ЗДРАВСТВУЙТЕ! Писем наподобие моего у вас, скорее всего, тысячи. Но для меня произошедшее в нашей семье - незабываемое горе, страшная трагедия.
1 января 2002 г. умер мой муж, Воробьев Владимир Евгеньевич, 1958 г. р. Двое наших детей: дочь Алла, 1981 г. р. и сын Илья 1986 г. р. до сих пор не могут оправиться от этого удара.
Если очень коротко, то случилось следующее: 27 декабря 2001 г. у мужа поднялась температура до 37°. 28-го к вечеру она уже подскочила до 40,5°. Приехавшая "скорая" поставила диагноз "грипп". В больницу не взяли, так как "там холодно, да и врачей на Новый год не будет".
29 декабря мы вызвали участкового врача Н. А. Болдину. Быстренько осмотрев мужа, она подтвердила первоначальный диагноз и уехала. И 28, и 29 декабря муж жаловался медикам на горло, но они пропускали его жалобы мимо ушей. Я посмотрела сама горло мужа, вкрутив в настольную лампу самую яркую лампочку, увидела темную дугу в районе язычка шириной около 1 см и малиновую окраску гортани. Я не знала, что бывает некротическая ангина, даже слова такого не слышала, поэтому не придала этому особого значения (хотя мне это и не понравилось), тем более что мужа только что осмотрел врач.
1 января мужу стало совсем плохо. Пошел гной с кровью. Вновь вызванная "скорая" установила гнойно-некротическую ангину и забрала сразу в больницу.
В приемном отделении мы 40 минут ждали дежурного врача. Видя, что мужу на глазах становится все хуже и хуже, я сама нашла дежурного врача, а тот - лора. Лор назначила лечение и ушла домой, больше мы ее не видели.
Мужа положили в инфекционное отделение, а нас с дочерью отправили домой, не разрешив остаться с больным: а ведь ему было то жарко - надо было переодевать от пота, то холодно - надо было укрыть. Пить он уже не мог. Через час, после того как мы вернулись домой, моему несовершеннолетнему сыну сообщили: "Папа умер". Представьте себе наш шок. Ведь мы всегда относились к медикам с полным доверием. Я на 2 месяца попала на больничный (острый ситуационный невроз), сыну тоже было назначено лечение областным психотерапевтом.
На четвертый день после похорон я была на приеме у психиатра, просила помочь мне. А потом так случилось, что в шоковом состоянии я пришла на прием к Болдиной и сказала ей, что она убила моего мужа, так как у нас не осталось времени после ее приезда, чтобы спасти его. Этот эпизод я знаю со слов свидетелей, сама ничего не помню, ни как это было, ни как потом меня приводили в чувство родственники и знакомые.
Теперь Н. А. Болдина подает на меня в суд за оскорбление. Я не знаю, как и что было в ее кабинете, но я знаю одно: я не пришла к ней домой, я не ругалась с ней на улице, а пришла в ее кабинет, где она была врачом. И прежде всего действовать она должна была, как врач, то есть постараться вначале успокоить, ведь в тот момент я была больной. Но она ничем не помогла мне, как до этого моему мужу, и не нашла ничего лучше, как подать на меня в суд. Где же медицинская этика? Где клятва Гиппократа? Ну да Бог ей судья!
Все в городке (меньше 5 тыс.) сочувствуют мне, говорят, что в больнице мы никому не нужны, приводят примеры своих несчастий, полученных от такого "лечения", но открыто заявить об этом боятся - им здесь жить. Все вокруг повязаны родством, кумовством и т. д. И знают так же, как и я, защитить нас некому.
Мне ничего не нужно было от больницы. Я только ищу ответ на вопрос: почему? Что такое профессия врача? Что такое медицинская этика? Как человек может умереть через два дня после лечения, назначенного медиками?
И еще я знаю: если я проиграю процесс против больницы и с меня взыщут большую сумму, то я уйду из жизни. Дети вырастут и, может быть, когда-нибудь простят меня за это, но допустить описания имущества, которое добыто руками мужа, я не смогу.
В о р о б ь е в а Валентина Николаевна, 182440, Псковская обл., г. Новоржев, ул. Германа, д. 20, дом. телефон (243) 2-10-64, раб. тел. (243) 2-13-32
Наркомания: лечение и адаптация с помощью семьи