Примерное время чтения: 7 минут
185

ПАРТИЯ ВСЕГДА БЫЛА В АВАНГАРДЕ.., НО АВАНГАРД В ИСКУССТВЕ ЗАПРЕЩАЛА. Портрет на фоне коровы

У официальных властей авангард всегда вызывал нечто вроде шока, а художники этого направления считались до недавнего времени либо отпетыми хулиганами, либо антисоветчиками. М. СМОРЧЕВСКОГО-БУТЕРБРОДА власти недолюбливали по политическим соображениям. А история с его картиной "Жаворонок перестройки" стала одной из самых скандальных...

- Миша, если я не ошибаюсь, вас тогда арестовали, а в одной из газет появилась статья "Суд над картиной". Чем же она так провинилась?

- Сюжетом. Представьте: наш президент Горбачев льет воду в корыто, из которого пьет корова. Но когда долго смотришь на корову, она уменьшается и через некоторое время совершенно исчезает. Такой вот обман зрения. И получается, что Горбачев льет воду в корыто, откуда никто не пьет. Словом, я покритиковал в картине нашего президента за его нерешительность в отношении реформ на селе.

Я выставил картину в Измайлове, а на следующий день - 8 Марта - показал ее на Арбате. Тут же меня и арестовали. Потом исключили из профсоюза, видимо, больше неоткуда было исключать - в комсомоле, как и в партии, я не состоял.

- Не какой формулировкой?

- За нарушение коммунистической морали. Не знаю до сих пор, нарушил я ее или нет, поскольку не представляю, что это такое. Исключили меня на собрании в больнице, где я служил пожарником.

История с коровой имела продолжение. Во время визита Горбачева в США мы с моим спонсором купили в штате Висконсин - там выращивают высокопородный мясомолочный скот - корову и написали в наше посольство, что хотим подарить ее нашей стране в расчете на то, что она даст хорошее потомство. Президенту передали наше предложение, но он обиделся. Я узнал об этом от посла СССР в Штатах Дубинина, который был у меня на выставке. Он все время делал вид, что очень недоволен, особенно тем, что я привез и выставил в Штатах "Жаворонка перестройки". Но в конце концов даже попросил у меня автограф.

- Говорят, ваша корова все же "дала молоко"...

- Это удивительно, но именно так и случилось. Картина выставлялась в Голландии и была продана за 100 тыс. долларов, которые я передал в Фонд помощи Армении. Правда, потом я так и не смог выяснить, на что были потрачены мои деньги.

- А как ваши картины попали за границу?

- Я получил приглашение из Англии, где, как выяснилось, живет мой дядя - один из потомков старинного графского рода Сморчевских. Но я не подозревал о своей принадлежности к этому роду, так как в приюте мне дали фамилию Иванов.

- Как? Почему в приюте?

- Очень просто. Мои предки оказались из недобитых дворян, за это у них уже после войны отобрали не только состояние, но и жизнь. Словом, их ограбили, убили, а меня сдали в приют, где я и воспитывался. Мне было сказано, что мои родители погибли в катастрофе.

Через много лет я узнал, что моя фамилия не Иванов, а Сморчевский, и что графский титул пожалован моим предкам за особые заслуги перед Отечеством. Правда, я бы себя к этому роду не причислял, потому что это были люди широко образованные. Я же вырос на обыкновенной социалистической помойке.

- Чем же объяснить ваше пристрастие к вождям? Вы так часто изображаете их на своих картинах...

- Видимо, их пристальным вниманием к фамилии Сморчевских. И потом, мне хотелось разрушить стереотип, который диктовал, как следует писать наших вождей на портретах. Например, из Ленина пытались сотворить икону. А я нашел рисунки художницы Лазаревой, которая довольно точно изображала Владимира Ульянова, и взял один из них за основу для себя. Потом меня обвинили в том, что я издеваюсь над вождем революции. А это была лишь попытка показать, что Ленин обыкновенный человек, который совершил большую ошибку.

- Похоже, вас совершенно не интересуют лирические сюжеты. Картины, которые я видела, больше напоминают политические плакаты. Вас так увлекает политика?

- Я так рисую потому, что мне не нравится, как рисуют другие. Я думаю, что в стране, где все бурлит, ломается, у художника иная задача. Можно писать плохо или хорошо, это определят лет через пятьдесят, но не закрывать глаза на происходящее. Я не осуждаю тех, кто пишет пейзажи и разные там сладкие вещи, это их право, но когда я прихожу в музей в Лондоне или Париже и вижу там богатые русские разделы, особенно времен революции, а у нас этого мало, мне обидно.

Как-то в Америке меня пригласили писать портрет одного богатого человека. Я нуждался в деньгах, поэтому согласился. Так вот, прихожу к нему и вижу на стене советский плакат 30-х годов. Он перехватил мой удивленный взгляд и говорит, что в его доме это очень большая ценность. А у нас такие плакаты уничтожали.

Я грешник - собираю их. Недавно был в Ленинграде, так, кажется, все скупил. На меня пальцем показывали, мол, совсем чокнутый. Я пытался объяснить, что время перестройки когда-нибудь кончится. Скажем, лет через сто. Этим плакатам цены не будет! Интересно же посмотреть, как все это у нас было. И вообще, я считаю, что тогда из Америки будут бежать в Россию, как в самую свободную страну мира с самыми гуманными законами...

Это сейчас, на фоне разрухи, звучит странно. Дело ведь не в том, что сегодня нет колбасы, а завтра могут отключить газ или воду. Дело в людях, в их воспитании, в системе подготовки к жизни. Мы очень сильно отличаемся от других людей на планете, потому что очень рано повзрослели. Я помню, как в 7 лет читал газету "Правда" и знал, сколько литров надоила такая-то доярка или какой рекорд поставил такой-то стахановец. Мы все родом из страны, лишенной детства. Думаете, почему я сказал, что перестройка закончится через сто лет? Потому что этот срок нужен, чтобы вырастить и воспитать новых, нормальных людей.

- В этом, насколько я понимаю, идея Института благородных девиц, о котором вы хлопочете...

- Вот именно! Я ведь с институтом, как и с той коровой из штата Висконсин, ношусь потому, что необходимо создать новое потомство живых веселых людей, которые исчезли у нас за 74 года Советской власти.

- Скажите, а почему у вас такая странная приставка к фамилии - Бутерброд?

- Знаете, в приюте я очень часто простужался, потому, когда холодно, быстро замерзаю. А стоять с картинами на улице в 30-градусный мороз тяжко. Чтобы не простыть и хоть как-то согреться, я вешал эти картинки на себя - спереди и сзади. Ну меня и окрестили - Сморчевский-Бутерброд.

Беседу вела Р. РЫКОВА.

Смотрите также:

Оцените материал

Также вам может быть интересно