. Мы составили список феноменальностей, и вижу: тамагочи, фальшивые авизо, экспорт и реэкспорт цветных металлов, Клинтон появился, заиграл на саксофоне, расстрел "Белого дома", теннис - как царский вид спорта, Черномырдин появился - да, действительно уже история. Просто очень быстро все идет, год за пять. Резко рванули в капитализм, потом с 17 августа стремительно прожили эпоху великой депрессии. И сейчас опять входим в эпоху новых тектонических политических сотрясений. Все это с какой-то дикой скоростью.
- А сами вы не устаете с такой скоростью жить?
- Я после съемок компьютерной графики для "Намедни", где меня "врисовывали" в кадры кинохроники, уже ничего усталостью не считаю. Устаешь ведь от монотонности. Для ролика с Фиделем Кастро 64 раза прикуривал сигару. Я некурящий вообще! Я был на месте Брежнева, нужно было подняться, правильно повернуться, правильное количество времени задержаться, точно перекрывая Брежнева, успеть пыхнуть. Я после этого смог только снять костюм и прямо в студии лег затылком на холодный бетон, и все.
- Не хотелось все бросить?
- И что я потом буду делать? Я ж ничего не умею, кроме этого. У меня узкая специализация - писание вкадровых и закадровых текстов на неполитические темы, мне ж никуда больше не трудоустроиться, только здесь.
- Вы представляете себя в другой телекомпании?
- Нет. НТВ сейчас давали "ТЭФИ" как телевидению двадцать первого века. Где же еще работать? Еще полтора года - и на другом месте останешься в прошлом веке.
Телекомпания, наверное, должна быть, как правило, частной и работающей, с одной стороны, на прибыль. А с другой - в нашем деле, сверхпубличном, репутация - это тоже прибыль. Потому что невозможно, дискредитировав себя, ждать, что принесут рекламу. Скажут: "Эти жлобы захватили кнопку на телевизоре, чтобы наживать чистоган, преследовать свои корыстные интересы и разрушать общественную нравственность". Кому нужна телекомпания с таким реноме?
Михаил Жванецкий: "Наша демократия - это светофор, где горят три огня сразу"