Голоса Аллы Иошпе и Стахана Рахимова звучали по радио и телевидению, на их концерты невозможно было достать билеты, они были своеобразной "визитной карточкой" советских артистических делегаций за рубежом. А как же - живой пример дружбы народов, он - узбек, она - еврейка, уникальный дуэт солистов... Их песни знали все - и стар, и мал...
О нелёгкой судьбе, о творчестве, о любви, пронесённой через все испытания, рассказывает сегодня Алла ИОШПЕ.
По Божьему закону
МЫ СО СТАХАНОМ - дети противоречия. Мы родились исключительно благодаря товарищу Сталину. В 37-м, в год страшных репрессий, вышел указ, запрещающий аборты. Поистине, одна рука убивала, другая - дарила жизнь. Надо было пополнить поредевшие ряды!
Мой папа, Яков Александрович Иошпа, или Янкель, как его звали в семье, родился на Украине, в маленьком местечке Сатанов. Был он весёлый, общительный, влюблённый в жизнь и в людей, особенно в женщин. Бабушка его называла "артистом". Всё это у меня от него, кроме влюблённости в женщин, конечно. От него и любовь к музыке, к сцене. Ещё мальчиком он пел в хоре при синагоге и в хедере, а позднее в самодеятельности играл короля Лира...
Моя мама, Мария Григорьевна, красавица Марья, родилась тоже на Украине, на 4 года позже, в городке Проскурове. Ей было семнадцать, когда она встретила Павлика, начальника местного ГПУ. Бабушка была против этого брака, но Манечка выскочила в окно и... замуж. Однако вскоре в местечке появился мой будущий папа. Он был "большим человеком": не просто прибыл на паровозе - водил его! Авторитет его был огромен. Но как же мама хохотала над его фамилией - Иошпа! Наградил же Господь!
Она смеялась и тогда, когда Янкель взял её на руки и галантно понёс через лужу. Но... увы, поскользнулся и упал. Вместе с Манечкой. Вопрос был окончательно и бесповоротно закрыт! С этим человеком, да ещё и носящим такую фамилию, она никогда больше общаться не будет...
Через несколько дней Янкель отвёл Манечку в синагогу. Брак был совершён по Божьему закону. Надолго. Навсегда.
Правда, во время войны, когда папа приехал в Бузулук, куда мы с мамой были эвакуированы, ему донесли, что в маму влюбился командующий стоявшего там корпуса. Папа сильно обиделся, забрал маму в Москву и... развёлся с ней. Всю обратную дорогу из ЗАГСа Манечка смеялась, они помирились. И прожили вместе 57 лет. Вновь они расписались на сорокалетие совместной жизни: "...Перед внуками уже неудобно," - говорил папа.
Ребёнок из-за кулис
СТАХАН родился в городе Андижане Узбекской ССР, в том же году, что и я. Его мама, в будущем известная певица, народная артистка Узбекистана, происходила из богатой семьи. У её отца было несколько жён. Красивую девочку Шаходат в 11 лет "сговорили" в жёны одному богатому человеку. Фактически продали, так как будущий муж уже начал выплачивать её родителям калым. Но в 14 лет, когда пришло время переходить жить в дом супруга, она сбежала в театр, о котором бредила всю жизнь. Никто не помнит, что стало с почти выплаченным калымом, но разразившийся тогда скандал, кажется, навеки сохранился в местных эпических сказаниях. Через некоторое время Шаходат вышла замуж за артиста, тенора Кулдашева.
В это время правительство молодой Узбекской республики начало акцию по выявлению молодых национальных талантов, и в Андижан отправилась высокая делегация во главе с самим хозяином республики, Председателем Совета Министров и секретарём ЦК Узбекистана Усманом Юсуповым. Юсупов обратил внимание на талантливую красавицу-артистку. Поговаривали даже, что отец Стахана - Юсупов. Сама Шаходат, когда об этом заходила речь, загадочно молчала... Имя Стахан было дано ребёнку в честь героя того времени Стаханова. Впрочем, в узбекском языке слово "устахон" означает "мастер мастеров".
Вскоре, после очередного скандала с мужем-тенором, Шаходат убежала в Ташкент. И именно Усман Юсупов "выбил" для неё и сына отдельную квартиру... Да и потом помогал им.
