ВЛАДИМИРА МАЛАХОВА европейские критики называют танцором столетия, балетным богом. С 1992 года - солист на сцене Венской оперы, с 1994-го - в Национальном балете Канады, в 1995 году дебютировал в Метрополитен-опера в Нью-Йорке. Два года тому назад Малахов возглавил балетную труппу Берлинского государственного оперного театра Унтер-ден-Линден.
- ВЫ ПРИНЯЛИ балетную труппу одного из ведущих театров Берлина не только на фоне тяжелого финансового кризиса, который испытывает этот город, но и в условиях жесткой театральной конкуренции в германской столице.
- Это правда. Берлин - особое место. Нигде в мире я не встречал, чтобы в одном городе уживалось столько крупных музыкальных театров с оперными и балетными труппами, требующими огромного финансирования. Но эта страна была насильственно разделена 55 лет назад на западную и восточную зоны с их сепаратной культурной жизнью. Кому сегодня отдать предпочтение? Сложный политический вопрос, поэтому-то власти и придумывают какие-то временные меры, чтобы отодвинуть от себя неприятную миссию по закрытию нескольких театров в Берлине. Но это не за горами.
С января создан специальный оперный фонд, куда вошли Staatsoper Unter den Linden, Deutsche Oper, Komische Oper, Ballett GmbH с их сервисной службой. И в его рамках планируется осуществлять совместные постановки с накоплением ресурсов, что одному театру сегодня было бы не под силу. Например, поставить четырехчасовых "Нибелунгов", которых, кстати, мы восстанавливаем в нашем театре.
Как балетный директор, я прежде всего постарался сохранить труппу, не оставить актеров без работы. Сейчас у меня 64 исполнителя, среди них - восемь российских балетных танцоров и таких звезд, как Полина Семенова, Надежда Сайдакова, Артем Шпилевский. Когда я принял руководство театром, мои контракты с другими сценическими площадками оставались в силе, поэтому, экономя время и финансы театра, я перенес хореографию "Баядерки", которую поставил в Вене, в Берлин, даже с костюмами, только декорации пришлось заказывать новые, старые не подошли к размерам берлинской сцены, она оказалась меньше венской.
Сегодня в нашем репертуаре уже две премьеры, появился "Онегин" Джона Кранко, где я танцую Ленского, и балет Сергея Прокофьева "Золушка". Мы танцуем три балета Чайковского: "Щелкунчик", "Спящая красавица", "Лебединое озеро".
На следующий год я хочу возобновить "Жар-птицу" и "Весну священную" Стравинского.
- Какой из сценических образов вам наиболее близок?
- Я перетанцевал всех принцев: Альберта в "Жизели", Армана в "Даме с камелиями", Зигфрида в "Лебедином озере", Щелкунчика... Все они романтики, немного сумасшедшие в достижении своих целей, стремящиеся к внутренней гармонии. Ее ищу и я. Как балетный танцор, я бы хотел донести до зрителя всю поэзию и эмоциональность той истории, сказки, которую я играю. Только лишь техничные, что называется, "классные" пируэты не вызовут восторга у публики.
Балетная карьера Владимира Малахова началась в одном из танцевальных кружков Дворца культуры Кривого Рога, куда его, четырехлетнего, привела мама.
"Гречку до сих пор терпеть не могу"
- ВАШ талант к балету распознали так рано?
- Наверное, все-таки мне досталась какая-то божья отметина, я ведь родился 7 января, в Рождество. Моя прабабушка предсказала мне "особый путь". Не могу сказать, что я был амбициозным ребенком - скорее, упрямым и очень целеустремленным. Словом, типичный Козерог. И, как нежно любящий маму сын, хотел ей во всем угодить. Это ведь она мечтала сделать из меня танцора, реализовать во мне свои несбывшиеся планы. Мама занималась в свое время народными танцами, была мастером спорта по художественной гимнастике, но балет остался только ее мечтой.
- Была ли в то время в Кривом Роге сложившаяся академическая балетная школа?
- В том-то и дело, что нет. Поэтому меня в 10 лет привезли в столицу, в знаменитое Московское хореографическое училище при Большом театре. Восемь лет я жил в интернате, только два раза в году - каникулы. Почти всех детей разбирали по выходным родственники. Я же был из глухой украинской провинции, меня иногда брала на выходные сердобольная воспитательница к себе домой. Это был самый драматический период в моей жизни. Тоска по родительскому дому толкала меня на детские хитрости: я писал маме слезные письма, что не выдержу больше нечеловеческих нагрузок, от голода подкашиваются ноги... Сразу оговорюсь, что питание для юных балетных талантов было отличное, строго выверенное по количеству затрачиваемых нами калорий, правда, несколько переусердствовали тогда с гречкой, я ее до сих пор терпеть не могу. Но трюк срабатывал, и вскоре мама, обвешанная гостинцами, приезжала меня навестить.
В Большой не взяли без прописки
- СРАЗУ ЖЕ по окончании училища вас взяли солистом в Московский классический балет. Но не в Большой театр...
- С Юрием Григоровичем, бывшим тогда художественным руководителем Большого театра, я встречался несколько раз в жизни. Тогда мне, восемнадцатилетнему, он сказал: "Я бы тебя взял, но у тебя нет московской прописки".
За шесть лет я станцевал все ведущие партии в классическом балете, которым руководила тогда Наталья Касаткина: "Лебединое озеро", "Натали", "Аппассионату" Бетховена, "Поцелуй феи", "Швейцарскую молочницу". Завоевал Гран-при в Варне в юношеской группе балетных исполнителей. Григорович вновь встретился со мной: "Мы подумаем о вашем переводе в Большой театр".
