Иван Булкин, 19 лет.
Учится в финансовой академии на втором курсе.курсе
Дальше будет еще лучше
Учусь и живу я благодаря Алле Васильевне Тумановой. Фактически, когда я начал употреблять героин, я не имел представления, что это такое. Его было много, продавали на каждом углу, он дешево стоил, и ни я, ни все те, с кем я общался, не задумывались о последствиях. А когда начали расти цены и стали появляться первые признаки ломки, остановиться никто из моих друзей и знакомых уже не мог: все погрузились в эту гадость с головой и очень надолго. Наша судьба, как я сейчас понимаю, была предрешена, ибо для нас существовало лишь три выхода - тюрьма, смерть, излечение. Четвертого не дано. Я очень часто пытался вспомнить, как первый раз попробовал наркотик, но так и не смог. Просто не помню, очевидно, во время очередной пьянки-гулянки или дискотеки. Но после этого жизнь моя покатилась далеко-далеко вниз. Когда я осознал, что стал наркоманом, что завишу от этой гадости и готов ради нее на все, самостоятельно выкарабкаться из этой трясины было уже невозможно. Слава Богу, на мое счастье, мне встретилась Алла Васильевна, которая буквально за уши притащила меня к себе в больницу. Лечила она меня, лечила, и вышел я из больницы вроде бы здоровым человеком и некоторое время действительно не употреблял наркотики. А потом опять сорвался, попал в ту же самую среду и в ту же самую компанию, с которой общался раньше. В общем, все началось по новой. И я снова попал к Алле Васильевне. А потом был и третий раз. К тому времени я уже начал понимать, что если не вылечусь, то сяду в тюрьму или умру. То есть психологически я был готов к излечению. И опять приехал к Алле Васильевне. Ей не нужно было ничего объяснять. Героин ведь - это как кошка: поставьте ей один раз миску с молоком около своей двери, и она будет приходить каждый день. Потом вы уберете миску, но она все равно еще долго будет приходить и проверять, нет ли молока. И очень важно, чтобы в тот момент, когда тебе нестерпимо захочется молока, то есть героина, рядом оказался человек, который тебя поддержит, с которым можно поговорить на эту тему. Потом я привез к Алле Васильевне двух своих друзей. Она их тоже вылечила. Мы сейчас втроем так и общаемся. А остальная компания... Они как бы на своей половине, мы - на своей. Но со своей половины я вижу все, что у них происходит, знаю все про всех, но общаться с ними не хочу. Да и не так много их осталось. Я недавно перелистывал свою записную книжку, из трехсот человек, телефоны которых там записаны, максимум осталось человек пятьдесят. Остальных либо нет в живых, либо сидят. Иногда вижу своих бывших друзей: вялые, одутловатые, с остекленевшими глазами - смотреть тошно. Представляю, что недавно таким же был, просто в ужас прихожу. Не принимаю наркотики я уже полтора года. Тяга, правда, периодически появляется, но я ее перебарываю. Недавно при мне кололись, один даже попросил сделать ему укол - ничего, кроме отвращения, не испытал. В общем, я в себе уверен. А дальше, думаю, будет только лучше. Лет через десять, надеюсь, что и не вспомню, что когда-то употреблял наркотики.
19 мая 2000 года в подмосковном городе Железнодорожном на базе межрайонного наркологического диспансера, обслуживающего три города - Железнодорожный, Балашиха, Реутово, - открылось отделение интенсивной терапии с реанимационным блоком для лечения больных наркоманией на 25 коек. Алла Васильевна ТУМАНОВА, главный врач наркологического диспансера, заслуженный врач России, почетный гражданин города Железнодорожного, рассказывает, какой кровью далось открытие нового отделения, неохотно: "А что я? Это заслуга глав администраций наших городов, это они выделили средства, обеспечили жильем высококлассных специалистов из других городов, которых мы пригласили на работу"...
- Алла Васильевна, не маловато ли 25 коек на три города?
