Обращая свои взоры в прошлое, писатели - хотят они того или нет - смотрят на исторические события сквозь "призму" сегодняшнего дня. Тем более они не могут избежать этой "призмы", устремляя взор в будущее. Многие литераторы не забывают "забросить" в будущее вместе со своими героями и шахматы.
Прежде всего, конечно, возникли произведения о шахматных роботах, способных победить человека. Одним из первых в мировой литературе создал образ удивительного шахматного Киберга американский писатель Амброз Бирс (1842-1914) в рассказе "Хозяин Моксона" (1893).
...Инженер-изобретатель Моксон никого не пускал в свою мастерскую, кроме одного помощника - искусного слесаря Хейли. Никто не знал, что они там творили, а по отдельным, сколь философским, столь и загадочным, замечаниям Моксона типа "Разум есть детище Ритма" нельзя было даже предположить их цель. Однажды друг Моксона пришел в неурочный час. Проливной дождь, поздний вечер, уединенность жилища, мертвая тишина - все настраивает читателя на жутковатую развязку. Незапертые двери дома ведут незваного гостя к тайной мастерской, какая-то неведомая сила заставляет преступить запреты благовоспитанности и деликатности, а увиденное заставляет содрогнуться.
"Моксон сидел лицом ко мне за небольшим столиком, на котором горела одна-единственная свеча, тускло освещавшая комнату. Напротив него, спиной ко мне, сидел некий субъект. Между ними на столе лежала шахматная доска. На ней было мало фигур, и даже мне, совсем не шахматисту, сразу стало ясно, что игра подходит к концу. Моксон был совершенно поглощен, но не столько, как мне показалось, игрой, сколько своим партнером, на которого он глядел с такой сосредоточенностью, что не заметил меня, хотя я стоял как раз против него. Лицо его было мертвенно бледно, глаза сверкали, как алмазы. Второй игрок был мне виден только со спины, но и этого с меня было достаточно: у меня пропала всякая охота видеть его лицо.
В нем было, вероятно, не больше пяти футов росту, и сложением он напоминал гориллу: широченные плечи, короткая толстая шея, огромная квадратная голова с нахлобученной малиновой феской, из-под которой торчали густые черные космы. Малинового же цвета куртку туго стягивал пояс, ног не было видно - шахматист сидел на ящике. Левая рука, видимо, лежала на коленях, он передвигал фигуры правой рукой, которая казалась несоразмерно длинной.
Я отступил назад и стал сбоку от двери, в тени. Если бы Моксон оторвал взгляд от лица своего противника, он заметил бы только, что дверь приотворена - и больше ничего. Я почему-то не решался ни переступить порог комнаты, ни уйти совсем. У меня было ощущение (не знаю даже, откуда оно взялось), что вот-вот на моих глазах разыграется трагедия и я спасу моего друга, если останусь. Испытывая весьма слабый протест против собственной нескромности, я остался".
Завороженный происходящим и никем незамеченный гость смотрел за процессом игры, не обращая внимания на промокшую одежду и дрожь тела.
"Раза два-три, передвинув фигуру, незнакомец слегка наклонял голову, и каждый раз Моксон переставлял своего короля. Мне вдруг подумалось, что незнакомец нем. А вслед за этим, что это просто машина - автоматический шахматный игрок!"
В один из моментов наблюдатель с изумлением заметил, что автомат способен выражать вполне человеческие чувства. Он явно недоволен происходящим на шахматной доске. Вот он с досады передергивает плечами, вот он в гневе бьет кулаком по столу.
"Моксон был поражен, по-моему, еще больше, чем я, и словно в тревоге отодвинулся вместе со стулом назад.
Немного погодя Моксон, который должен был сделать очередной ход, вдруг поднял высоко над доской руку, схватил одну из фигур со стремительностью упавшего на добычу ястреба, воскликнул: "Шах и мат!" - и, вскочив со стула, быстро отступил за спинку. Автомат сидел неподвижно.
