Заслуженной артистке РСФСР и депутату Государственной думы Елене ДРАПЕКО никакие болота не страшны - будь то карельская топь или трясина чиновничьих кабинетов. Своими взглядами на жизнь в кино и за кадром она поделилась с "Долгожителем".
Дочь офицера
РОДИЛАСЬ я в городе Уральске в Казахстане. Отец мой был офицером, скитавшимся с семьей по необъятной советской стране. Что означает украинская фамилия Драпеко? Кажется, есть гора с таким названием... Моя мама из семьи староверов, получила строгое религиозное воспитание. Замуж вышла в неполные восемнадцать лет. Работала библиотекарем, очень любила литературу и историю, поэтому дома у нас всегда было много книг. Так что у меня рабоче-крестьянское происхождение. Родители мои были интеллигентами первого поколения.
В младенчестве меня привезли в Ленинградскую область, мы поселились в военном городке в Павловске. Поскольку полк был артиллерийским, я знала наизусть все виды вооружения; знала, из какого орудия стреляют, и могла даже на слух определить, какой калибр снаряда летит. Так что боец Лиза Бричкина "родилась" в военном городке. Когда мне было лет девять, приключилась такая история. Мы с подружкой пошли в лес по грибы и нашли гранату времен войны. И вот две маленькие дурехи надумали, что пойдут "гражданские" и подорвутся, поэтому мы вытащили ее изо мха и на ладонях донесли до штаба. У КПП вызвали через дежурного моего отца. Он вышел. Лицо его сделалось совершенно белым. "Лимонку" тут же забрали, меня отправили домой. Этот случай, конечно, не пример для подражания. Но, в общем-то, вполне характеризует дочь советского офицера... Когда мне было четырнадцать лет, отец серьезно заболел. Два года мы надеялись, что он выкарабкается. Но он умер в день моего шестнадцатилетия.
Либо победил, либо проиграл
АРТИСТКОЙ я стала в три года, когда меня поставили на стульчик под елочкой читать стихи. В детстве я часами могла торчать перед зеркалом, надев на себя кружевные накидки с подушек и мамины туфли, изображая своих любимых актрис, распевая песни из кинофильмов... В двенадцать лет меня отдали в театральную студию при местном ДК.
С первого раза в театральный институт я не поступила. Дошла до третьего тура, но... не повезло. И я благополучно сдала экзамены в Ленинградский институт культуры на режиссерский факультет. Во время обучения писала сценарии массовых праздников, ставила отрывки из спектаклей. Но через два года снова дерзнула поступать в театральный. Шла мимо, и что-то ретивое взыграло - ноги сами привели. Как была в простецком платьице из ситца, так и пошла на консультацию. Прошла первый тур. А есть же у студентов примета: в чем сдал экзамен, в том же сдавай и дальше, иначе провалишься. И я в этом ситцевом платье, которое еле-еле прикрывало колени, сдавала все туры. И прошла. Спасибо платью!
Я была домашней девочкой, которая находилась под неусыпным наблюдением своей матери. Все праздники она встречала со мной, с моими друзьями. Ей нравилось быть среди молодежи. Когда я поступила в театральный институт, маму пугали, что в этом заведении полный разврат, богема... И вот на первый Новый год моей учебы я пригласила своих однокурсников к себе. Приехала целая орава, человек двадцать. И мама, увидев, что все они такие же, как я, молоденькие, неиспорченные, наконец-то успокоилась.
На творческих встречах часто спрашивают, почему я бросила сцену. Мне очень жаль, но так сложилась моя судьба. Меня рано начали снимать в кино. К окончанию института я была уже сложившейся киноактрисой. На меня были заявки. А чтобы устроиться в театр, нужно было показываться, стараться понравиться режиссерам, и так далее... Ведь сцена и закулисье - это совершенно разные вещи. Ну не получилось у меня жить театральными интригами! Не могу я терпеть, когда делят роли, когда подсиживают, когда дублерша шипит из зала: "Какой ужас! Какой кошмар!.." Это мне не нравится. И потом, я актриса характерная. А в театр берут в основном на роли так называемых "героинь с определенной фактурой". Хотя на сцене я работала с удовольствием. Например, один сезон отыграла у Игоря Владимирова, другой - в театре "Балтийский дом" в Питере. И все же главное отличие кинематографа от театра состоит в том, что киноактер запечатлен на пленке раз и навсегда, для зрителя он играет однажды - и только в этом фильме, и только в этой сцене. Иной раз потом локти кусаешь от досады, а поделать уже ничего нельзя, не переиграешь еще раз. В кино либо победил, либо проиграл. Третьего не дано...
