Комментатор Московского радио Владимир ПОЗНЕР в течение 25 лет работает в международной журналистике, специализируясь на советско-американских отношениях. Выбору профессии во многом способствовал тот факт, что часть детских и юношеских лет он прожил в Нью-Йорке, где его отец, советский гражданин, работал в одной из кинокомпаний. Его выступления по телевидению США, передаваемые из Москвы, сделали В. Познера популярной фигурой у американской аудитории.
В июне этого года В. Познер впервые после долгого перерыва посетил США. Публикуем с небольшими сокращениями текст интервью, данного им американской газете "Пиплз дейли уорлд".
КОРР. Вы не были в США 38 лет. Каковы ваши впечатления от сегодняшнего Нью-Йорка?
В. П. Первый момент после прибытия был очень волнующим, наполненным сильными впечатлениями, ведь я возвращался в страну своего детства. Но после первого дня пребывания стал отмечать происшедшие перемены, среди которых были и важные и не очень. К последним, например, относится одностороннее движение на всех авеню, тогда как раньше оно было двусторонним. Раньше на улицах почти не было велосипедистов или совершающих пробежки людей, сейчас, их, кажется, множество. И в то же время было меньше тучных фигур, как ни парадоксально.
Мне кажется, что в годы моего детства богатство было значительно менее бросающимся в глаза - равно как и бедность. Когда сейчас, во время этой поездки, я прогуливался в районе нижних улиц Ист-Сайда, я был потрясен тем, что там увидел. Этот район никогда не считался особенно шикарным, но ныне это совершенно иной, отличный от остального Нью-Йорка город, другой мир, и на людей, его населяющих, не распространяются провозглашаемые стандарты и идеалы американского образа жизни.
Я неплохо знаком с проблемой межрасовых отношений в США, поскольку в частной школе, где я учился в детстве, были темнокожие ученики, и в этом отношении это была едва ли не единственная частная школа в Нью-Йорке: ее владельцы были прогрессивно настроенными людьми. Помню, как-то я поехал на автобусе к родственникам, живущим в штате Вирджиния. В начале поездки белые и чернокожие американцы сидели вместе, но как только мы пересекли границу штата, все белые пассажиры оказались на передних сиденьях, а черные - позади. Поскольку я имел, как считал, весьма прогрессивные убеждения, я несколько раз пытался пересесть назад, и всякий раз это вызывало недовольство как белых, так и негров, которые испытывали явное стеснение от такого соседства.
Возможно, в этом отношении за прошедшие годы произошел какой-то сдвиг, но скажу со всей определенностью, что американское общество остается расистским. При всех попытках решить расовые проблемы, предпринятых в 60-е годы, в целом темнокожие американцы остаются гражданами второго сорта. Им по-прежнему достается малопрестижная, унизительная и низкооплачиваемая работа, они учатся в худших школах и т. п.
КОРР. Вместе с американцем Филом Донахью вы принимаете участие в подготовке телепрограммы, в которой общаются между собой группы граждан наших двух стран. Расскажите об этой работе.
В. П. Одна из целей моей поездки в США - подбор аудитории для телемоста Бостон - Ленинград. Совместно с американскими организаторами мы выбрали участниц передачи в Бостоне, в то время как в Ленинграде американцы приглашали на нее советских женщин.
До того как Фил Донахью стал принимать участие в качестве ведущего с американской стороны, эти Передачи не показывались по коммерческим каналам американского телевидения. У нас же они демонстрировались по первой общенациональной программе почти всегда в наиболее удобное время. Их видела вся страна. В США же они передавались по местным телесетям и доныне только станциями телекомпании Пи-би-эс.
Цель этих передач очевидна: предоставить нескольким сотням американских и советских граждан возможность обсудить то, что они хотят обсудить. Но еще более важно, чтобы эту дискуссию наблюдали многие другие сограждане, - у нас, я повторяю, такую возможность имеют все. Определяющим для этих передач, я думаю, является то, что участие в них способствует исчезновению предрассудков, предвзятости и страхов между нашими народами, поскольку устанавливаются непосредственные межличностные контакты, реализуется потенциал человеческого фактора, страны перестают быть для аудитории безликими, обесчеловеченными.
КОРР. Как вы реагируете на обвинения Запада в том, что советские журналисты являются выразителями интересов, рупорами своего правительства?