Ветер затих, но теперь все чаще и громче раздавались грохочущие раскаты грома. В промежутках между ними слышалось какое-то гудение или жужжание, которое, как и гром, с каждой минутой становилось громче и явственнее. И я понял, что это с гулом вращаются шестерни в теле автомата... Внимание мое привлекло непонятное поведение автомата. Его била мелкая, непрерывная дрожь. Тело и голова тряслись, точно у паралитика или больного лихорадкой, конвульсии все учащались, пока наконец весь он не заходил ходуном. Внезапно он вскочил, всем телом перегнулся через стол и молниеносным движением, словно ныряльщик, выбросил вперед руки, Моксон откинулся назад, попытался увернуться, но было уже поздно: руки чудовища сомкнулись на его горле, Моксон вцепился в них, пытаясь оторвать от себя. В следующий миг стол перевернулся, свеча упала на пол и потухла, комната погрузилась во мрак.
Я бросился на помощь своему другу, туда, где раздался адский грохот, но не успел сделать в темноте и нескольких шагов, как в комнате сверкнул слепяще белый свет, он навсегда выжег в моем мозгу, в сердце, в памяти картину схватки: на полу борющиеся, Моксон внизу, горло его по-прежнему в железных тисках, голова запрокинута, глаза вылезают из орбит, рот широко раскрыт, язык вывалился наружу - жуткий контраст! - выражение спокойствия и глубокого раздумья на раскрашенном лице его противника, словно погруженного в решение шахматной задачи! Я увидел все это, а потом надвинулись мрак и тишина.
Три дня спустя я очнулся в больнице".
От слесаря Хейли он узнал, что дом инженера сгорел, сам Моксон погиб, ничего не осталось и от его изобретения. А самого очевидца событий спас от гибели подоспевший Хейли.
В романах фантастических, где делается попытка представить контуры далекого будущего, нередко захватывает сама "невероятность" идеи.
Знаменитый русский писатель-фантаст Александр Беляев (1884-1942), его называли "советским Жюль Верном", умело соединял современную жизнь с фантастическими идеями и, хорошо играя в шахматы, нередко наделял этим умением своих главных героев. Пример тому -роман "Продавец воздуха" (1929).
...Начальник метеорологической экспедиции Георгий Клименко и его незаменимый проводник якут Никола на заснеженных бескрайних просторах Якутии попадают в логово мистера Бэйли - хорошо замаскированный подземный город с научными лабораториями, учеными и охраной... Это целая фабрика по "заготовке воздуха" - засасываемого специальной трубой и перерабатываемого и консервируемого в целые подземные озера жидкого воздуха. Бэйли одержим идеей поработить мир, лишив его чистого воздуха и заставив задыхаться. Клименко старается вырваться на свободу, чтобы сообщить миру о зловещих планах маньяка Бэйли.
Первая попытка побега закончилась неудачей и чуть было не стоила жизни беглецам - невероятная волна воздуха занесла их обратно в трубу, через которую они пытались выбраться из городка Бэйли. Хозяин даже отдал приказ заморозить главного беглеца, но дочь главного ученого, Элеонора, встала на его защиту, и Клименко был прощен... Когда чувство безысходности стало овладевать пленником, на помощь ему неожиданно пришли шахматы. Оказалось, что радист городка шотландец Люк больше всего на свете любил две вещи - играть в шахматы и пить джин. В перворазряднике Клименко он нашел достойного партнера и стал пропадать у него по вечерам.
"Шахматы очень сблизили нас. Вечерами, когда Люк сдавал дежурство, он неизменно являлся ко мне со своими литыми чугунными шахматами в виде статуэток, изображавших английского короля и королеву, офицеров, похожих на Дон Кихота, и пешек, напоминавших средневековых ландскнехтов.
Люк скоро входил в азарт, и его пешки при передвижении так громко стучали по деревянной доске, как по мосту шли настоящие ландскнехты. При этом он беспрерывно говорил:
- Пехота, вперед!.. Вы так? А мы вот так!
Я умышленно задумывался над его ходом и в это время задавал ему какой-нибудь вопрос, систематически выведывая у него все, что мне нужно и интересно было знать".
