Тринадцатого января журналисты печатных СМИ отмечали свой профессиональный праздник. В этот день Aif-online опросил редакторов и журналистов ведущих газет и журналов на предмет: "Как сегодня обстоят дела в России со свободой слова?" Своим личным опытом поделились:
Георгий Бовт, главный редактор журнала "Профиль":
- Лично мою свободу слова никто не зажимает. Когда в нашей стране кричат о цензуре и попирании свободы слова в печати, часто просто подменяют понятия. Журналист прежде всего должен быть профессионалом, и тогда, в печатных СМИ (на телевидении свободы куда меньше) в нашей стране можно донести любую мысль или тему до читателя. Понимание читателя зависит от того, как статью написать таким образом, чтобы он сообразил, о чем идет речь и сделал для себя выводы.
Но сложности со свободой слова в нашей стране, конечно, есть. В первую очередь потому, что до сих пор нет закона о свободе информации. Ни чиновники, ни представители бизнеса не обязаны предоставлять информацию.
Конечно, профессионального журналиста это не должно останавливать. Но поскольку политическая тусовка достаточно закрытая, то, если придашь гласности "неудобную" информацию, есть риск, что тебя больше на порог не пустят. Это многих тормозит.
Самая зажатая тема, которая навряд ли появится в российских СМИ в ближайшее время - это отношения кремлевских чиновников с бизнес-структурами. Журналистские разоблачения - это тоже умерший жанр в России. Хотя время от времени в некоторых изданиях появляются подобные материалы: они опубликованы потому, что кому-то было выгодно "слить" черную информацию на своего оппонента. Но это не настоящее разоблачение.
Часто журналисты не берутся писать о фактах - известных в определенных кругах всем - потому, что не видит возможности доказать их. К примеру, последняя скандальная история с Михаилом Прохоровым, которого задержали в Куршевеле. Ведь такие мероприятия проходили из года в год и вся тусовка об этом знала, но писать об этом с риском проиграть впоследствии совладельцу "Интерроса" судебный иск никто не решился.
Чтобы разоблачить должностные преступления какого-нибудь видного чиновника, нужны специальные оперативные возможности, которых чаще всего у журналиста нет. К примеру, установить крутую записывающую аппаратуру в кабинете. К тому же приходится выбирать между публикацией материала и хорошими отношениями со своим информатором, который неизбежно подставляется, если разоблачительная статья появится.
Потому-то настоящая журналистика на сегодняшний день - редкое профессиональное явление.
Тимур Мардер, главный редактор ежедневной газеты "Твой день":
- Не думаю, что у нас особо зажимается свобода слова. Журналисты нашего издания могут писать практически обо всем. Но мы изначально определили для себя темы, на которые не можем позволить себе написать. Это религия и президент. Религия - сугубо личная для каждого и очень интимная сфера, к которой нужно относится бережно. Президент - это человек, которого выбрало большинство, и мы должны уважать выбор наших читателей. Во всех остальных темах мы ведем себя вольно, и ни разу не было такого, чтобы кто-то нам говорил: про это пишите, про это не пишите.
Хотя бывает, что на нас оказывается давление. Например - после публикации, неприятной для Анатолия Чубайса. В статье речь шла о семье, квартиру которой из-за долгов в 9000 рублей отключили от электроэнергии. В то время были холода и отец, проявив "смекалку", бросил провода напрямую. В результате ночью семья с тремя детьми сгорела, в живых остались только мать и младший ребенок. После выхода номера в нашей редакции отключили свет на четыре дня. Его все-таки включили, хотя пришлось долго вести переговоры. Но это косвенное давление. Бывает и судебное. Очень много исков от недовольных звезд, о которых мы пишем. Но мы проигрываем крайне редко: у нас очень сильная адвокатская служба.
Вадим Речкалов, военный обозреватель газеты "Московский комсомолец":
- За последние четыре месяца я столкнулся с ущемлением свободы слова дважды. В обоих случаях притеснения шли с Северного Кавказа. Именно там особая ситуация с вертикалью власти - если первые лица региона обвинят журналиста в разжигании межнациональной розни, как меня, к примеру, никто не станет больше с таким репортером общаться и все двери на всех уровнях перед ним захлопнуться.
Когда в сентябре прошлого года произошла перестрелка между чеченскими и ингушскими милиционерами, ингушские депутаты по наущению президента Мурата Зязикова через подставных лиц направили заявление в прокуратуру о якобы разжигании мною межнациональной розни. Таким образом, меня хотели лишить возможности провести расследование. Такова специфика поведения вайнахов - сор из избы не выносить. Инцидент с перестрелкой постепенно замяли, а меня лишили возможности разобраться в этом деле.
Самый свежий случай - это обвинения некой чеченской националистической организации, которая называет себя правозащитной, в том, что я в своей публикации оговариваю человека, называя его боевиком. Причем обвинения полетели в меня после того, как прозвучал доклад Парламентской комиссии по расследованию терракта в Беслане, в котором и было названо имя 33-го боевика, учавствовавшего в терракте. Видимо, депутаты оказались не по зубам этой организации, потому все свои усилия обвинители сосредоточили на моей персоне. Насколько я знаю, они готовят иск в суд.
Такие палки в колеса не могут напрямую заставить отказаться от той или иной острой темы, но пока ты, как журналист, преодолеваешь препятствия, ищешь обходные пути, уходит время и тема теряет свою актуальность - в результате все усилия оказываются напрасными.
Андрей Колесников, обозреватель ежедевной газеты "Коммерсант":
Попытки зажать свободу слова, конечно, встречаются. Вот был случай. Осенью прошлого года я был в Марокко в командировке, где готовилась пышная церемония встречи президента России в президентском дворце столицы Марокко. День выдался чудовищно жаркий. Гвардейцы в касках и мундирах устояли в парадном строю, хотя именно они в таких случаях падают в обморок первыми, а вот министр ирригации Марокко свалился без чувств на моих глазах. Я испугался за него и хотел подойти поближе, чтобы, может, помочь, но мне не дали. Марроканцы очень испугались. Не за министра, а за то, что мы это увидим. Его, бесчувственного, затащили под трибуну и накрыли каким-то кумачом, отчего мои предположения стали наихудшими. Меня стали оттеснять от трибуны сразу три человека, два из которых, по-моему, тоже были, судя по их одежде, какими-то министрами. Фотограф "Коммерсанта", Дмитрий Азаров, успел сделать несколько снимков, но тут марроканцы потребовали у него фотоаппарат. Я делал ему знаки, чтобы он сопротивлялся, но Азаров покорно отдал камеру. Тогда фотоаппарат передали личному фотографу президента Марокко, чтобы он умело стер эти снимки - минут десять ему пришлось попотеть. Меня в это время оттеснили к выходу с площади, на которой происходила встреча президента России. Хорошо, что он не видел, как упал в обморок этот министр, а то бы и его, наверное, вытеснили.
Но все-таки свободу прессы в этом случае не удалось подавить. Я об этом написал, а Дима Азаров снимок-то восстановил. У него была такая специальная программа в фотоаппарате. Он поэтому так легко его и отдал. А министр, говорят, все-таки пришел в себя.
Смотрите также:
В плену у времени