Статьи о перестройке в исторической науке, опубликованные на страницах "АиФ", вызвали большой резонанс - в ответ на них редакция получила больше тысячи читательских писем. Продолжая заинтересовавшую читателей тему, наш корреспондент И. Солганик взяла интервью у видного советского историка, члена-корреспондента АН СССР П. ВОЛОБУЕВА.
КОРР. История корректируется всеми народами и во все времена, начиная, наверное, с Древнего Рима. Существует даже мнение, что это процесс естественный и закономерный. Павел Васильевич, есть ли основания для новых взглядов на историю нашего государства, включая период Октябрьской социалистической революции, которым вы занимаетесь?
ВОЛОБУЕВ. В принципе каждое поколение по-новому воспринимает, видит, оценивает историю, и с этой точки зрения ее переосмысление - процесс закономерный. Другой вопрос, когда история переиначивается по нескольку раз на памяти одного поколения, как это происходило до недавнего времени; думаю, это не прибавляет авторитета и доверия ни к нам самим, ни к исторической науке.
Мы должны дорожить каждым днем нашей истории, мы должны дорожить истиной, ответственно и компетентно исследовать свое прошлое.
Что касается истории Октября, то, я считаю, от некоторых старых подходов к ней пора отказаться.
Октябрьскую революцию, мы, как правило, заталкиваем в скучные схемы и иконизируем, вместо того чтобы видеть ее такой, какой она была - героической и драматической одновременно, а подчас и трагической (трагической потому, что классы, партии, личности, их идеи и лозунги в то необыкновенно сложное время столкнулись между собой). Между тем нам не вредно было бы вспомнить, что не кто иной как В. И. Ленин высмеивал тех, кто возводил революцию "в нечто почти божественное" и "начинал писать "революцию" с большой буквы". Другой наш грех состоит в том, что мы создаем, как это делали в последние десятилетия отдельные наши кинематографисты, писатели, журналисты, псевдогероические картины революции, которые мало что общего имеют с действительностью.
Я решительный сторонник того, чтобы отойти от подобных схем и стереотипов и, главное, от догматического стиля мышления; чтобы населить историю живыми людьми, более глубоко и разносторонне подходить к историческим фактам и событиям. Но поймите меня правильно - я отнюдь не призываю выбросить за борт все, что было написано до сих пор об истории Октября, напротив, я отдаю должное фундаментальным трудам по истории Октябрьской революции, созданным за 70 лет несколькими поколениями наших историков. Двигаться дальше мы будем, опираясь на ленинскую концепцию Октября, на труды и опыт наших предшественников.
Новый подход к истории, мне кажется, будет заключаться в том, что мы прежде всего откажемся от умолчаний и искажений, которыми наши летописцы немало грешили, и вернемся к партийному принципу историзма, исторической правды, причем правды изображения не только каких-то негативных сторон и явлений, как это порой по-обывательски себе представляют, но правды всесторонней.
КОРР. Какие, по-вашему, периоды или, может быть, проблемы в истории Октября нуждаются в новом подходе?
ВОЛОБУЕВ. Существует целая связка проблем, которые наши историки подают очень упрощенно, и среди них вопрос о роли и отношении к революции русской интеллигенции. Обычно мы представляем дело так, будто Октябрьскую революцию чуть ли не сразу приветствовала и приняла по меньшей мере половина русской интеллигенции, четверть ее заняла нейтральные позиции, и другая четверть - враждебные. На самом деле все было намного сложнее.
Значительная часть русской интеллигенции действительно была революционной, десятилетиями боролась с царским абсолютизмом и Февральскую революцию приняла "на ура", как осуществление своих идеалов. Февральскую, но не Октябрьскую революцию; к Октябрю при всей своей демократичности наша интеллигенция готова не была и не могла быть, за исключением самой революционной ее части, принявшей непосредственное участие в октябрьских событиях.
Когда на авансцену впервые в истории вырвались народные массы, интеллигенция в большинстве своем растерялась, вполне резонно опасаясь, что эти массы разнесут островки цивилизации и культуры и разделаются с ней самой. Эти опасения, кстати сказать, разделял М. Горький, который вплоть до сентября 1918 г. весьма отрицательно относился к Октябрьской революции.
Для того, чтобы растерянность и смятение умов нашей интеллигенции были преодолены, потребовалось немало времени. Но когда видный ленинградский историк О. Знаменский написал 7 лет назад книгу об интеллигенции в 1917 г., до читателя она так и не дошла.
Еще одна проблема, которая, на мой взгляд, требует нового подхода, - это судьбы мелкобуржуазной демократии в Октябрьской революции. Эту проблему наши историки излагают односторонне и поверхностно, по схеме, предложенной в свое время И. В. Сталиным - будто бы главными врагами революции были меньшевики и эсеры, то есть мелкобуржуазная демократия, а не буржуазия и ее партии.
Между тем в свое время большевики сотрудничали с одной из фракций мелкобуржуазной демократии - с левыми эсерами, что было полезно и для большевиков, и для дела революции. Это хорошо понимал В. И Ленин, который в некрологе "Памяти Прошьяна", посвященном одному из лидеров левых эсеров, отдавал должное тому, что тот сделал для революции.