- На первый взгляд, действительно, что такое 25 коек, когда только на официальном учете у нас в районе - 700 человек? А сколько неучтенных. Да и рост идет в геометрической прогрессии. Я работаю наркологом уже 25 лет, из них 15 лет возглавляю наркологический диспансер, поэтому могу совершенно определенно сказать: настолько остро, как сегодня, проблема борьбы с наркоманией, этой чумой XXI века, еще никогда не стояла. Охвачены самые разные слои населения, независимо от социального положения и рода занятий. Очень много детей, о подростках 12-13 лет я уже не говорю. Новое отделение предназначено для купирования острых состояний, так называемого абстинентного синдрома, а далее больной переходит в реабилитационный центр, где проходит лечение амбулаторно в течение полугода.
- Бытует мнение, что наркомана практически невозможно вылечить. Вы разделяете эту точку зрения?
- Нет, не разделяю. Хотите конкретный пример? Первый раз Ваня поступил к нам, когда ему было 16 лет. До этого он пытался сам бросить употреблять наркотики, но у него ничего не получалось. Много раз его мама вызывала наркологов на дом, приезжали, брали, конечно, деньги, но толку никакого не было. Когда он попал к нам, несмотря на юный возраст, это был уже очень больной мальчик, с пораженной печенью и другими внутренними органами. Ой, как трудно нам с ним пришлось. Достаточно сказать, что он три раза у нас лежал. Зато теперь я могу с гордостью сказать: уже полтора года он не на игле, учится в финансовой академии, мы постоянно созваниваемся, он приезжает к нам, рассказывает о своей жизни, советуется. Когда мы проводим встречи со школьниками, со студентами, Ваня и еще несколько ребят, которых нам также удалось спасти, принимают в них участие.
- Алла Васильевна, у вас никогда не возникало желания заняться какой-нибудь другой областью медицины, педиатрией, например? Возиться с алкоголиками, наркоманами - дело-то неблагодарное?
- Как это неблагодарное? Наоборот, очень благодарная работа. Я люблю своих больных, и они меня понимают и любят, тянутся ко мне. Я знаю, что нужна им. Нужна, и все. Даже после лечения звоню кому-то, поздравляю с днем рождения, а он: как я рад, что вы позвонили, Алла Васильевна, вы же у меня вторая мама. Был у меня такой больной, Немтырев. Расскажу вам его историю. Он как запивал, у него случалось обострение экземы. Привозят его во время очередного запоя в кожное отделение, там все от него шарахаются - сначала пусть протрезвеет, везите в наркологический диспансер. Мы бы тоже могли от него отказаться, все-таки обострение мокнущей экземы. Но не отказались. Лечили его и от пьянства, и от экземы. Сама перчатки надевала и его смазывала, потому что даже медсестры брезговали: ой, Алла Васильевна, мы этим заниматься никак не будем. Больше десяти раз, наверное, он к нам поступал, и никаких сдвигов в лучшую сторону. Ну никаких. А он хороший был мастер по ремонту машин. И вот как-то я ему говорю: слушай, Станислав, не мог бы ты нашу машину посмотреть: у меня муж в технике не особо разбирается. Забрала его в воскресенье из больницы, и, пока они с мужем в гараже занимались, приготовила обед, накрыла стол белой скатертью, поставила сервиз праздничный. Зову к столу, он стесняется, привык уже, что все от него шарахаются. Короче, посидели мы, поговорили, обед прошел замечательно, вечером муж отвез его в больницу. А утром прихожу на работу, мне и говорят: твой Станислав сегодня в больнице не ночевал. Ну, думаю, все, прямо сердце упало. Вдруг открывается дверь, заходит его мама, и бултых передо мной на колени: "Алла Васильевна, Станислав больше пить не будет. Прибежал вчера вечером ко мне, плакал. Мама, ты знаешь, где я сегодня был? Я у Аллы Васильевны за столом сидел, она ради меня белую скатерть постелила." Через несколько месяцев я заболела гриппом, лежу дома, вдруг звонок, открываю, на пороге Станислав. У меня опять сердце упало, прямо дурно стало: все - запил. А он: "Алла Васильевна, не пугайтесь, я машину купил, приехал показать вам." Еще через полгода он женился. Перед этим вместе со своей избранницей приезжал, советовался. Сейчас у них сын учится в школе. А сам Станислав - водитель-дальнобойщик, объездил чуть ли не весь мир. Имеет свой дом, машину, все на свете.