Чтобы развязать язык Люка, Клименко угощал его джином, а чтобы настроить более дружелюбно, стабильно проигрывал одну-две партии за вечер. Выигрыш и порция джина благоприятно сказывались на настроении Люка, и вскоре Клименко владел достаточной информацией о происходящем не только в их маленьком мире - застенках Бэйли, но и за его пределами. Выяснилось, что мир постепенно приходит в смятение. На планете Земля явно чувствуется нехватка воздуха, теплеет климат, изменяются воздушные потоки, и никто не может дать этому правильного объяснения.
Написав письмо друзьям, считавшим его давно погибшим, Клименко вместе с Элеонорой организует побег Николы и несколько недель спустя по радио слышит условный пароль - Никола жив и передал письмо по назначению. Начинается открытая война Красной армии с Воздушным подземным царством мистера Бэйли. Оказывается, воздух - это мощнейшее оружие, а залпы из воздушных пушек поднимают невообразимые снежные бури, организуют ураганы и разрушительные смерчи. Весь мир готов встать на колени перед Бэйли, кроме родной страны Клименко, которая благодаря своевременной помощи Николы и бойцов Красной Армии, прорубивших лаз через скалу, - побеждает!
А в романе "Властелин мира" (1929) Александр Беляев описывает ситуацию, когда мозг человека способен с помощью особых усилителей передавать на расстояние самые разнообразные мысли и музыкальные фантазии. С одинаковым удовольствием и возможностью будут восприниматься музыкальные импровизации композиторов и шахматные размышления гроссмейстеров. При этом писателю представляется такая картина: "Сотни тысяч людей мысленно следят за игрой шахматных маэстро. Особенно интересна игра "в открытую", когда шахматисты излучают весь процесс обдумывания ходов".
Другой советский писатель-фантаст, Генрих Альтов (р. 1926), в рассказе "Опаляющий разум" (1968) предсказывает появление в будущем приборов, которые позволят "вложить" в голову человека знания. Достаточно будет надеть специальные "забрала" - биорезонаторы, в которых собрана шахматная премудрость мира, и с помощью "эффекта входа" человек воспримет эти знания и будет играть с каждым часом все уверенней и самостоятельней.
Сравнивая свои преж.ние ощущения от игры с теперешними, герой, от имени которого ведется рассказ, заявляет:
"- Что я обычно чувствовал, играя в шахматы? Досаду - если не заметил хорошего хода. Страх - если допустил ошибку и противник мог ее использовать. Радость - если противник "зевнул" фигуру. И еще скуку, томительное ожидание, пока противник сделает ход и можно будет снова начать думать... Убогие чувства! Я был подобен слепцу, сидящему перед сценой, на которой выступают иноземные артисты. Слепец не видит артистов, да к тому же они говорят на чужом языке, из которого он знает лишь несколько десятков слов... И вдруг глаза обретают способность видеть каждое движение артистов, каждый их взгляд, и в тот миг со сцены начинает звучать родной язык, наполняются смыслом интонации и паузы..."
В связи с этим изобретением герои рассказа, судовой врач Прокшин и его партнер, обсуждают опасность "ничейной полосы", неизбежной после того, как "гениальность станет нормой" и люди перестанут делать ошибки.
"- Мир, пожалуй, стал бы чуточку беднее без шахмат, - говорит Прокшин".
Такую опасность "гибели шахмат" рисуют порой и авторы научно-фантастических произведений, в которых затрагиваются проблемы "шахматных роботов". Писатели как бы включаются в современный спор ученых и шахматистов о судьбах игры в связи с прогрессом кибернетики.
Литераторы тоже не едины во взгляде на будущее шахматных автоматов. Например, в рассказе французского писателя Пьера Буля (1912-1994) "Идеальный робот" (1958) профессор Фонтен изобретает механического сверхмаэстро, который действует, "как живое существо": "Он думает как человек и разум его похож на наш".