"А зори здесь тихие..."
СНИМАТЬСЯ в кино в нашем институте студентам было официально категорически запрещено. Но Леонид Макарьев, на курсе которого я училась, режиссера Станислава Ростоцкого очень уважал, и на съемки фильма "А зори здесь тихие..." я поехала совершенно легально. Подготовительная группа Ростоцкого тогда "прошерстила" буквально все театральные заведения. Нас поехало восемь девочек на пробы. Прошла одна я. Сначала набрали уже известных артистов. Повесть Васильева была, как говорится, "на слуху". Всем хотелось сыграть в этом фильме. А потом Ростоцкий и оператор Шумский решили, что должна играть молодая команда, что в том и прелесть этой истории, что все герои были очень молодые.
Во время учебы в институте я была курносая, румяная, пухленькая, что называется - "щеки видны из-за спины"... Преподавательница по хореографии часто меня похлопывала по попе и говорила: "Графиня из Пассажа". Это у нее было самое ядовитое замечание для нас, студенток... Итак, дали мне сценарий и спросили, кого я хочу играть. Я сказала: "Риту Осянину или на худой конец Женьку Комелькову, потому что она такая же красивая, как я, и тоже офицерская дочь". Лиза Бричкина мне нравилась гораздо меньше. Я себя ею не чувствовала. Тем не менее домой пришла телеграмма, в которой сообщалось, что я утверждена на роль Лизы и меня ждут в Петрозаводске. Роль Женьки Комельковой получила Ольга Остроумова, Риты Осяниной - Ирина Шевчук, Гали Четвертак - Катя Маркова, Сони Гурвич - Ирина Долганова.
Съемки проходили с апреля по октябрь. Поскольку в Карелии были белые ночи, снимали по восемнадцать часов в сутки, весь световой день. Кто в сцене не участвовал, подстилал шинельку и спал под кустиками. Ростоцкий добивался от нас подлинности образов. Для этого мы должны были все знать про тех, кого играли, про то время. Он специально приглашал к нам на съемки своих друзей-фронтовиков, которые рассказывали разные истории из военного времени. Мы просмотрели тысячи метров хроники. Нас по-настоящему муштровали. Приставили солдат во главе с майором Зайцевым. Выходили мы на деревенскую улицу и маршировали, и ребята, солдаты этого взвода, в кустах загибались от смеха. Потому что зрелище было еще то... Показывали нам, как стрелять из зениток, пулеметов, автоматов, где нажать, где что летит... И ползать заставляли с вещмешками за спиной, в которых лежало по два кирпича. И портянки правильно заворачивать. И вставали мы рано. В общем, все было приближено к действительности.
Помню скандал, который учинил Ростоцкий художнице по костюмам. Она подогнала нам гимнастерки по фигурам, сделала вытачки. Но вытачек тогда быть не могло. И на нас появились подлинные костюмы.
По поводу роли Лизы Бричкиной у меня еще на подготовительном этапе возникали проблемы с Ростоцким. Да какие! Дело в том, что в начале работы я видела Лизу иначе, чем он, и иначе, чем написана она у Бориса Васильева. По книге деваха румяная, более земная, хозяйственная, добротная, чем я ее показала. Ростоцкому хотелось, чтобы я была более яркая, шумная, крепкая. А я - росточек, стебелечек, прозрачная такая. И мечтательная. Ростоцкий расстроился ужасно. Хотел даже снять меня с роли. Но это было до момента, пока не пришел снятый материал. Его посмотрела жена Ростоцкого - народная артистка РСФСР замечательная Нина Меньшикова - и сказала, что меня ни в коем случае не надо заменять, что в Лизе, которую я сыграла, такой свет, такая чистота, которые только украшают картину. И все-таки мне сделали другой грим: высветлили брови, нарисовали рыжие веснушки на лице, вытравили волосы, сделали курносину. Решили, что свет у Лизы Бричкиной будет внутренний, а внешность надо чуть "исправить", чтобы я была такая деревенская белобрысая девушка. Подложили вату в нужные места. Получилось у Лизы "все при всем", "приятно поглядеть". Отрабатывали окающий говор, чуть косолапинку и твердость в походке. Пришлось учиться лепить характер. Если другие девочки играли как бы самих себя, то мне всю себя пришлось переделывать.
