НЕДАВНО на одной из центральных улиц Хельсинки, Александеринкату, я неожиданно услышала: "Пусть бегут неуклюже пешеходы по лужам..." Вслед за этим "импортный" баянист заиграл "Я был когда-то странной игрушкой безымянной..." Финны не спеша проходили мимо, их явно не трогали перипетии чебурашкиной судьбы - неродной он им. "Равнодушный они к музыке народ", - печально признался мне музыкант. А потом битый час рассказывал, как трудно здесь зарабатывать деньги. "Никогда не думал, что до этого опущусь, стану на улице играть..."
Уличные музыканты - явление не только российское. Но здесь, у нас, их, пожалуй, самое большое количество. Почему?
"СИРОТКА МАНЯ СПОЕТ ВАМ ПЕСНЮ..."
ПРИ СОВЕТСКОЙ власти массовому пришествию уличных музыкантов российские города подверглись сразу после революции и в первые годы гражданской воины. Эти социальные катаклизмы выгнали на "панель" и детей, потерявших родителей, и бывших крестьян, оторванных от привычного труда, и солдат, ставших калеками в боевых сражениях с "беляками". Репертуар их разнообразием не отличался - исполнялись в основном "жалостливые" многокуплетные песни про "сиротку Маню" и ее несложившуюся судьбу и тому подобных персонажей. Имели успех, сулили доход и "каторжные" песни, дожившие, кстати, до сегодняшних дней и ставшие классикой: "По диким степям Забайкалья, где золото роют в горах, бродяга, судьбу проклиная, тащился с сумой на плечах..."
Многолетний перерыв в уличном песенном творчестве с успехом организовали органы ОГПУ - НКВД. Окрепнувшей советской власти, проводившей в жизнь невиданные по размахам индустриализацию и коллективизацию, не нужны были страдающие, протяжные интонации любого из членов общества. Призыв "Железной рукой загоним человечество к счастью!" осуществлялся буквально: они исчезли как класс.
После окончания Великой Отечественной войны опять на улицах городов, в поездах ближнего и дальнего следования зазвучали "Мани-сиротки", "бродяга, судьбу проклиная" и наряду с ними песни новые, привезенные с фронтов. "Обновился" и сам "корпус уличных музыкантов": теперь подавляющее их большинство составляли искалеченные на войне солдаты...
"ВАМ ХОЧЕТСЯ ПЕСЕН - ИХ ЕСТЬ У МЕНЯ..."
НИ В ХРУЩЕВСКИЕ, ни в брежневские времена невозможно было представить себе в подземном переходе поющего или играющего человека с флейтой или со скрипкой в руках. Попробуй, запой прилюдно, пособирай деньги в шапку, сразу "загремишь" по какой-нибудь идеологической статье: не может у нас быть нищих уличных музыкантов - это "их нравы", капиталистические...
Но, как говорится, прошло и это. И вновь общественные катаклизмы, которые периодически так любят почему-то навещать именно Россию, вывели на улицу музыканта, зарабатывающего деньги своим ремеслом.
Сначала они появились на московском Арбате. Публику принялись развлекать отчаянного вида мужички с гармошками - политические и матерные частушки в их исполнении пользовались большой популярностью в начале 90-х годов, когда было, "все разрешено, что не запрещено". Репертуар их был рассчитан не на тонкое музыкальное ухо, а на эпатаж проходящих мимо людей. "Перестройка - мать родная, Горбачев - отец родной, на хрена семья такая - лучше буду сиротой!" В те годы любой такой "частушечник" казался чуть ли не трибуном, бичующим недостатки, вскрывающим "язвы общества"... Одним словом - гласность...
"Частушечники" продержались недолго. Надоело публике слушать про одно и то же. Кто это понял, сразу же сменил репертуар. Кстати, его выбор - чуть ли не половина успеха в работе уличного музыканта.
- Я играю сейчас только песни советских композиторов, старые, полузабытые, - признался мне аккордеонист Иван Семенович. - Стою вот тут, на "Проспекте Мира", исполняю мелодии из фильма "Весна на Заречной улице", песню Матвея из "Дело было в Пенькове" - люди лицами светлеют, ведь надоела же всем эта современная громкая, рычащая музыка. Она не трогает за душу, а только раздражает. А раздражения в нашей жизни сейчас и без этого хватает...
