В 1990 году, работая в архиве Ташкентского УКГБ над статьей о зарождении советской наркомафии, я совершенно случайно наткнулся на тонкую красную папку, озаглавленную:"О покушении на премьер-министра Индии Лал Бахадура Шастри 11 января 1966 года". Только открыл ее, как приставленный ко мне сотрудник архива вежливо, но твердо запретил просмотр все еще секретных на тот момент документов. Удалось лишь "выхватить" взглядом с первой страницы фамилию и московский адрес "главного заговорщика" - старшего метрдотеля Кремля Ахмета Саттаровича САТТАРОВА.
Ели на серебре эмира Бухарского
ВОЗВРАТИВШИСЬ в Москву, в Ленинской библиотеке просмотрел газетные подшивки той поры. 12 января 1966 года некоторые зарубежные средства массовой информации писали о том, что в Ташкенте на банкете по случаю завершения мирных переговоров между делегациями Индии и Пакистана отравлен Лал Бахадур Шастри, арестована группа подозреваемых из подразделения обслуживания ташкентского застолья. Советские газеты поместили сдержанное сообщение ТАСС: "Президиум Верховного Совета СССР и Совет Министров СССР с глубоким прискорбием извещают о том, что 11 января 1966 года в 1 час 30 минут в г. Ташкенте скоропостижно скончался выдающийся государственный деятель, премьер-министр Республики Индии Лал Бахадур Шастри".
Нашел я тогда и Ахмета Саттарова, который кремлевским метрдотелем уже не работал и, слава Богу, оказался жив, здоров и на свободе. Правда, о случившемся в Ташкенте разговаривать он наотрез отказался: еще, мол, не истек срок подписки о неразглашении сведений, связанных со службой в Кремле.
Прошли годы. И вот я снова позвонил Саттарову. На этот раз Ахмет Саттарович согласился рассказать о том печальном, а в чем-то и курьезном эпизоде.
- В январе 1966 года в Ташкенте проходила встреча между главами правительств Индии и Пакистана, на которой решался вопрос о перемирии воюющих стран. Для ее обслуживания в Ташкент была отправлена спецгруппа метрдотелей из Кремля, в которую включили и меня. Подготовка шла около месяца. Один из важнейших вопросов, который мы отрабатывали, - соблюдение правил смешанного этикета. В данном случае это было нелегким делом, так как европейский протокол сильно отличается от мусульманского и буддийского. Большое внимание уделили и эстетике обслуживания гостей. Достаточно сказать, что была приготовлена самая дорогая и изысканная посуда, в том числе найденные в запасниках министерства торговли Узбекистана столовые сервизы эмира Бухарского.
После совещания, на котором было подписано перемирие, состоялся банкет "а-ля фуршет". По окончании весь обслуживающий персонал, валившийся с ног от усталости, собрали, чтобы поздравить с успешным завершением встречи и вручить правительственные грамоты. Меня и еще некоторых метрдотелей в Москве обещали представить к правительственным наградам. Счастливые, мы все отправились в гостиницу.
Вместо награды - наручники
РАНО утром меня разбудил офицер Девятого управления КГБ (охрана членов Политбюро и правительства), от которого я узнал о кончине Лала Бахадура Шастри. При этом офицер металлическим голосом сообщил о подозрении, что индийский премьер был отравлен. Сначала я подумал, что это розыгрыш, но, услышав шум по всей гостинице, понял, насколько все серьезно.
Меня и еще троих метрдотелей Кремля, среди которых я был старшим, посадили в "Чайку" и сразу надели наручники. Все это сопровождалось вспышками фотокамер международной прессы. Мы четверо обслуживали самых высокопоставленных лиц, присутствовавших на совещании, поэтому сразу попали под подозрение. Нас привезли в местечко Бульмень - это километрах в тридцати от города, посадили в подвал трехэтажного особняка, запретили разговаривать между собой, поставили охрану. Через некоторое время в подвал привели повара-индуса, который готовил блюда индийской кухни для банкета. Мы все считали, что отравление Шастри - дело рук этого человека, потому что друг в друге были уверены, как говорится, на все сто процентов. Нервное напряжение было настолько велико, что у одного из моих коллег виски буквально на глазах покрылись сединой, а я до сих пор иной раз заикаюсь. Шесть часов мы провели в этом подвале, но они показались нам вечностью. И вот наконец открылась дверь и вошла целая делегация во главе с Косыгиным. Извинившись перед нами, он сказал, что мы свободны. Как показала экспертиза, Шастри умер своей смертью от четвертого инфаркта.
Несмотря на то, что мы очень быстро были, как говорится, оправданы, зарубежная печать успела окрестить нас "отравителями премьер-министра Индии". И лишь наши газеты проявили сдержанность.