В. П. Эти обвинения - лишь часть определенной позиции по отношению к Советскому Союзу. Они, кроме того, явно упрощают проблему с целью отвергнуть то, о чем в действительности не хочется подумать серьезно. Критика, которая составляет весьма значительную часть материалов советской прессы, радио и телевидения, направлена на все негативное, происходящее в стране.
Отчасти такие утверждения - это также -психологически закономерный процесс - смотреть на мир со своей колокольни.
По сути дела, между журналистикой в СССР и США существуют очень серьезные различия. Одно из них состоит в различном понимании роли и ответственности журналиста, влияющего на формирование образа мышления людей, и в признании самого факта такого влияния. Американские журналисты признавать этого не любят. Они считают, что они не убеждают людей, а просто рассказывают, информируют. Советские же журналисты видят свою профессиональную цель в том, чтобы помочь людям понять суть Явлений и в конечном счете изменить людей в лучшую сторону. В этом, я думаю, главное отличие.
КОРР. Существует ли цензура в Советском Союзе?
В. П. Я бы предпочел употребить слово "контроль". И сказал бы, что нигде в мире не существует такой вещи, как неконтролируемые средства массовой информации. Каждая газета или телекомпания имеет определенную направленность и устанавливает соответствующие ограничения на подачу информации. Вопрос следует рассматривать отдельно в каждом случае: каковы действительные причины ограничений, почему это происходит?
Мой американский приятель в течение месяца жил среди повстанцев в Сальвадоре и сделал видеофильм об их борьбе. Он не показывался по американскому телевидению, ни одна из телекомпаний не приобрела его. Вот вам пример контроля, цензуры.
В Советском Союзе правила не более жесткие, чем где бы то ни было. Существуют установленные ограничения, за которые вы не можете заходить. В СССР, например, порнографии нет места на экране или газетной полосе.
КОРР. Каковы другие ограничения?
В. П. Освещение событий должно быть ясным и определенным. Совсем иной подход по сравнению с западным, например, в отношении авиакатастроф или аварий. Главным в сообщениях об этом является не констатация факта, а выяснение, почему это произошло.
КОРР. Каково ваше мнение по поводу освещения советской прессой аварии в Чернобыле?
В. П. Примерно через две недели после аварии поток информации о происшедшем стал непрерывно возрастать, и она была чрезвычайно подробной. Я бы не стал отрицать, однако, что вначале мы запоздали с сообщением о случившемся и в первые дни после аварии информации было несколько недостаточно. Тут же отмечу, что это в какой-то степени объясняется и традиционным характером советской журналистики, суть которого в том, что, прежде чем начать говорить что-либо народу, нужно располагать точными фактами.
Не преследуя цели выступать в роли критика американских средств массовой информации, все же скажу, что в силу присущего им духа конкуренции, желания первыми заполучить информацию и продать ее, известного элемента сенсационности в подаче материалов журналисты в США в меньшей мере проявляют внимание к полноте и точности собираемой информации. Я имею в виду не только образчик вздора о 15 и даже 30 тыс. погребенных в братских могилах в Чернобыле - это пример типично безответственного и тенденциозного отношения к информации.
В Советском Союзе, если журналист опубликует или выпустит в эфир сообщение, которое не соответствует действительности, его ожидают большие неприятности. Он может даже потерять работу, именно из-за проявленной безответственности.
КОРР. Средства массовой информации в США в основной своей массе имеют антисоветскую направленность. Но американские журналисты, кажется, вступают в беседу с вами весьма охотно. Чем вы объясните это?
В. П. Я думаю, что прессе, радио и телевидению в США навязывается антисоветская заданность. Это одна из особенностей Америки. Мне не раз приходилось убеждаться в этом. Американские корреспонденты в Москве знают очень хорошо, какой материал пройдет на телевидении и какая статья будет напечатана, а какая - нет.
Я ощущаю в личных контактах некоторое замешательство со стороны многих журналистов, поскольку они затрудняются определить, как ко мне следует относиться. Я не соответствую их стереотипу русского, говорящего по-английски с сильным акцентом и, возможно, не могущего выразить все, что он хотел бы сказать. Затем, личные контакты имеют большое значение. И все-таки некоторые американцы демонстрировали непримиримость. Часто и энергично нападала на меня здешняя пресса.