"НЕ БУДЬ КО МНЕ ЖЕСТОКО, ПРЕКРАСНОЕ ДАЛЕКО..."
СЕЙЧАС на улицах работают в основном профессионалы высокого класса. Виной этому безработица и ничтожные заработки в сфере культуры, где они имели честь трудиться до этого. Музыканты из оркестров, которые расформировали; преподаватели музыкальных школ, которые закрылись; студенты музыкальных училищ, которым платят чисто символическую стипендию или не платят ее вовсе.
...Я узнала его сразу же, хотя не виделись мы много лет. А познакомились в детстве - в моем, конечно: Геннадий Осипович на протяжении нескольких лет был у нас в пионерском лагере баянистом. Потом, когда минуло мое пионерское детство, я ездила в этот же лагерь под Звенигородом вожатой. Позже, когда подросли мои сыновья, они ездили летом туда же.
Музыкант от Бога, он никогда не забивал ребятам головы задорными пионерскими песнями. Зато при свете костра, среди ночного леса, исполнял на своем баяне фуги Баха, "Аве Марию" Шуберта, "Венгерские танцы" Брамса, "Чардаш" Монти. А если и разучивал он с пионерами современные песни, то только самые, на его взгляд, мелодичные.
В этом тусклом подземном переходе вокруг Геннадия Осиповича собралась небольшая толпа, а он стоял в костюме, белой рубашке и галстуке, как на сцене. Потом мы поднялись с ним наверх, сидели в солнечном осеннем сквере и разговаривали:
- Я уже два года так работаю, свою любимую классику играю, но не только. Знаешь, когда в первый раз вышел, жутко стыдно было. Минут десять постоял, поиграл, как-то народ активно деньги подавать начал, смотрю - уже двадцать тысяч заработал. Тут-то меня милиционер и забрал в отделение: оштрафовал и стал запугивать, стыдить, угрожать, что посадит, дескать, игра на улице - это один из видов попрошайничества. Сказал, что сам Лужков всю эту музыку на улицах Москвы запретил. Это я потом узнал, что такого закона в природе нет. У меня ведь тогда моя музыкальная школа закрылась - до лета еще было далеко, чтоб в пионерлагерь податься, вот и решил в подземных переходах попробовать играть.
Ничего, сейчас уже 100 - 200 тысяч могу заработать, но это если стоять целый день. Но я играю только часа два, потом на мое место скрипачи и гитаристы приходят, да еще, бывает, оркестр из шести человек. Нет, мы не особо спорим, стараемся мирно очередность устанавливать, все-таки место людное, хлебное. Тут психологом в смысле репертуара надо быть. Я если вижу, что немцы идут - тут же "Розу Мунду" начинаю играть, а если латиносы какие - "Бесаме мучо". А с милиционерами научился договариваться, это смотря кто дежурит: дашь ему тысяч 40-50 - такса за место, он в отделение не тащит, не мешает работать. Рэкет? Нет, сталкиваться впрямую не приходилось. Подходили несколько раз двое, на крутых похожие, лениво так интересовались:
"Доллары есть?" Откуда! Редко подают. Сейчас ведь народ стал поприжимистей, дают все больше мелкие купюры - 100 рублей, 200, 500. Редко когда кто 5 тысяч даст. Ко мне тут подошел один, пожилой, и вид у него, ну, знаешь, как будто он в "законе". Говорит, сыграй "Таганку". Я исполнил. Он растрогался: "Если, - говорит, - тебя кто обидит, скажи мне, я их тут всех урою..." Но больше я его не видел. У тебя-то с работой как, нормально? Ну, счастливо, пошел я...
Он легко подхватил футляр с баяном и стал спускаться в свой подземный переход. А мне вспомнилось, как давным-давно в пионерлагере он репетировал со мной новую тогда песню: "Нет, голубушка, - говорил он, - будь добра, вытяни эту высокую ноту. Ведь слова-то какие, послушай: "Не будь ко мне жестоко, прекрасное далеко, прекрасное далеко, жестоко не будь. От чистого истока в прекрасное далеко, в прекрасное далеко я начинаю путь..."
Евгений Крылатов. На качелях судьбы