Андрей Мартынов, "наш старшина Васков", сначала тоже не удовлетворял режиссера. Ростоцкий прикомандировал бедного Андрея к солдатам на два месяца в палатку. А он ведь был такой молоденький городской мальчик. Только усы настоящие. Ни грести, ни заряжать винтовку, ни самокрутку свернуть не умел. У Андрея была подлинность внутренняя, природный юмор, мягкость характера. Внешней жесткости у него старшинской не было. Но вот получился удивительный симбиоз. Замечательная получилась роль. Если бы вместо него оказался ушлый, прижимистый мужик, то ощущения пронзительности не получилось бы. Ведь тем труднее была победа над фашистами, что воевали-то совсем неподготовленные внутренне к убийству молодые люди, непрофессионалы. Через смерть, через войну, через себя им пришлось перешагивать, чтобы воевать и убивать. И эта тема у Ростоцкого получилась, прошла через все характеры.
Съемочная группа у нас была высокопрофессиональная, многие, как и сам режиссер Станислав Иосифович, побывали на фронте, прошли не "киношную", не книжную, а самую настоящую, страшную войну. Наверное, поэтому к нам, молодым артистам, они относились с пронзительной нежностью, заботой. Мы были их юностью...
Тонула без дублера
ПОСЛЕ того как "Зори" вышли на большой экран, я нередко слышала у себя за спиной: "Вот она пошла, что в болоте утопла!" У меня часто спрашивают, а не боялась ли я тонуть в болоте. Да актер за хорошую роль готов выпрыгнуть из самолета без парашюта! А роль Лизы Бричкиной стала моей звездной ролью, но не в том смысле, как теперь это понимают. Это не звездность поп-дивы. Это роль, по которой я потом строила всю свою жизнь. В Лизе я находила то, что сама считаю добрым в людях: искренность, непосредственность, готовность прийти на помощь в трудный час. Лиза как будто смотрела на меня с теми четырьмя девчатами откуда-то с небесной высоты и спрашивала: "А туда ли ты, девонька, идешь? А так ли ты живешь на земле?"
Играла я эпизод гибели в болоте без дублера. Сначала Ростоцкий попробовал что-то снять издали, не со мной. Получилось то, что мы называем "липой". Зритель просто не поверил бы нам. Решили снимать "вживую", в настоящем болоте, чтобы стало страшно. Заложили динамит, рванули, образовали воронку. В эту воронку стеклась жидкая грязь, которую на Севере называют дрыгвой. Вот в эту воронку я и прыгала. У нас с режиссером была договоренность, что когда я с криком "А-а-а!.." ухожу под воду, то сижу там, пока хватит воздуха в легких. Потом должна была показать руки из воды, и меня вытаскивали. Второй дубль. Я скрылась под дрыгвой. Объем моих легких оказался достаточно большим. Да еще я понимала, что болото должно сомкнуться надо мной, устояться, затихнуть... Я с каждым движением все углубляла и углубляла дно своими сапожищами. И когда я подняла руки вверх, их с площадки не увидели. Меня полностью, как говорят, "с ручками" скрыло болото. На съемочной площадке начали беспокоиться. Один из помощников оператора, который считал затраченные метры пленки и время, заметил, что я должна бы уже как-то проявить себя, да что-то долго не появляюсь. Он закричал: "Похоже, что мы и в самом деле ее утопили!.." На болото набросали деревянные щиты, по этим щитам ребята доползли до воронки, нашли меня и вытащили, как репку из грядки. В Карелии ведь вечная мерзлота. Болото-то оно болото, но вода только на двадцать сантиметров прогревалась, а потом начиналась ледяная крошка. Ощущение, я вам скажу, не из приятных. Каждый раз, после очередного дубля, меня мыли и сушили. Из холода - да под горячую воду. Немного отдыха, и - новый дубль. Теперь, насколько я знаю, из Петрозаводска экскурсионным автобусом возят туристов на болото, где тонула Лиза Бричкина. Правда, таких болот почему-то уже несколько...