КОРР. Телекомпания Эй-би-си подверглась суровым нападкам со стороны администрации Рейгана, после того как в феврале этого года она предоставила вам 7 минут для выступления с комментарием по поводу речи президента о военном бюджете. Как вы это восприняли?
В. П. Не всем известно, что в действительности произошло с этим интервью. Ход XXVII съезда КПСС освещала большая группа ведущих журналистов Эй-би-си, в том числе входящих в руководство телекомпании. Стало известно, что 26 февраля президент Рейган выступит с речью о военном бюджете, и представители Эй-би-си спросили у меня, не захочу ли я выразить советскую точку зрения по этому вопросу. Я с удовольствием согласился. Предполагалось, что журналист Питер Дженнингс примет участие в беседе, оспаривая мои утверждения и выдвигая контрдоводы.
Когда я пришел на студию, то оказалось, что П. Дженнингс заболел и не сможет участвовать в дискуссии. Другой журналист, который должен был его заменить, попросту проспал. Об этих обстоятельствах американским телезрителям или журналистам не сообщалось. Так что я был совершенно один в студии, и мне сообщили, что я смогу говорить 3-4 минуты. Это больше, чем мне обычно дают.
Когда подошло время, американский ведущий Дэвид Бринкли начал задавать вопросы. Я отвечал, он спрашивал вновь, прошли 3 минуты, но интервью продолжалось. Через 7 с половиной минут меня поблагодарили, и мы попрощались.
Следующий день у меня был выходной (все-таки я работал всю ночь и как член профсоюза соблюдаю трудовое законодательство). Через день на дипломатическом приеме по случаю отъезда одного из западных послов я встретил посла США, с которым у меня были неплохие отношения, и был удивлен его холодным приветствием и сдержанностью. А когда пришел на работу, все стали спрашивать, знаю ли я, что произошло, как реагировал на передачу президент Рейган, как меня назвали "вероломным маленьким евреем".
Говоря откровенно, реакция Белого дома на эту случайную передачу, на мой взгляд, очень показательна. Скандальный окрик означал, что мое выступление задело администрацию за живое. Значит, мне удалось показать, что сказанное президентом о Советском Союзе было, мягко говоря, не точно. Но когда я говорил об этом, то старался быть корректным и доброжелательным.
КОРР. Недавно вы участвовали по каналам связи в программе Эй-би-си "Точка зрения", и вам явно не дали возможности свободно высказаться. Что вы думаете об этом?
В. П. Ведущий программы Т. Коппел, по моему мнению, профессионал высочайшей квалификации. Ему пришлось выдержать шквал атак за приглашение меня для выступления. Когда Коппел назвал меня коллегой, другой участник передачи бурно выразил свое возмущение этим. Тед Коппел дал мне возможность сказать несколько слов. Один из участников из правой журналистской организации назвал меня лжецом, я попросил оспорить мои утверждения, но этого не пожелали сделать. Тут вмешался и попросил обвиняющего повторить мою "чудовищную ложь". Тот не сумел ее вспомнить. Я высоко оцениваю этот поступок Коппела и выражаю ему мою признательность.
КОРР. Какие стороны вашей журналистской практики доставляли вам наибольшее удовлетворение и какой опыт оказался наиболее печальным?
В. П. Пожалуй, наибольшее удовлетворение я испытываю от участия в космических телемостах. Это огромная ответственность - от сознания необходимости донести свои мысли до сотен миллионов людей.
На вторую часть вопроса я затрудняюсь ответить. Наиболее тяжелая ситуация для меня как журналиста - когда не могу достучаться до людей, когда по разным причинам они просто не слышат меня. Это бывает не часто, но случается. И это вызывает наибольшую неудовлетворенность, наибольшие страдания.
Какой-то частью души я американец. Это дает уникальную возможность обращаться и к советскому народу, к которому я принадлежу, и говорить с американским, служить проводником между ними и пытаться облегчить их взаимопонимание. Я всегда чувствовал, что понимание - ключ к преодолению страха и всего того, что основано на страхе: предвзятости, предрассудков, ненависти.
Я также счастлив, что работаю журналистом, поскольку, по моему мнению, ничто не может в большей степени, чем пресса, радио и телевидение, способствовать возникновению доверия между народами.
АВТОРИТЕТНОЕ МНЕНИЕ. Ответственность журналистов