Этот инцидент тем не менее наделал много шума. Когда нас везли из Бульменя, желающие получить наши фотографии буквально висели на фонарных столбах, все дороги были переполнены представителями прессы со всего мира.
- Ахмет Саттарович, но ведь "девятка", наверное, жестко контролировала весь банкет, в том числе и качество продуктов. Имелась ли хотя бы теоретическая возможность для подобного покушения?
- Думаю, что нет. Ни один продукт без тщательного лабораторного анализа не мог попасть ни на банкетный стол, ни в холодильники в апартаментах глав государств. Под наблюдением КГБ и других спецслужб находилось каждое движение обслуживающего персонала. Этот механизм контроля сбоев, как правило, не дает. Наш арест, насколько я понимаю, был актом чисто политическим.
- Изменилось ли к вам отношение в Кремле после этого инцидента?
- Да, но в лучшую сторону. Косыгин меня запомнил, всегда привечал и здоровался за руку при встрече. Непосредственное начальство тоже хорошо относилось.
Почему метрдотель Кремля не захотел стать муфтием
- Но все-таки вы в расцвете сил ушли из Кремля, почему?
- Честно говоря, прислуживать на кремлевских банкетах - работенка не по мне. Много унизительного в ней. Скажем, Хрущев плохо знал, да и не любил следовать правилам этикета за столом. Когда эксцессы происходили на банкетах среди своих - полбеды. А вот в зарубежных поездках, если что-то не так сделает, с нас три шкуры спускали. Помню, во время визита в США был банкет. Закусили жареными перепелками, и официант подает Никите Сергеевичу чашу с водой, в которой плавают ломтики лимона, чтобы ополоснуть руки. Хрущев вылавливает из нее цитрусовую дольку - и в рот. Хорошо, иностранные журналисты не заметили. Вот был бы скандал! Однако мне нагоняй был крепкий - за то, что не предотвратил конфуза. Или такой случай. Как-то в Москву приехал сын Черчилля. Мне поручили обслуживать высокого гостя. Однажды заходит Черчилль-младший в кремлевский ресторан, заказывает армянского коньяку и черной икры. Принес. Тот выпил, но не закусывает. Чего-то ждет. Я стою. Потом он как взорвется: почему икру принесли без масла? Отвечаю: вы, мол, масло не заказали, а поскольку комплекция у вас внушительная, то подумал, что не желаете употреблять его. Англичанин побагровел и ушел. Потом оказалось, что он позвонил в дипломатическое представительство, нажаловался на меня. Как же меня пропесочивало за этот случай начальство!
Словом, я давно собирался уходить из Кремля. Учился заочно на журфаке МГУ, писал стихи, мечтал заняться литературным трудом. Ташкентский инцидент ускорил принятие решения. В подвале Бульменя я сказал себе: как только закончу МГУ, уйду из Кремля. На практике, правда, это оказалось не так просто.
КГБ отпускать меня не хотел. Предлагали различные хозяйственные должности - отказывался. Потом меня вызвал генерал, который курировал религию. Предложение было экстранеобычным. Меня предполагалось направить в Бухарское медресе (обучаться религии и арабскому языку), затем заслать в духовную академию Аль-асхар на Ближнем Востоке с тем, чтобы я вернулся оттуда муфтием и работал на КГБ в исламской среде.
В детстве я воспитывался в мусульманской семье, но был полным профаном в этой области. Какой из меня муфтий?! Начал отказываться. На меня давят. Последний аргумент привел такой: мол, люблю женщин. Генерал парировал: раз ты такой бабник, разрешим тебе иметь гарем. В конце концов дали мне двое суток на размышление. Пошел я к одному крупному чиновнику, с которым имел приятельские отношения, попросил совета. Долго с ним обсуждали плюсы и минусы этого предложения. И решили, что раз меня больше всего увлекает литературная работа, то нужно ею и заниматься, а не жить всю жизнь под шапкой КГБ.
Словом, отказался я стать ряженым муфтием. А через неделю чуть не поплатился за это жизнью. В машину, на которой я ехал, врезалась "Волга" - прямо в правую дверцу. Спасло то, что за три минуты до этого водитель "подобрал" на улице мою знакомую и я пересел с ней на заднее сиденье. При разбирательстве выяснилось, что аварию совершил автомобиль, принадлежащий КГБ. Я позвонил куда следует и предупредил, что передал друзьям записи, которые делал во время службы в Кремле, и они будут опубликованы на Западе, если со мной случится трагедия.
От меня отстали. Правда, уже через несколько месяцев записи, которые я действительно делал, кто-то выкрал прямо из стола в моей квартире. Тем не менее из Кремля я ушел. Работал в газете, издал несколько книг стихов и очерков. Когда закончился срок подписки о неразглашении сведений, полученных во время службы метрдотелем, начал писать мемуары "Записки метрдотеля Кремля", которые сейчас заканчиваю.
Алексей Пиманов, человек и закон