Первые публичные выступления Стахана Рахимова начались года в три. Няня заметила, что мальчик всё время что-то напевает: то мамины узбекские мелодии, то нянькины русские, то какие-то свои. И стала брать его с собой в магазины, на рынок, в парикмахерскую. Ребёнок "выступал", получал сладкие награды и первые заслуженные аплодисменты. А в пять лет Стахан "вышел" на настоящую сцену. Его мама была тогда солисткой Ташкентского музыкального театра драмы, где играла все заглавные роли. Мальчик в полном смысле слова рос за кулисами, а когда в одном из спектаклей героиню "убивали", он с воплем "мама!" бросился на сцену. Успех его в этот вечер был огромным.
Шаходат выходила замуж ещё два раза, родилось трое детей. Старший, Стахан, очень любил и всегда преданно опекал своих двух сестрёнок и брата. Когда Шаходат послали в Москву, в консерваторию, на повышение квалификации, она взяла Стахана с собой. Здесь он закончил школу и стал студентом Московского энергетического института.
Минздрав вечен
КОГДА меня принесли из роддома, все сказали: "красотка". Но на крохотной ножке явственно проступали маленькие синие пятнышки - венки. Какое-то время они меня особенно не беспокоили - лишь когда набегаешься, побаливало и распухало колено. Настоящая беда пришла в 10 лет. Бегала у бабушки, на Украине, с ребятами по кукурузному полю, занозила ногу, попала инфекция. И - сепсис, общее заражение крови.
Тогда только-только стали появляться наши, отечественные антибиотики. Но они не помогали. Требовался сильный, импортный препарат. А его достать даже за большие деньги было невозможно. Продали и заложили в ломбард всё, что можно, и мама, моя поседевшая от горя в 37 лет мама, умоляла Минздрав: "Выделите хоть одну ампулу! Умирает ребёнок!" Всё бесполезно. Ответ один: "Все лечатся отечественным, всем помогает, а вашей, видите ли, нет. Странно". Всё в стране меняется, но кое-что остаётся, как видно, неизменным - это родной Минздрав, как бы он ни назывался, и его отношение к людям! Тогда мне буквально чудом удалось избежать ампутации. Но проблемы с ногой остались на всю жизнь...
Наша квартира располагалась во дворе Еврейского театра Михоэлса. Я почти всё время болела, и, чтобы скрасить моё существование, мама помогала мне добираться на все их спектакли - я была самым постоянным и преданным зрителем этого театра. А позже сцена стала моей мечтой, и я даже сдала экзамены в ГИТИС. Но маму вызвали в ректорат и сказали: "Не мучайте девочку! С такими физическими проблемами на сцену она всё равно никогда не выйдет!" И мама уговорила меня поступать в МГУ. Мой выбор пал на философский факультет, кафедру психологии. Там можно было заниматься психологией творчества. Уж если не творить самой, то, по крайней мере, разобраться, как и отчего творят другие!
"Вы не должны выходить на сцену стеснённо"
СТУДЕНЧЕСКАЯ жизнь в МГУ била ключом - если ты не выступаешь в какой-нибудь самодеятельности или хотя бы не ездишь с агитбригадой, какой же ты студент? И вот я уже в аудитории, отданной под репетиционный зал, аккомпанирую на стареньком пианино какой-то "певице". Поёт вяло, слабо. "Ну ведь не так надо!" - вырывается у меня. И недолго думая начинаю петь! Ребята услышали. И пошло: спой да спой! Поначалу, конечно, отнекиваюсь. Но после первого же концерта я стала факультетской "звездой".
В МГУ тогда существовал потрясающий Оркестр лёгкой музыки, почти профессиональный коллектив. Страшно хотелось петь там... Ну что же, я умела ждать. Но уж когда меня туда позвали, я стала самой счастливой на земле!
Мои первые песни "Царевна-Несмеяна" и "Купите фиалки" трогали всех. Поначалу я стеснялась выходить, прихрамывая, к микрофону, но на первом же концерте получила записку, запомнившуюся мне на всю жизнь: "Милая! Вы - талантливый, счастливый человек! Вы не должны выходить на сцену стеснённо. Не надо показывать, что ваш недуг вас стесняет. Вы ведь столько дарите людям! Спасибо вам, и - смелее! Вы - настоящая певица! И будьте ею!!"
А параллельно с артистической карьерой шла карьера научная - с первого курса я была отличницей, университет закончила с красным дипломом, и передо мной распахнула двери аспирантура МГУ. Работа над диссертацией была, конечно, очень нужным и интересным делом. Но...
