"Я вынужден был бежать из страны, оставив на произвол судьбы свою карьеру и семью", - рассказывает один из известнейших шахматистов в мире Виктор КОРЧНОЙ.
Карпов мне подражал
- Я СЛЫШАЛА, что косвенно вас вынудил бежать из Союза Анатолий Карпов. Говорят, что наконец-то вы с ним помирились?
- То, что я помирился с Карповым, - это сильно сказано. Мы встречаемся, поскольку нас приглашают на одни и те же соревнования. Я вам прочитаю отрывок из своей книги, где я пытаюсь описать своё отношение к Карпову: "Родившийся на Южном Урале в городишке Златоуст Анатолий Карпов... на всю жизнь сохранил комплекс неполноценности маленького мальчика из провинции, попавшего в крупный культурный центр... Я оказался для него не только образцом для подражания, но и главным врагом, тем, с кем в первую очередь предстояло бороться. Чтобы лишить меня силы, следовало убрать людей, помогавших мне. Карпов стал переманивать их на свою сторону. Это превратилось у Карпова в привычку... Я написал книгу "Шахматы - моя жизнь". Не прошло и года, как Карпов выпустил книгу с таким же названием. Карпов подсмотрел, что Петра (жена Корчного. - Ред.) водит машину "Ауди" и купил себе такую же. Мой серый глянцевый костюм произвёл на Карпова впечатление, он купил себе такой же. И совсем недавно, в 2002 году, в университете в Молдавии мне присвоили звание почётного доктора. Такого Карпов стерпеть не мог. Не прошло и года, как ему удалось заполучить звание почётного профессора в Петербургском университете".
- По-вашему, Карпов вам подражал. Но почему тогда Карпова, а не вас советская власть выбрала на роль национального героя?
- В первую очередь по спортивному принципу - он моложе. Во-вторых, он обещал играть и победить Фишера - в отличие от меня. А я перед матчем сказал, что имею неплохие шансы выиграть, но с Фишером играть трудно. И таким образом дал понять, что проиграю. Карпов - представитель рабочего класса, того, который по Конституции являлся руководящим классом страны. Он стопроцентно русский. А с моим "пятым пунктом" национальным героем СССР я стать не мог. Имя у меня было. Но оказалось, что имени недостаточно. Когда в 1974 году я играл с Карповым матч, людям было запрещено здороваться со мной, с моей женой, с членами моей группы.
Под именем "претендент"
- ВЫ УЕХАЛИ, потому что вам "перекрывали кислород" в карьере. Неужели у вас не было выбора: заняться чем-то другим, договориться, в конце концов?
- Я был очень буйный, поэтому договориться не получилось бы прежде всего с самим собой. Когда в 1974 году закончился матч с Карповым, я дал интервью югославской газете "Политика", где наговорил много "лишнего". Зампред Спорткомитета СССР, когда меня за это отчитывал, сказал: "Если вы ещё раз будете так себя вести, нам придётся с вами расстаться, не побоюсь этого слова". Я не побоялся и с ним расстался. В 1976 году во время турнира в Голландии дал интервью "Голосу Парижа", который вещал на русском языке. В этом интервью я раскритиковал Советский Союз. Меня предупредили: "Если приедешь, то никогда уже не выедешь". Я попросил политического убежища. Но не исчез. Так получилось, что я у одного советского шахматиста выиграл партию, затем у другого, и советским газетам пришлось обо мне рассказывать. Но они старались мою фамилию упоминать как можно реже. Называли просто претендентом. В 1968 году мы должны были ехать на Олимпиаду в Лугано. Вся сборная уже сидела с чемоданами в комитете спорта, ждали автобус в "Шереметьево". Нас перед дорогой просвещали: "На Западе неправильно поняли вступление советских войск в Чехословакию, поэтому мы должны высоко держать знамя советского спорта!.." И тут товарищ Казанский, который в то время занимался шахматами, поворачивается к чемпиону мира Михаилу Талю и говорит: "А вы можете возвращаться в Ригу. В Лугано уже приехал Василий Смыслов, он вас заменит". Мы все поняли, что его решили наказать за наши похождения на Кубе. В 1963 году мы с Талем поехали на Кубу. Там я играл в шахматы с Че Геварой, и не просто играл, а выиграл у него в трёх сеансах одновременной игры. Хотя перед этим дружеским турниром ко мне приходил руководитель шахматной федерации Кубы и просил, чтобы я сделал ничью. Но я не уступил. А одним из жарких кубинских вечеров перед очередным матчем мы отправились "погулять". Зашли в местный бар, где Таля ударили по голове бутылкой. Нас с возгласом "Именем революции!" увезли в больницу и приставили охрану с ружьями. В спорткомитете потом нас сильно отчитали. А Таля, видимо, решили ещё и наказать. И единственный, кто за него заступился, был я. А все остальные, краса и гордость Советского Союза, сидели, опустив глаза в пол. Это был первый раз, когда я понял, что мне с этими людьми не по пути.
- Вы потеряли не только друзей, страну, но и семью...
- В то время для меня на кону стояло много. Но с другой стороны "железного занавеса" тоже было немало значимых для меня вещей. Я остался в Голландии, а в Союзе меня ждали жена Бэлла и сын Игорь. Сына исключили из института и посадили в тюрьму. Я, будучи уже уважаемым человеком на Западе, обращался во все инстанции с просьбой о помощи, но официальные лица так и не рассмотрели мои петиции. Мне пришлось связаться с неофициальными, с так называемой "русской мафией" в Нью-Йорке. Они мне предложили помощь. А потом, когда мою семью освободили, человека, с которым я вёл переговоры, уже не было: его "сняли" и нашли другого крёстного отца. И тогда он мне предъявил претензии, что это он освободил мою семью. С Бэллой, когда она переехала в Швейцарию, мы разошлись. Несколько лет назад она умерла в Лозанне. Я женился второй раз на шахматистке-любительнице Петре Лееври.
- Через сколько лет после бегства вы смогли вернуться?
- Впервые после бегства я смог приехать на Родину в 1992 году. Один из первых декретов Горбачёва: 24 интеллектуалам, в своё время лишённым гражданства СССР, Горбачёв обещал вернуть гражданство. Возглавляли список Солженицын, Вишневская, Ростропович. Нашлось там место и для меня. Я мягко отказался. Я принял швейцарский образ мышления и образ жизни, за исключением нейтралитета, который я считаю болезнью, притом заразной. Амбиций особых у меня уже нет: в начале своей шахматной карьеры я играл с человеком, который родился в 1887 году. А пару лет назад я играл с шахматистом, который родился в 1990 году. Разница - 100 с лишним лет.
Смотрите также:
"ЗА" И "ПРОТИВ