Мне иногда задают вопрос: "Есть ли у вас идеал для подражания?" Я всегда отвечаю: "Да, есть. Это солдаты, сержанты и офицеры Советской армии 1941 года". Воинов 1941 года меньше всего дожило до Победы, меньше всего награждено, меньше всего о них написано. Единственное, что им досталось, - это безвестно лежать на необъятных просторах нашей Родины. Виной этому - отступление, поражение. Ох как не любят у нас вспоминать об этом!
Незадолго до войны я был назначен командиром учебной батареи 165-го Отдельного зенитно-артиллерийского дивизиона 51-й стрелковой дивизии стрелкового корпуса 9-й армии. Старшие командиры постоянно напоминали нам о том, что война может начаться в любой момент. А мы, молодежь, представьте, даже радовались этому. Уж очень нам хотелось быть участниками больших событий.
Дивизия, которую наша батарея прикрывала от воздушных налетов, сперва занимала оборону по реке Прут на южном участке фронта. Но к концу июля мы были вынуждены оставить позиции. Фашисты нависли над нами с севера, и, чтобы не оказаться в окружении, пришлось отходить.
Пожалуй, ничто так не действует на моральное состояние армии, как отступление. К стыду от проигранного боя присоединяются физические страдания, подавленность, горечь потери боевых товарищей.
А во второй половине октября 1941 года мы были уже в "котле", в глубоком тылу противника. Надо было держать круговую оборону днем и пытаться выбраться из окружения ночью. Двое суток подряд наша батарея в составе дивизии именно это и делала - ночью двигались, а днем отдыхали, готовились к очередному маршу. Появилась даже надежда, что все кончится благополучно. Настала третья ночь, наши войска без шума быстро построились в боевую колонну и тронулись в путь. Все шло нормально. Командование умело обходило немецкие гарнизоны в населенных пунктах.
После небольшого привала, около часа ночи, головные подразделения подошли к безымянной речке, протекающей в довольно широкой долине. Болотистые берега постепенно переходили в мокрый луг. Мы вначале не придали значения этому препятствию. Но первые же машины безнадежно увязли. Мы стали кидать под колеса все, что попадало под руку, когда и это не помогло, начали использовать имущество, находящееся в автомашинах, - муку, ящики из-под боеприпасов и т. д. Несмотря на все усилия, к рассвету было переправлено меньше половины войск.
Светает на юге Украины быстро. Все работы проводились на открытой местности, даже отдельные кусты и те отсутствовали. Не успели мы полностью занять оборону, как группа автоматчиков противника силой до батальона на мотоциклах атаковала наши подразделения, смяла боевой порядок и оттеснила с возвышенностей в пойму реки.
И началась вакханалия, которая длилась в течение всего дня.
Противник сосредоточенным огнем из всех видов оружия гонял всю массу наших войск, а их здесь оказалось несколько дивизий, из одного конца долины в другой, затем на мотоциклах объезжал наши пешие подразделения и гнал их уже в обратном направлении. По малейшему скоплению людей открывал массированный огонь. Ад кромешный!
Во второй половине дня, выбившись из сил, с группой бойцов своей батареи я ползком достиг кукурузного поля. Заметив офицеров, солдаты других частей стали толпами присоединяться к нам. Но беда в том, что они были совершенно безоружными, а некоторые и босыми (чтобы легче было бегать). У офицеров - только пистолеты. В большинстве своем люди были настолько деморализованы, что многие находились на грани помешательства. Кидались в ужасе кто куда - без соблюдения маскировки, на виду у врага. В этих условиях думать об организации какого-либо сопротивления не приходилось.
Прошли метров двести, слышу приглушенные шумы моторов, автоматно-пулеметные очереди. Сделав еще с десяток шагов, увидел три немецких танка, идущих один за другим на очень малом ходу с открытыми люками.
Автоматчик из люка замахал мне рукой: "Рус, хальт! Рус, плен!"
Некоторые из солдат, следовавших за мной, стали поднимать руки вверх и пошли к танку. Мне тоже пришлось встать во весь рост. Затем я бросился, словно в речку, обратно в кукурузу, прикрыв голову командирской сумкой, и замер. Рой пуль вперемешку с землей накрыл меня.
Я тихо, затем все быстрее пополз обратно в лощину. За мной следовали командир взвода лейтенант И. Печерей, несколько сержантов и солдат - все с моей батареи. Наконец, совсем измученные, мы срезали по тростинке и, как только показались немецкие танки, залегли в речку, держа тростинки во рту. Сколько лежали, не знаю. Но это время показалось вечностью.
С наступлением сумерек противник прекратил охоту за нами. Зато активизировались наши части. Откуда-то появилось большое начальство, стали поступать команды, и буквально на глазах обстановка стала меняться к лучшему - появилась организованность, порядок.
Больных и раненых погрузили на несколько уцелевших автомашин, и за ночь мы совершили невозможное: преодолели пешим порядком расстояние в 75-80 километров.
Так закончился для меня трагический 1941 год. Из 350 офицеров, сержантов и солдат дивизиона на формирование в г. Каменск живыми добрались всего 27 человек.
Нас осталось только 12 из 90 ребят. Исповедь "афганца"