Я уже была замужем, появилась маленькая дочка, а меня направили собирать материал для диссертации в детское отделение больницы. Маленькие дети и такие взрослые страдания, боль, глаза, полные слёз... В каждом из них я видела собственного ребёнка! Начались нервные срывы, истерики...
После защиты кандидатской диссертации (она называлась "Скорость произвольных двигательных реакций в норме и при лобных опухолях мозга") состоялся банкет. Пригласила всех, с кем работала в институте Бурденко, оппонентов, известных учёных и профессоров. А ещё - очень славную женщину, редактора Москонцерта, которая первой поверила в меня, вывела на большую, профессиональную сцену. И вот после первого же официального тоста Лидия Яковлевна торжественно просит слова. И говорит буквально следующее: "Дорогие друзья! Я счастлива объявить вам, что сейчас наступает важный исторический момент. Впервые в истории всей советской эстрады на сцене будет петь кандидат наук! Мы все так рады этому моменту! Теперь, когда Алла Иошпе защитила диссертацию, она наконец-то может спокойно стать артисткой!!!"
Долго ещё ждало меня место старшего научного сотрудника в Институте психиатрии имени Ганнушкина... Не дождалось! Я никогда не работала нейропсихологом.
Однажды и навсегда...
СО СТАХАНОМ мы познакомились случайно. Однажды в 1957 году я услышала по телевизору странную, необычную музыку, удивительный голос. Этого певца невозможно было ни с кем спутать! Уникальная манера исполнения, яркий талант. Он выступал тогда как представитель Узбекистана на Фестивале молодёжи и студентов.
А через некоторое время я должна была петь на конкурсе художественной самодеятельности вузов Москвы. Заключительный концерт проходил в Колонном зале Дома Союзов. За кулисами все безумно нервничали. Не волновался только один человек - симпатичный узбек. Он сидел в гримёрной и преспокойно курил. Меня это очень раздражало - подумать только, задымил всё помещение!
Я знала, что на первое место в конкурсе имелось всего два претендента - я и ещё какой-то парень из МЭИ. У меня настрой был боевой - нацелилась на победу. А после на сцену поднялся он - этот узбек. Я стояла в кулисе, слушала, как заворожённая. Просто фантастика какая-то! Да ведь это же тот самый парень, которого я видела по телевизору!
...Победителями конкурса стали мы оба. Жюри не смогло отдать кому-нибудь из нас предпочтение. После его выступления я подскочила к Стахану: "Как здорово вы поёте! Какой же вы молодец! Удивительно, но я так же чувствую музыку, как вы, честное слово!"
...Домой мы пошли вместе. Он рассказал, что давно знал меня как певицу, следил за мной и что у него то же ощущение: я пела так же, как спел бы он.
А вскоре был праздник в честь юбилея нашего оркестра МГУ. И Кремер, наш дирижёр, попросил меня пригласить "того певца из МЭИ". Сказал:
- Ляг костьми, но чтоб он у нас пел.
Потом долго злословили: "И легла".
И вот юбилей. Я что-то пою, потом звучат вступительные аккорды "Песни о Тбилиси"... И вдруг... Не знаю, что толкнуло Стахана, но он поднялся ко мне на сцену, подхватил мелодию, повёл второй голос... Да так, будто мы всю жизнь только и делали, что вместе пели!
Конечно, он бы сделал карьеру и один. Как и я без него. Но то, что мы создали вдвоём, было совсем другим, особым. Это оказалось никем ещё не занятой нишей, абсолютно отличной от всего, что существовало до сих пор. Родился новый жанр, наш дуэт солистов. С тех пор мы вместе.
Но наше начало далось нелегко. Он - женат, я - замужем. У каждого - ребёнок. Родители - и его, и мои - категорически против нашего союза. Моя мама очень боялась за меня. "Узбек всё-таки, они - многожёнцы". - "Ничего, мама, я не боюсь. Мне просто придётся заменить ему гарем". А мама Стахана и слышать не хотела о москвичке. "Если не хочешь жить с предыдущей женой, то домой, в Ташкент! Там полно своих невест!"
Но любовь оказалась сильнее родительских запретов. Предложение пожениться Стахан сделал между делом. Он не объяснялся в любви - мы забежали в столовку, и между какими-то винегретами и щами он буднично сообщил: "Да, кстати, нам надо бы пожениться!" И мы оба развелись с прежними супругами и расписались... Друзья подарили нам крошечный самоварчик. И сказали: "Разделить, разрубить можно всё, даже подушку. А этот самоварчик при всём желании разделить невозможно. Так будьте навеки вместе!"
