50 лет героического труда = 50 лет счастья
Самая богатая старушка. Самая завидная жена. Героиня труда.
ОНА вся пахнет молоком - её руки, волосы, пуховый платок. Даже сейчас, в 74, она уже много лет не доила коров, а самого молока вовсе никогда не пила. Наверное, и в тот день, когда на лацкан её пиджака привинчивали медаль, шло это молочное дыхание по залам Кремля - в тот день, когда волжская доярка Вера Рыбачек стала одной из первых Героинь Соцтруда в СССР.
"Нехай!" - говорят в Нехаево и подразумевают: "Пускай! Ну его! Бог с ним..." Я думала, что так же махнули сегодня рукой и на Веру Рыбачек, фотографии которой когда-то появлялись на первых полосах советских газет. По большому счёту, в том, 57-м году она была главной "крестьянкой" страны: её портрет напечатали на обложке журнала всех советских женщин села. Эх, думала, и с Верой Николаевной, наверное, нехай, как со всеми стариками. Всё оказалось наоборот.
- В Москву вернётесь, скажите: "Герой Соцтруда Рыбачек передаёт Путину привет. Кланяется ему по-матерински". Лучше жизни нет, чем мы сейчас живём!
Вера Рыбачек живёт сейчас хорошо. Последние месяцы получает пенсию 27 тысяч рублей. Кормит на неё родных и чужих. "Жигулёнок" беленький купила, наняла водителя. Платит женщине, что помогает картошку сажать. Даже "молодого" мужа содержит: у него пенсия в 3 раза меньше, хотя и бывший контрразведчик, а в своё время - первый пионер в Нехаевском районе. Сейчас "пионеру" 94, а поженились они совсем недавно.
Хорошо живёт Вера Рыбачек. Ни на что не жалуется. Гордится: "Дала стране 52 человека" - 8 детей, 22 внука и ещё пригоршню правнуков, многих из которых даже не видела: раскидало детей по белу свету.
Но когда спросишь её про самое главное, у неё сбивается дыхание и она отвечает изменившимся голосом. Сразу понимаешь, что того счастья ей с лихвой хватило на всю жизнь, и, боже, какие это всё мелочи: машина, "молодой" муж, пенсия эта, нехай её...
- Я ведь как Золушка. Сбылся всё-таки мой сон роковой, всё-таки сбылся!
...Коров доить Вера начала ещё перед школой, в тридцать седьмом. А сон роковой ей приснился в сорок пятом.
Снилось Вере, что она в Кремле, там широкая лестница, а на лестнице - зелёная дорожка. А на дорожке - Сталин. Взял он Веру за руку, повёл наверх. Показал на её, семиклассницы, портрет на стене, нагнулся пониже и спросил строго, но в глубине души, конечно, любя: "Что, нравится? Хорошо?" Хорошо!
Мама сказала: "Дочка, сны не сбываются".
- Но иногда - сбываются!.. - шепчет Вера Николаевна.
Всё сбылось точь-в-точь. Только вместо Сталина был Хрущёв. А так - дорожка зелёная...
"Коровы - моя стихия"
ДЕНЬ её начинается в полчетвёртого утра. До сих пор Вера просыпается как на первую, утреннюю, дойку. Хотя какая теперь уже дойка: "Колхоз стал сначала какой-то АО, потом какой-то ОО, а на самом деле - ничё". Но будильник навсегда заведён в душе, и своих коровок она помнит по именам. Астра, Лиза, Миланка, Козуля... Восемнадцать бурёнок. Они выстраивались в ряд на звук её голоса, как солдаты на плацу по приказу командира, самая первая - Милка, палевая, с пушистым хвостом. Вера мыла Милкин хвост, расчёсывала для пушистости, а Милка облизывала свою доярку шершавым языком, и след от этой молчаливой, шершавой любви надолго оставила на шее.
- Детей родных я видела реже, чем коровушек своих. Коровы - моя стихия.
Только старшего сына Вера родила в роддоме. Второго - под коровой. "Жданка отелилась, и хозяйка родила". Остальных детей - в повозке, по дороге на дойку или с неё. Вся жизнь - в труде.
За это и дали "Героя".
- Вызывают меня в Волгоград, в гостиницу "Интурист". А я ж деревенская, мне 26 лет всего. Говорят, на пленум поедешь. Дали талмуд, в котором всё про достижения колхоза написано, заперли в актовом зале и сказали: "Репетируй". Ну, я порепетировала. Волновалась - слов нет! Потом секретарь обкома говорит: "Гляжу я, Вера, на твои ноги: идут хорошо". То есть не дрожат больше. Поехали в Москву, поселили в гостинице "Украина". Пленум шесть дней шёл. Шесть самых счастливых дней... Ну, я выступаю. Поговорила немножко из талмуда, а потом думаю: а ну его на хрен, и стала говорить всё как есть. Как мы, доярки из "Красного Сормова", мучаемся, как на животе ванны с силосом таскаем, а на спине тюки с соломой. Сказала: дайте мехдойку! Дайте мехкормушку! Ну и ещё по мелочам.