За это время я завоевал "золото" на Всесоюзном конкурсе балетных исполнителей, в 1989-м - Гран-при в Париже и первую премию на Московском международном конкурсе балета. После чего Григорович мне сказал: "Теперь для вас пришло время Большого театра". А у меня хватило мужества ответить: "Но для меня это уже поздно".
- Вы танцевали практически на всех престижных международных сценах, но только не на самой главной российской. Где-то в глубине наверняка затаилась обида на Большой театр?
- Пожалуй, нет. Не знаю, как бы у меня сложилась судьба, если бы я попал в Большой. Двести пятьдесят человек в труппе, много звезд, там нужно, чтобы или тебя кто-то продвигал, или уметь самому толкаться. Ни тех, ни других способностей у меня не было. Я остался высокого мнения о Григоровиче как о художественном руководителе. При нем была сильная труппа. Тогда Мариинка сильно отставала от Большого и по сценическим идеям, и по составу ведущих танцоров. Сейчас ситуация скорее обратная. Я не знаю пока творческих планов нового художественного руководителя балета Большого театра А. Ратманского, но у него великолепные исполнители - Филин, Уваров, Грачева, Степаненко. Кстати, с Ратманским мы не только вместе учились, но и жили в одной комнате в интернате балетного училища.
- По русской публике, все же особенно сердечно, эмоционально сопереживающей артисту на сцене, не тоскуете?
- Я люблю нашу публику всем сердцем. И в Европе у меня уже сложилась определенная аудитория русскоязычных зрителей. Что же касается эмоциональности восприятия, то я не хочу никого обидеть, но японцы переплюнули, по-моему, всех остальных, вместе взятых. Они живут так насыщенно - по принципу "Каждый день как последний". На балетные спектакли японцы скупают билеты задолго до представления. А после спектакля не то что единицы поклонников преследуют тебя - нет, сотни остаются в зале. Они хотят общения, приносят с собой крохотные сверточки с милыми мелочами, которые подсовывают артисту. Зная, какие бешеные цены там на балет и что многим из них пришлось ночью стоять в очереди в билетную кассу, я очень охотно общаюсь с ними после спектакля. И если они говорят медленно, даже разбираю уже неплохо японскую речь.
Лучший хореограф - Мария Каллас
- СОВРЕМЕННАЯ немецкая балетная школа весьма далека от классического балета. Но в то же время она сформирована "под западного зрителя". Интересен ли ему вообще сегодня академический балет?
- Мне кажется, что зрителю всегда нужен сюжет, а для этого идеально подходит классический балет с его узнаваемыми мелодиями и персонажами. В балете трудно обмануть зрителя, ошибки слишком очевидны, чего не скажешь о современных танцах: там погрешности известны только хореографу.
С другой стороны, я считаю, чтобы удержать артистов в труппе, нужно ставить и классику, и модерн. "Словарь" балета ведь очень ограничен, поэтому нужны большая фантазия хореографа, интуиция, чтобы сделать классический балет доступным и одновременно захватывающим для зрителя действием.
- Насколько высока планка, которую вы ставите в своей работе?
- Вы удивитесь, но для меня лучший образец хореографии... Мария Каллас. Единственная дива - была и будет, чистота ее голоса - моя планка чистоты в балете, которой я хочу добиться.
Когда я работал над постановкой "Баядерки" в Вене, мы с пианистом неделями сидели над архивами балетмейстера Петипа, у нас были литографии старинной музыки, которую мы шаг за шагом скомпоновывали. Как известно, в балете "Баядерка" на музыку Людвига Минкуса был потерян последний акт. Очень хотелось сделать голограмму, но бюджет мне не позволил. В некоторых интервью постановщики "Баядерки" в Мариинском театре говорят о том, что впервые прозвучала оригинальная мелодия, - я был бы очень осторожен с подобными высказываниями. Автор давно умер, как должна звучать его мелодия, знает только он сам. Мы же можем только попытаться воспроизвести эту божественную музыку по оставшимся записям композитора и попытаться сделать это как можно чище.
Архивы в этом плане - незаменимая вещь. Мне удалось приобрести великолепную коллекцию балетных нот, партитур некоторых известных композиторов, но не хватает времени зарыться в нее с головой.
"Не хочу быть вторым Нуреевым"
- ВАС часто сравнивают с легендарным Рудольфом Нуреевым, удалось ли вам с ним встретиться?
- К сожалению, нет. Хотя на той же берлинской сцене, еще до меня, он ставил "Спящую красавицу". Я уважаю этого мастера сцены. Но я не хочу быть вторым Нуреевым, как меня постоянно называют в прессе, а хочу быть первым Малаховым. Кстати, одна газета, изощряясь в сравнениях, умудрилась даже сравнить мои ноги с ногами Марлен Дитрих. К счастью, бедная актриса этого не узнала. Западные журналисты в погоне за ярким заголовком, хлестким эпитетом анатомируют тебя без всякого "пардон".
- Личной жизни у суперзвезды, видимо, никакой?
- Совершенно верно. Единственное место, где я принадлежу только самому себе, - это в самолете, когда летишь на очередные гастроли и свободен от репетиций, классов, бумажных дел. Я, кстати, очень люблю эти моменты безвременья и полной расслабленности. Мои родители по-прежнему в Кривом Роге, ко мне переезжать не хотят. Видимся мы с ними несколько раз в году: или я им высылаю приглашение на очередную премьеру, или мама прилетает, чтобы покритиковать в который раз мое холостяцкое житие и попытаться его благоустроить на свой лад. Но это ей удается только на короткое время. Может, это и есть мой особый путь, который мне напророчила прабабушка, когда ты принадлежишь только танцу...
Смотрите также:
Дирижёр Риккардо Мути: "Музыканты - как вино..."