Наши "народные" песни
МЫ СО СТАХАНОМ очень разные, даже по гороскопу. Он - Стрелец, декабрьский, я - июньская, Близнец. А по характеру - вообще небо и земля, огонь и вода! Но кто-то сказал про нас: "Когда они поют, ощущение, что зал им мешает". Мы знаем одно: поставь нас на разных краях земли и спиной друг к другу, мы всё равно вместе возьмём дыхание. Вот что такое дуэт. Репертуар подбирался исключительно "по велению сердец" - нашей визитной карточкой на долгие годы стала "Ночка луговая" композитора Дегтярова на стихи поэта Пришельца. Она так всем полюбилась, что её даже считали народной. Очень интересным было наше сотрудничество с Эдуардом Колмановским. Огромный успех нам принёс его знаменитый "Алёша". До сих пор эта песня непременно звучит 9 мая, на День Победы. Она стала как бы символом этого светлого праздника.
Нам всегда предлагали много, очень много песен, но мы редко что-нибудь находили для себя. Потому что отбирали только те песни, в которых были абсолютно уверены, что это - НАШЕ. И почти не ошибались. Нам нужно было, чтобы не слова, не текст, а СТИХИ, и чтобы не мотивчик, а МУЗЫКА. Многие именитые авторы на нас даже обижались. Но мы никогда не брали "конъюнктурные" произведения, такие, с которыми можно было лишний раз "засветиться" на радио или телевидении. Начинали с песен самодеятельных авторов. Ген Шангин-Березовский, учёный-биолог, композитор и поэт. Кроме "Несмеяны" он написал для меня "Не торопи любовь, потом наплачешься", а потом, уже для нас двоих, "Если любить так" и "Листопад". Геолог Володя Борисов. Его потрясающая "Каргополочка", "Слушайте, горы!", "Журавлиная песня" - всё это было настоящим и НАШИМ. Ада Якушева. Человек удивительного таланта. Автор огромного количества песен, их пела вся студенческая молодёжь. "Ты - мое дыхание", "Мой друг рисует горы", "Снова твоё бесконечное "жди", "Песня о Братске" и многие, многие другие.
Мы пели песни авторов, которые были личностями. Им было чем поделиться, что рассказать. Однажды один известный поэт попросил меня: "Вы дайте мне тему, о чём бы вы хотели, чтобы я написал". Авторы-барды никогда бы до этого не додумались. Они просто не могли не писать о том, что их волновало. Потому и песни были такими! А петь песни "непрофессионалов" не поощрялось. У нас даже были неприятности из-за этого. Конечно, сейчас трудно в это поверить, но требовалось исполнять творения исключительно членов Союза композиторов. Других на телевидение не пускали!
Рецепт настоящего плова
ТРАДИЦИИ в семье очень важны. Например, всё равно, кто сготовил обед, но подать его и сесть вместе с мужем должна жена. У каждого должно быть своё, и только своё, место за столом. И угощение должно быть традиционным. Стахан вообще хорошо, даже очень хорошо готовит: и манты, и лагман, и маш (это такое блюдо с рисом, мясом и зелёным горохом, потрясающе вкусно!), да и я иногда "выступаю" с какими-нибудь кулинарными изысками, но плов в нашем доме - это нечто исключительное.
Плов для нас - целое событие. Его делают для друзей. Невозможно, чтобы плов ело мало людей. Это - удовольствие для многих. Это - процесс. Это - традиция нашего дома. Всегда. И даже если мы решаем сделать "небольшой пловчик" для себя, обязательно кто-нибудь позвонит в дверь.
Меня подруги спрашивают: "Скажи честно, почему у вас всегда такой необыкновенный, такой вкусный плов? Ведь ты, наверное, знаешь его секрет? Ну расскажи!"
"Ну ладно, - говорю, - пишите рецепт. Для настоящего узбекского плова берётся... один настоящий узбек..."
"Предатели Родины"
МЫ ПЕЛИ вместе, известность наша росла, начались концерты, гастроли, в том числе и за границей. Но если "заграница" для советского человека - это целое событие и в то время подарок, то гастроли по стране... Скажем так: это хлеб не из лёгких. Холодные гостиницы, плохие рестораны, ужасные дороги. И главная беда - обкомовские конференции. Приезжаешь в любой город - мест в гостинице нет. Уже не спрашиваешь, почему, знаешь: "Конференция!" Когда же эти обкомовцы делами занимались? Загадка! Так же и в ресторане - пообедать нельзя! Идёт собрание: обсуждают, как лучше обслужить посетителя... Театр абсурда!