Ей хлопали безостановочно. Дали всё. После пленума как посыпалось: и мехдойка, и мехкормушка, и дорогу в село проложили...
- Пленум шёл шесть дней. А на шестой день Клим Ворошилов вызывает меня на сцену и медленно, торжественно так говорит: "Представляем её к награде..."
"...Герой Соцтруда СССР", - хочет договорить Вера Николаевна слова, которые разносило эхо Георгиевского зала, но плачет так горько, как плачут дети, потеряв в толпе юбку матери. Она, нехаевская доярка, семь классов образования, в Кремле... Сбылся сон роковой! Не зря жизнь её была долгой, стоило всё это, стоило - ради вот этого стоило: вспомнить сейчас, как на банкете после награждения в Георгиевском зале на столе морем разливанным были напитки, и она перепутала вино с коньяком и потом чуть не утонула в ванной своего номера в "Украине". Как не умела "ни вилкой, ни ножом, пропащее дело!" и сидела, сложив руки на коленях, боясь до всего дотронуться. И как хотелось, до мурашек хотелось дотянуться до мандаринов в высокой вазе в центре стола - декабрь 1957-го за окном! - и старик Ворошилов это заметил и протянул мандарин.
- Я его как обниму, а он мне: "Не тискай сильно, а то рассыплюсь". Старенький уже. И говорит: "Вера, так жить хочется! А годы уже ушли. Так хочется жить..."
За Рыбачек в Москве закрепили личную машину - вон сколько детей, нужно всем подарки купить, магазины объездить. В ГУМе она потерялась... Выскочила, мимо Мавзолея, к первому попавшемуся милиционеру, запрыгнула на него, обхватила: "Родименький, помоги!" В цирке представление смотрела из правительственной ложи. Её называли "любимой дояркой Хрущёва".
- Ой, размалинилась я в Москве! Посмотрела, как люди хорошо живут!
Дома делегация встречала прямо на вокзале. Из Кремля она везла большую золотую медаль и именную ножную швейную машинку. А из ГУМа - чемодан панталон на всех девчат с "Красного Сормова". С резиночками. Дефицит - страшный.
Слава её была безмерна. И со всеми последствиями. В село бросились газетчики и зарубежные передовики - перенимать опыт. Домишко Верин за час снесли и едва не на глазах поставили 6-комнатные хоромы.
Потом, как водится, появились завистники. Стали возводить поклёпы, что это не Вера, а муж её своими сильными мужскими руками выдаивает из 18 бурёнок по 16 литров за три с половиной минуты. Тогда она взяла первых попавшихся первотёлок - и, как обычно, стала первой.
Потом завидовать стал уже председатель колхоза. Отобрал передовое стадо. Вера бросила очередного грудного ребёнка и поехала в Москву за правдой. Суслов разжаловал председателя в скотники, а Вере бурёнок вернул.
Но это уже совсем другая история. Самое главное, ради чего стоит жить без конца, случилось тогда, в декабре 1957-го в Москве, когда Ворошилов кормил её с рук мандаринами.
Женитьба контрразведчика
ОНА быстро вытирает слёзы. Режет соевую колбасу. Всегда улыбается, всегда говорит - и всегда что-нибудь делает. Большие руки, которые могли выдоить рекордные 16 литров молока, не привыкли без дела - как писали раньше в газетах. Может, и за своего Михал Василича Селиванова она вышла поэтому в 72 года, похоронив первого мужа, отца восьмерых детей.
Живут, конечно, не без проблем. Проблемы в семье Рыбачек - Селивановых двух планов: социально-культурного и, я бы сказала, метафизического. Контрразведчик Селиванов, в прошлом начальник особого отдела полка, несколько страдает от простоты своей жены: во-первых, она слишком широкой души человек, деньги раздаёт кому ни попадя, а во-вторых, она счастливая. А он - нет. Нет покоя его душе.
- Я советский контрразведчик. У нас так: "Сказал - сделал". А меня губернатор обнимал, целовал, обещал машину, а слово за два года так и не сдержал!
И вот уже два года пенсионер Селиванов плачется жене, что не дал ему губернатор обещанную машину. Вся жизнь у него как-то насмарку от этого пошла... И меня пытает этой трагедией, отвлекая от Вериного рассказа про Москву в 57-м.
- А, нехай его! - машет Вера в сторону заголосившего контрразведчика. Ей давно ничего ни от кого не надо. Своё раз и навсегда она получила...
Сердце матери