Единый революционно-демократический фронт, возглавляемый пролетариатом, был создан в дни заговора генерала Корнилова, и благодаря ему заговор был быстро подавлен. Я говорю об этих подробностях потому, что вопрос о союзе с мелкобуржуазной демократией как нельзя более современен, я бы даже сказал, что это сейчас один из коренных вопросов для мирового коммунистического движения.
История нашей революции сложилась так - и, вероятно, другой ход событий был исключен, - что в 1917 - 1920 годах большевики и партии мелкобуржуазной демократии оказались по разные стороны баррикад. И тем не менее их опыт сотрудничества во время революции - а тогда частенько случалось, что враги на один день становились друзьями, - для нас сейчас интересен и ценен.
В том, что сложный вопрос о классовых и политических союзах в Октябрьской революции долгое время упрощался и извращался, винить надо, видимо, не только историков. После XX съезда партии историки немало сделали для того, чтобы воссоздать ленинскую концепцию Октябрьской революции, в частности, по этому вопросу, но в начале 70-х годов путем некомпетентного административного вмешательства сверху нас заставили вернуться к старым сталинским схемам, причем строптивым ученым досталось сверх всякой меры. По сути, на этих догматических рубежах некоторые историки пытаются нас удержать и по сей день.
КОРР. Павел Васильевич, честно говоря, из ваших слов у меня и, наверное, у читателей, сложилась не особенно приятная картина сегодняшнего состояния нашей исторической науки. Но, может быть, то, что вы сейчас скажете о перспективах перестройки, о том, что делается для восстановления "пробелов" в истории Октября, вернет читателям оптимизм?
ВОЛОБУЕВ. Я постараюсь быть конкретным. Во-первых, уже вышли сборники "Исторический опыт Великого Октября", "Великий Октябрь и проблемы истории"; "Политиздат" готовится выпустить научно-популярную книгу "Октябрьская революция в вопросах и ответах", другие не только интересные, но и необходимые сегодня книги. В этих книгах революция впервые рассматривается через призму альтернативы, вставшей в 1917 г. перед Россией - по какому пути развития, социалистическому или капиталистическому, идти дальше. До сих пор мы подавали проблему так, будто социалистический путь развития был для страны заранее предопределен, "запрограммирован", хотя на самом деле это была одна реальная возможность в ряду других, и за нее надо было бороться.
В моей книге "Выбор путей общественного развития: теория, история и современность", недавно вышедшей в "Политиздате", анализируется, почему не состоялся буржуазно-демократический путь развития России. Среди всего комплекса причин выделю одну из важнейших - весь узел проблем, которые в то время стояли перед Россией - выход из войны, хозяйственная разруха, нерешенные земельный, национальный и многие другие вопросы - оказался таким сложным и запутанным, что его можно было решить только революционными, а не реформистскими средствами, и Ленин имел все основания утверждать: "Пути реформ, выводящего из кризиса - из войны, из разрухи - нет".
Другая причина состоит в том, что русская буржуазия, выросшая под крылом царизма и привыкшая к тоталитарным методам правления, не умела лавировать, в отличие от буржуазии английской или французской, и отставала от них и от собственного пролетариата в своем политическом развитии.
Вы, наверное, заметили, что я перечислил в качестве примеров более или менее нового подхода к октябрьским событиям не так много книг. Дело в том, что до создания полноценных книг для массового читателя, не только объективных, но и интересных, написанных доступным языком, нам еще достаточно далеко. Пока что мы делаем первые шаги на пути перестройки, но я не сомневаюсь, что на этом не остановимся.
КОРР. Павел Васильевич, все, о чем мы говорили, так или иначе касается полноты освещения истории. Но ведь и многие исторические деятели я научных трудах, школьных и вузовских учебниках предстают словно в кривом зеркале - непохожие на себя, примитивные, одиозные. Скажем, Троцкий - а это в нашей истории фигура неоднозначная и противоречивая - в представлении школьников просто "плохой человек", так же как Бухарин, Рыков, Каменев, Зиновьев, чьи платформы и социальные проекты мы, по сути, плохо себе представляем.
ВОЛОБУЕВ. Я считаю, марксистский принцип историзма должен соблюдаться не только при анализе явлений и событий, но и при оценке исторических деятелей. Мы ставим себя в незавидное положение, когда смело пишем о деятелях Великой Французской революции - Дантоне, Робеспьере, Сен-Жюсте и других, и умалчиваем о некоторых деятелях нашей революции, в том числе Троцком, Бухарине, Зиновьеве, или же характеризуем их как завзятых злодеев; когда издаем протоколы Парижской коммуны 1871 г., и не издаем протоколы своей коммуны - Петроградского Совета - под тем предлогом, что в марте - августе 1917 г. там сидели меньшевики и эсеры, а с сентября председательствовал Троцкий.
Каждый деятель из тех, кого вы называли, был крупной и незаурядной фигурой, со своим особенным взглядом на революцию и послереволюционное развитие России.
Я уверен, что Троцкий по своим убеждениям никогда не был большевиком; но будучи революционером, он в 1917 г. не преминул принять участие в октябрьских событиях и как крупный деятель социал-демократии (так называемых межрайонцев) был на VI сьезде партии принят в партию и избран в ЦК.
Окончание следует.