Шахматные машины будущего смогут содействовать совершенствованию творческих способностей людей, прогрессу самих шахмат. Наладится обучение людей игре с помощью шахматных роботов. Эту возможность предвидел и оригинально описал детский писатель Николай Носов (1908-1976) в романе-сказке "Незнайка в Солнечном городе" (1958). В главе "Как Незнайка заболел шахматной горячкой" изображен Шахматный городок, в котором имеются играющие автоматы различной силы - от гроссмейстера до шахматиста третьего разряда, то есть для любого партнера.
"Для таких малоопытных игроков, как Незнайка, в Шахматном городке имелось множество менее совершенных шахматных автоматов. Электронное устройство этих машин было попроще, и обыграть их было гораздо легче...
Кроме того, здесь были автоматы, которые передавали разные характеры игроков. Один из них, перед тем как сделать ход, долго морщил лоб, теребил для чего-то рукой собственный нос, нерешительно брал фигуру с доски, долго держал ее в руке, как бы раздумывая, куда поставить; наконец, сделав ход, поспешно хватал фигуру обратно, ставил на преж.нее место и снова начинал делать вид, будто думает. Такие выходки автомата сердили некоторых слишком нетерпеливых игроков, и от этого им не так скучно было играть.
Другой автомат, перед тем как сделать ход, обязательно хмыкал, гмыкал, покашливал, крутил головой, пожимал плечами, разводил руками; третий пускал в ход разные словечки, вроде: "Ах, вы так пошли? Ну, а мы вот как!" Или: "Сейчас мы вам покажем, как играть в шахматы". Или: "Сейчас вам будет крышка". Это достигалось при помощи магнитофона".
Писатели нередко оказываются прорицателями: например, кибернетические машины, играющие в шахматы, еще вчера выглядели несбыточной мечтой, а сегодня стали реальностью.
Сказочными темпами развивается космонавтика. Тему "Шахматы в космосе" рассматривает теперь и фантастическая литература. Многие писатели, обращаясь к теме межпланетных путешествий будущего, полагали, что шахматы явятся непременным спутником космонавтов. Так, польский писатель Станислав Лем (1921-2006) в рассказе "Терминус" (1961), изображая путешествие корабля "Кориолана", направляющегося на Марс, не забывает упомянуть о том, что экипаж его проводит свободное время за шахматами.
И еще в одной главе рассказа читаем: "Пиркс вышел из кают-компании, где Симс ежедневно играл в шахматы с Боманом, и спустился на корму".
У другого фантаста - американского писателя Клиффорда Д. Саймака (1904-1988) - космонавты играют в шахматы в рассказе "Однажды на Меркурии" (1957). При этом, изобразив меркуриан в виде гигантских цветных шаров, представляющих собой "сгустки чистой энергии", писатель наградил их способностью перевоплощаться в соответствии с мыслями людей, прибывших с Земли на эту планету. А так как космонавты часто играли в шахматы, то после баталий их абстрактные шахматные мысли вдруг обретали "плоть"... Вот заключительный аккорд рассказа:
"Крэйг долго сидел за столом и думал. Потом он поднялся и пошел к иллюминатору.
Снаружи, на равнинах Меркурия, плясали Цветные Шары - чудовищные шахматные фигуры перекатывались в пыли. Насколько хватало глаз, равнина была усеяна скачущими шахматами. И при каждом прыжке их становилось все больше".
Сегодня положение писателя-фантаста, изображающего будущее космических шахмат, становится более трудным. Ведь с этой игрой хорошо знакомы почти все советские космонавты. Экипаж корабля "Союз-9" сыграл первую в истории космическую партию с Землей. Созданы специальные фигуры и доски с лабиринтами пазов для игры в невесомости. Когда космонавта Георгия Шонина недавно спросили, что больше всего привлекает его в шахматах, он ответил: "Их безграничность, может быть, точнее - бездонность... Они чем-то напоминают космос, на первый взгляд пустой, на деле - полный загадок и жизни. И на шахматы смотришь: вроде игра игрой, а в них бездонный простор для фантазии человека".
Смотрите также:
ДУМАТЬ ВРЕДНО