Сцена "В бане" - первая сцена "ню" в советском кинематографе. Она вызывала бурный и нескрываемый интерес у работников Киностудии имени Горького. Ростоцкий говорил всем, что в картине эта сцена очень нужна. Он утверждал, что на протяжении фильма мы все время в сапожищах, в военной форме - черные, пыльные, что зрители могут забыть, что мы женщины, девушки. А ему важна была идея, что на войне убили не просто женщину, девушку - убили красоту, будущую мать, убили любовь. Ему нужно было показать прекрасное тело, которое губит война. Собрание по поводу этой сцены длилось четыре часа. Нас уговорили. Был выстроен павильон под названием "Баня", введен специальный режим съемок, поскольку мы поставили условие: ни одного мужчины во время этой сцены на студии не должно быть. Более целомудренной процедуры и представить невозможно. Исключение было сделано только для режиссера Ростоцкого и оператора Шумского. Обоим было по пятьдесят - для нас древние старики. К тому же они были закрыты пленкой, в которой были вырезаны две дырочки: для одного глаза режиссера и для объектива камеры. Репетировали мы в купальниках. Все эти мочалки, шайки, пар... Потом купальники сняли. Мотор. Камера. Начали. А за павильоном была специальная установка, которая должна была нам поддавать пар, чтобы действительно все было похоже на настоящую баню. И около этой установки оказался некий дядя Вася, "не обговоренный", который должен был следить за ее работой. Он стоял за фанерной перегородкой, и поэтому мы его на репетиции не видели. Но, когда запустили камеру, пошел пар, вдруг раздался дикий вой, как от фугасной бомбы: "У-у-у!.." Грохот! Рев! И в павильон влетает этот дядя Вася в ватнике и в сапогах, а мы голые на полках, намыленные... И вот вбегает этот страшный мужик и орет диким голосом: "Ложись! Ложись!.." Мы вскочили - кто откуда и залегли на пол. Оказалось, что эта пароустановка взорвалась. И, если бы мы на пол не кинулись, нас бы паром обварило. Давление в этой установке поднялось, получился выброс. И произошло это потому, что дядя Вася "загляделся в кадр"... Никогда он столько голых женщин не видел.
Еще помню, как мы ехали со съемок - грязь, холод, комары. А Ростоцкий в автобусе мечтает: "Вот закончим картину. Привезем ее на премьеру в Париж. И ведущие объявят: "Элен Драпеко!" И ты в блестящем платье выходишь на сцену!" Мы с девочками хохотали до упаду. И не представляли тогда, что не только в Париж попадем, но и объездим с этой картиной полмира. "А зори здесь тихие..." потом стала номинантом премии "Оскар" Американской киноакадемии по классу зарубежных фильмов.
После "Зорь" меня стали много снимать. Было несколько удачных ролей. В 70-е я стояла перед искушением развивать "линию Лизы Бричкиной" - образа, полюбившегося зрителям да и мне самой. Но я, хоть и сыграла множество "женщин из народа", всегда стремилась к раскрытию глубины характеров своих героинь, их неповторимости. Фильмы с моим участием "Безотцовщина" и "А у нас была тишина..." получили премию Ленинского комсомола.
Афганистан
СПУСТЯ тринадцать лет после выхода "А зори здесь тихие..." мне довелось побывать на настоящей войне. Наша бригада из четырех человек - я, комедийный актер Леонид Дьячков, Александра Яковлева ("Экипаж", "Россия молодая") и Леонов-Гладышев ("Место встречи изменить нельзя", "Менты") - отправилась в 1985 году в Афганистан и выполняла там ту же функцию, что и наши коллеги во время Великой Отечественной войны. Русским ребятам необходимо было наше присутствие: песни, рассказы. Мы в течение месяца ездили в самые горячие точки: были в госпиталях, на позициях, в самых маленьких гарнизонах. Конечно, поездка была не только на добровольных началах, но еще и с призывом "Коммунисты, вперед!". Я сочла своим долгом отправиться туда. Сейчас моя дочь Настя уже взрослая (окончила факультет журналистики МГУ, работает редактором на телевидении), а тогда ей было всего полтора года. Дома, конечно, разразился скандал. Мама кричала, что я не дочь своей матери и не мать своей дочери и что они будут делать, если меня убьют...
