До операции я был совсем не такой, как сейчас. Можно сказать - это был совершенно другой человек, не имеющий с нынешним Чугунным Скороходом ничего общего. Во мне клокотали и бурлили гормоны. Сперма созревала в количествах невиданных и выливалась из меня литрами, успевая восстановиться вновь в течение всего трех-четырех минут. Неуемная сексуальная энергия била через край, заставляя окружающих боязливо прятаться при моем приближении и кричать что-то нечленораздельное. Моему желанию не было предела. Зная об этом, девушки самых разных возрастов, юные и не очень, красивые и отвратительные, стройные и горбатые, невинные и изрядно потасканные, выстраивались в очередь у моего дома, терпеливо ожидая, когда я смогу заняться с ними любовью. Иногда их скапливалось такое количество, что милиция выставляла заборчики и дула в свистки, чтобы не допустить беспорядков. Заняв очередь с утра, девушки никогда не были уверены, удастся ли им попасть ко мне в этот день, и зачастую ночевали прямо на улице, записываясь в списки и устраивая переклички. Некоторые умудрялись занимать очередь по нескольку раз, хитро меняя прически и перекрашивая волосы. Иногда им это удавалось, и тогда они опять могли насладиться бешеной работой моего "дилдо".
И был я добр так же, как и был я мудр. Сколько бы ни было этих девушек, как бы ни велики были эти толпы - я не отказывал никому и никогда. Зачем? Ведь моя невероятная сексуальная сила требовала выхода, и мне, честно говоря, было все равно, куда и на кого ее направлять.
Будучи направленной вниз, эта сила заставляла дрожать землю. Направленная на животных, она повышала надои и увеличивала настриги. Эта же сексуальная сила вызывала опустошительные смерчи в Азии и наводнения в Северной Африке. И самой сокровенной моей сексуальной мечтой тогда стало отойти от дел, покончить с буйством ненасытной плоти и зажить спокойно вдали от людей и мирской суеты, занимаясь земледелием и вэб-дизайном.
После операции все стало совсем по-другому. Ампутировав мой "джонни", врачи пошли дальше. Они отрезали мне руки, потому что руками я делал то же самое, причем ничуть не хуже. Затем ноги, потому что с ногами я был так же необуздан, как и прежде. После ног настала пора языка, носа и головы, которую отделили от туловища и поместили в стеклянную банку с трубочкой.
И вот теперь я могу только булькать через эту трубочку, складывая звуки в причудливые коды азбуки Морзе, лишь таким образом сообщая миру о своей прошлой жизни.
Буль-буль!