А ещё гастроли - это много, много работы. Мы нравились публике, на нас шли, и невзирая на все ограничения, которые государство железной рукой налагало на наши заработки, нам удавалось получать приличные деньги. Обставили квартиру, купили машину, растили дочку Танечку, помогали родителям...
Но, к сожалению, не все проблемы можно решить с помощью денег. Моё здоровье становилось хуже, операции, проведённые в Советском Союзе, не принесли желаемого эффекта. Мы нашли зарубежную клинику, где мне брались помочь. Пошли, как водится, в Министерство здравоохранения. И получили стандартно-равнодушный отказ. Мы готовы были заплатить сами - отработать, отдать всё, что есть... Увы.
Что делать? Стахан сказал: "Уезжать!"
1979 год. Тогда все вокруг уезжали - знакомые, друзья, артисты... И мы подали документы.
Что тут началось! Нас объявили предателями Родины, нас клеймили на партсобраниях, нашу дочку, отличницу-студентку МГУ, с позором выгнали из университета. Но самое страшное - нам запретили выступать. Отменили все гастроли, изгнали со всех сценических площадок, пустили под нож пластинки с нашими песнями, запретили любое упоминание о нашем дуэте в прессе. Но при этом не выпустили из страны! Мы ходили в ОВИР как на работу - подавать документы на выезд после очередного отказа можно было через полгода. А в промежутке надо как-то жить... Так появился наш домашний театр "Музыка в отказе". Зрителей было много - усаживались на полу, на ковре, на подушках. О концертах передавали друг другу устно. А дом-то наш располагался прямо рядом с американским посольством. Под окнами милиция, "топтуны" из органов... Но люди идут! Им нужна наша музыка, наши песни!
Мы не были врагами своей страны. Мы любили её и ни за что не решились бы на отъезд, если бы у нас был выбор. Ведь мы столько раз бывали за рубежом, нам предлагали там постоянную работу, но просить политического убежища - даже помыслить об этом было страшно!
Главное - оставаться людьми
ДЕСЯТЬ лет молчания для артистов - долгий срок. Но времена за окном менялись, пришло время Андропова. Занавес молчания стал приоткрываться. Нам пришлось начинать с нуля. Это были тяжёлые шаги, но мы вернули своего зрителя...
И тут всё вдруг полетело кувырком - нашему родному государству стало не до нас. Как мы просили его прежде: "Государство, милое, забудь нас, отпусти!" А сейчас оно само, без просьб, в одночасье обо всех своих детях забыло: у государства тяжёлая болезнь - ПЕРЕСТРОЙКА. Но нам, вопреки старому восточному проклятию "Чтоб вам жить в эпоху перемен!", эти перемены пришлись ко двору. Не в плане творчества - в плане возможности дышать свободно. Мы очертя голову кинулись в новое дело - бизнес. Организовали фирму - бухгалтер, документы, всё как у больших! Получали колготки из Биробиджана, продавали, покупали то, что было надо директору колготочной фабрики, переправляли в Биробиджан. А на "навар" сумели не только переждать весь перестроечный "девятый вал" с его пеной и мусором, но и "не сдать" своих - музыкантов, звукорежиссёров... Все они тоже были с нами, выбирались и карабкались, занимались не своим делом, встречали и отправляли контейнеры с товаром...
Вокруг нас всегда было много прекрасных людей - друзей, наших преданных зрителей и слушателей, и мы им очень благодарны. Благодаря им, для них мы снова поём, ездим с гастролями и концертами. У нас снова мало времени - выступления, записи, новые стихи и песни, организация концертных программ... Я пишу вторую книгу и преподаю вокал, Стахан - директор и художественный руководитель Москонцерта.
И вроде бы всё хорошо... Но восстановились ли мы полностью? Не знаю. А ещё - жалко потерянных для сцены лет, ранних разочарований, молодости, потраченной на борьбу с бюрократией. Но, с другой стороны, и сейчас зал взрывается аплодисментами, когда мы вместе выходим на сцену, а я, как всегда, опираюсь на надёжную руку моего Узбека... Для людей это что-то значит. Мы поём, а значит - живы!
В младенчестве я почти не плакала. Это стало серьёзно волновать маму, и она показала меня ларингологу, мол, не немой ли ребёнок. Доктор успокоил: "Не волнуйтесь, она всем вам ещё напоёт!" Как в воду глядел.