Много было разных афганских историй... Но главное в них то, что ты сам себя каждый раз "проверяешь на вшивость". Когда летели мы из Кабула в Баграм, наш вертолет попал под обстрел. Добравшись до места, обнаружили пробоину у самого бензобака... Поначалу из-за обстрелов не могли спать, вскакивали при каждом взрыве, а потом привыкли, не обращали внимания. Ездили не в бронетранспортерах, а на них - нам объяснили: как только взрывается мина, всех тех, кто находится внутри, размазывает по стенкам... Во время одной страшной песчаной бури мы чуть не потерялись в песках... Помню, как выбивали наш десант из Панджерского ущелья. Их просто крошили. И когда потом бойцов привезли оттуда вертолетами, то на них смотреть было страшно - лица совершенно черные, глаз не видно, только страшные провалы. И вот их посадили в зал на наш концерт. Как же мы старались!
За кадром
НАЧИНАЯ с первых лет нашей фантасмагорической перестройки, все больше места в моей жизни стала занимать общественная работа. Не обходилось без усмешечек: вот, мол, перестали снимать актрисочку, она и пошла служить "общему благу". Да нет, не перестали меня снимать, хотя, конечно, многое перевернулось в кинематографическом мире, да и во мне самой не без перемен. На самом деле к общественной работе я была сызмала приучена в нашей семье. Я очень деятельная натура, меня спасает моя занятость, чувство нужности людям и сопричастности жизни страны и народа. Десять лет я была членом Центрального комитета профсоюза работников культуры, довольно долго работала в Гильдии киноактеров. В 92-м году меня пригласили на должность председателя Комитета по культуре и туризму в мэрии Санкт-Петербурга. При том, что раньше я никогда не работала в исполнительной власти, я представить себе не могла того объема забот и ответственности, которые рухнут на мою голову. Первые три месяца я вообще не спала и не ела, узнав о масштабах деятельности этого ведомства. Миллиардный бюджет, сотни учреждений - от реставрационных мастерских до симфонических оркестров. А я ведь пришла в обстановку абсолютной управленческой разрухи: на самом высоком, центральном уровне нет государственного бюджета, нет Госплана. В 1994 году я стала профессором Санкт-Петербургского гуманитарного университета профсоюзов, преподавала основы коммуникативной культуры - риторику, методику ведения переговоров. С декабря 1999 года я депутат Государственной думы от избирательного объединения КПРФ, заместитель председателя Комитета Госдумы по культуре. Приходится много ездить по стране, вести переговоры, читать специализированную литературу. Сейчас, например, мы работаем над законом о запрете порнографической продукции в России, готовим поправки к закону об охране памятников культуры и истории в части доступности этих памятников для граждан... Мы получаем немало частных обращений по случаям нарушения прав граждан. И я испытываю огромную радость и удовлетворение, когда мне удается помочь этим людям. Считаю, что моя работа как общественного деятеля, как депутата - это еще и мой человеческий и гражданский долг перед той первой моей ролью, перед Лизой Бричкиной, перед теми зрителями, которые поверили мне и полюбили меня. Я всю жизнь старалась быть достойной героини, которую сыграла.
Фильмография
"А зори здесь тихие..." - 1972
"Вот моя деревня" - 1973
"Круг" - 1973
"Меченый атом" - 1973
"Я служу на границе" - 1973
"Самый жаркий месяц" - 1974
"Свой парень" - 1974
"Белая дорога" - 1975
"Безотцовщина" - 1976
"Шаг навстречу" - 1976
"А у нас была тишина..." - 1977
"Между ночью и днем" - 1977
"Старые друзья" - 1977
"Версия полковника Зорина" - 1978
"Живите в радости" - 1978
"Пробивной человек" - 1978
"Хористка" - 1978
"Вторая весна" - 1979
"Крик гагары" - 1979
"Пора летних грез" - 1980
"Тихие троечники" - 1980
"Мужество" - 1981
"Грибной дождь" - 1982
"Каракумы, 45? в тени" - 1982
"Полынь - трава горькая" - 1982
"Родителей не выбирают" - 1982
"Вечный зов" - 1976-1983
"Одиноким предоставляется общежитие" - 1983
"Я тебя никогда не забуду" - 1983
"Кто войдет в последний вагон" - 1986
"Турксиб" - 1986
"Посвященный" - 1989
"В полосе прибоя" - 1990
"Окно в Париж" - 1993
"Последнее дело Вареного" - 1994
"Горько!" - 1998 и др.
УСАТЫЙ-ВОЛОСАТЫЙ НЯНЬ