- Не пьет вообще?
- Знаете, это только в рекламе пишут о 100-процентном излечении от алкоголизма или наркомании. На самом деле, к сожалению, такого не бывает. Алкоголизм, наркомания - хронические болезни, которые продолжают жить в подсознании даже после излечения. Да, Станислав запивает. Раз в три-пять лет. На три-четыре дня, не более. Его жена сразу звонит нам, мы контролируем его в эти дни. А в целом он в хорошем состоянии, и дай Бог, чтобы все алкоголики так пили. Я очень люблю свою работу. Порой устаешь, что-то не ладится, персонала не хватает, денег не хватает, что-то рвется, что-то ломается, но больные меня никогда не раздражали. Диспансеров, как наш, очень много по стране. Наверное, есть среди них такие, которые и оснащены получше, и финансовых возможностей побольше, и обстановка покрасивее, но я с гордостью могу сказать: у нас есть то, чего, может быть, нет у других, во всяком случае не так часто это сейчас встретишь: весь наш персонал - медсестры, врачи, психологи - частицу своей души, частицу собственного здоровья отдают больным. А ведь мы тоже люди, тоже хотим жить по-человечески. Знаете, какая зарплата у нашего повара? Не поверите - 180 рублей. Выкручиваемся как можем. У нас есть 5 платных коек, для приезжих. Из Москвы, положим, кто-то приехал, просит: выведите меня за три дня из запоя. Пожалуйста: отдельная палата, хорошие условия, стоит столько-то. Из этих денег 50% идет на зарплату самым низкооплачиваемым работнкам, а 50% - на развитие диспансера.
- Какой же дурак поедет к вам из Москвы, да еще за свои деньги? Разве в Москве наркологических диспансеров не хватает?
- О! Да вы что?! К нам приезжают из Москвы самые великие люди. Во-первых, близко, во-вторых, их здесь никто не знает. А в Москве мало ли кто его увидит и узнает. Зачем ему это надо? Вы даже представить не можете, кого у нас только не было! Охотно приезжают! Охотно!
- Вы сказали "я люблю своих больных". За что вы их любите? За что их вообще любить, наркоманов?
- Представьте малыша, который только-только вышел из детсадовского возраста, - полные слез глазенки распахнуты в недоумении, он же не понимает, что с ним случилось, в какую беду он попал. Говорят, наркоманы - это вообще не люди - это отбросы. Да никакие не отбросы. Человек шел-шел, и вдруг на пути - болото, он его не разглядел - и бац туда двумя ножками. Его засасывает, он кричит "SOS!", а все от него шарахаются. Так же и с наркоманом: он же не знал, в какое болото вляпается. Плохо ему было, влюбился, допустим, а любовь безответная, он страдает, плачет, а приятель ему и говорит: "Да брось ты переживать, уколись - и забудешь о своем горе." И все - загублена молодая жизнь.
- А юноша, попавший в автомобильную катастрофу и оставшийся на всю жизнь инвалидом, разве он не вызывает гораздо большего сочувствия? Тут все-таки несчастье, а там человек умышленно калечит себя?
