О наболевшем. СИРОТСКИЕ СЛЕЗЫ
Я ВЫПУСКНИК московской спецшколы-интерната N 98 для умственно отсталых детей. В этой школе я, как и многие мои однокашники, оказался в связи с тем, что из дошкольного детского дома меня некуда было девать. Это обычный путь сироты- подкидыша. Став взрослым, я прошел ряд независимых медико-психологических комиссий, и они не подтвердили у меня диагноза умственной отсталости.
В школе я часто выступал против позиции руководителей интерната, за что был упрятан в психбольницу. Это обычный способ наказания в нашей школе. Я хорошо помню уколы, от которых терял сознание, постоянную бессонницу, потерю аппетита, боли в суставах.
Руководство интерната наказывало не только меня. Но не все, как я, смогли все это выдержать. Саша Егорушкин, 8 лет, был зверски избит воспитателем А. Щербининым и скончался в больнице. Многих отправили в тюрьму. Других моих товарищей избивали в кровь. Неоднократно грозили убить меня, угрозы идут до сих пор. И все это - на фоне откровенного пьянства работников интерната, каждодневного издевательства над ребятами, разворовывания имущества.
Все, о чем я сейчас пишу, не является ни для кого секретом: об этом и многих других, не менее вопиющих фактах писали в различные инстанции. На основании этих писем было возбуждено несколько уголовных дел. Ситуацию в интернате изучали комиссии из московского департамента образования и Минобразования. Но все они уходят от объективного разбирательства, а меня пытаются успокоить обещаниями или полумерами. Мне, вчерашнему воспитаннику интерната, горько видеть, как взрослые тети и дяди, получающие зарплату за защиту прав сирот, защищают тех, кто буквально истязает этих сирот. Странную позицию во всей этой истории занимает и прокуратура, которая по совершенно конкретным делам, так и не дает заключения.
В последнее время под напором наших писем департамент был вынужден принять решение о снятии С. С. Тасич с поста директора интерната, кажется, за не вовремя поставленные парты. Но и она, и ее соратники по "воспитательному фронту" спокойно продолжают работать. А С. С. Тасич, занимая другую должность, фактически продолжает руководить интернатом.
Что делать? Как избавить моих младших товарищей от того ужаса, в котором они вынуждены постоянно находиться? Я не знаю. Но точно знаю, что так не должно, не может быть.
С. Смоля.
Крик души. ПИСЬМО ВОРУ
ТЫ ЗНАЕШЬ, кто я, знаешь, как выгляжу, знаешь, что у меня трое детей, знаешь, где я живу, знаешь, что у нас в семье глухой ребенок. Знаешь потому, что 15 октября прошлого года при посадке в Санкт-Петербурге на поезд N 185 у вагона ты ограбил меня, вытащил кошелек из сумки, где были последние деньги, паспорт, все справки и фотография нашего больного ребенка. Но ты не знаешь, что беда нас заставляет мотаться по поездам уже одиннадцатый год. Наша Машенька в 3,5 года оглохла от осложнения после свинки, на первый взгляд безобидной болезни. Ты знаешь также, что она учится в школе слабослышащих (справка об этом и все бумаги на инвалидность были в кошельке).
Говорят: "Вор последнее не берет". Враки! Взял! Я не знаю, что тебя толкает на это? Нищета? Болезнь? Но если тебе трудно работать и трудно жить, мыто чем виноваты, ведь ты воруешь последнее у таких же нищих. Но ты не знаешь главного - что есть люди хорошие! В поезде купили нам белье на троих, чтобы спать можно было, женщины подходили утешали, девчонкам моим 15 тысяч собрали. В мае, когда везла Машеньку на летние каникулы домой, ехал в этом же поезде мужчина до Петрозаводска. Он всю дорогу смотрел на Машу, разговорил ее, купил ей мороженое, дорогое. А когда она уснула (мы дома это только обнаружили), подложил ей в книжку, которую она читала, 500 руб. (весной это еще большие деньги были). Вот дома, обнаружив эти деньги, я заплакала. Он так сумел преподнести это, что, честное слово, хочется верить - честных людей больше, чем плохих, добрых и отзывчивых больше, чем злых и завистливых.
Знаешь, в первые минуты прокляла тебя, а потом долго думала и решила: "Пусть Бог рассудит!" Я не верю тому, что, прочитав мое письмо, ты больше не украдешь или осознаешь, но думаю, что, держа в руках чужие деньги, ты вспомнишь фотографию глухого ребенка и мать троих детей (мое фото на паспорте). И если есть у тебя жалость к таким, как мы, - верни паспорт, фотографию, справки, ну а возвращать ли деньги - пусть тебе совесть подскажет. А дочь придется везти за полную цену - справки ты забрал. Адрес ты знаешь.
А. Шаньгина, Карелия.
Личное. ПРОСТИ И ОТЗОВИСЬ...
ШЛА война. Был конец 1943-го и начало 1944 года. В Гомельской области базировался отдельный резервный офицерский батальон связи. Я была совсем молодой, когда встретила капитана - доброго, честного, порядочного человека. Мы полюбили друг друга, но его скоро послали на фронт. После освобождения я закончила учебу и уехала в Брест. Переписывались три года, потом он решил демобилизоваться и попросил разрешения приехать. Я на письмо ответила, но в гости не пригласила, так как, кроме 500-граммовой хлебной карточки и рваных туфель, у меня ничего не было. Мне было стыдно. Это была моя ошибка, за которую я расплачиваюсь всю жизнь. Замуж так и не вышла, хотя поклонники были, но одних я старалась не замечать, а более назойливых отталкивала.
Ах, Миша, Миша! Как мне хочется хоть на 5 минут встретиться с тобой, стать перед тобой на колени и просить прощения за ошибки молодости. Я 50 лет жду тебя. Ложусь спать и встаю с мыслями о тебе, молю Бога увидеть тебя во сне.
Д. Р., Брест.
Исповедь маньяка