- Так нельзя говорить, что умышленно. Это не так. Да даже если и умышленно, мы же все равно не можем бросить на произвол судьбы всех этих больных людей. Посмотрите, наркомания распространяется быстрее, чем грипп. Все новые и новые молодые люди вовлекаются в этот жуткий, порочный круг. И с каждым годом их становится все больше. Государство, общество не имеют права закрывать на эту проблему глаза, делать вид, что их это не касается. Касается, еще как касается. Это та беда, от которой никто ни заречься, ни отмахнуться не может. Когда-то давно я выступала перед директорами заводов нашего района, объясняла, что такое алкоголизм, о наркомании-то тогда и речи не было, и вдруг вижу в глазах у одного такое осуждение и непонимание, как будто сказать хочет: "Ну чего ты тут нам лопочешь, нас-то, серьезных, уважаемых людей, с какого бока эта проблема может коснуться?" Ладно. Прошли годы. И вот однажды заходит ко мне в кабинет этот человек и спрашивает: "Помните меня?" А я его глаза на всю жизнь запомнила. Так вот, говорит, Алла Васильевна, покаяться пришел, действительно всегда думал: уж кого-кого, а меня эта беда не коснется. Оказалось, сын у него стал алкоголиком.
- Алла Васильевна, возитесь вы с больным, возитесь, вроде вылечили, выписали, а через какое-то время он снова у вас. Не бывает обидно? Не хочется по башке дать: столько сил, мол, в тебя вложили, а ты за старое?
- По башке - нет. Боже упаси. Никогда не было, чтобы я сорвалась, кому-то сказала: ах ты такой-сякой. Я не лукавлю. А вот обидно бывает. Не то слово, как обидно. Я еще, когда лечила только алкоголиков, ощущала, что какая-то частичка меня умирает, если видела своего больного снова у пивной. Такие труды, Боже мой, и все впустую. Это ведь только со стороны может показаться, подумаешь, лечение алкоголика. А ведь столько труда надо вложить, столько сил, чтобы вытянуть его из пропасти, а потом вместе с ним идти, балансируя, над этой пропастью. Это же высший пилотаж. То же самое относится и к лечению наркоманов. И вдвойне обидно, когда мы отпускаем их, еще хрупких, душевно не окрепших, а дома ждут не только родственники - матери, жены, дети, - но еще и, как ворон крови, ждут сбытчики наркотиков.
- Получается, вы бьетесь в закрытую дверь?
- Если нам удастся из сотни удержать на краю хотя бы одного - все равно стоит биться. Один раз надев белые халаты, мы не вправе снимать их всю оставшуюся жизнь.
- Так-таки и не снимаете? Что же, у вас никакой другой жизни, кроме вашего диспансера и больных, нет?
- Ну почему же? У меня масса друзей, я хожу в театры, люблю читать, забочусь о трех стариках, которым за 80 лет, у меня взрослая дочь, закончившая лингвистический университет и юридическую академию.
- Дочь никогда не говорила: мама, не надоело тебе еще цацкаться со своими алкашами?
- Помню такой случай: ей было 5 лет, я зашла в телефонную будку, надо было позвонить, а она бегала рядышком. Вдруг вижу: из магазина напротив выходит один мой больной, дочь бежит к нему, что-то говорит, и он начинает перед ней карманы выворачивать. Что такое? Выскакиваю из будки, подбегаю, а он мне: "Алла Васильевна, не волнуйтесь, она сказала: "Что же вы, дядя, мама вас лечила-лечила, а вы опять в магазин?" Ну я и показал, что ничего не купил." Дочь у меня все понимает. Может, ей и не очень нравится, что мне мои больные даже ночью звонят, но... Что тут говорить, люди нуждаются в помощи, и этим все сказано.
- Насколько я понял, у вас с больными складываются довольно доверительные отношения. Если кто-то из них расскажет вам, что совершил преступление, будете его покрывать или сообщите в милицию?
- Они все всегда делятся со мной. И я знаю, что практически все, кто принимает наркотики, воруют. Я не вдаюсь в подробности, что они воруют и как воруют, - это не мое дело. Я все-таки медицинский халат ношу и никакого отношения к карательным органам не имею. Будь передо мною вор, бандит, кто угодно, нуждающийся в медицинской помощи, я ему эту помощь окажу.
Елена Проклова: "Не надо стесняться пластических операций"