ВРЕМЕНА, когда для каждого находящегося в работе спектакля театром заказывалась оригинальная музыка, стали историей. Сегодня можно пересчитать по пальцам режиссеров, считающих возможным работать с композиторами и справедливо полагающих, что уникальный звукоряд добавит спектаклю художественной ценности. Никогда не ошибаются в выборе Валерий Фокин, сотрудничающий с Александром Бакши, Роберт Стуруа с Гией Канчели, Борис Морозов с Григорием Гоберником, Михаил Левитин и Алексей Бородин с Андреем Семеновым и Стефаном Андрусенко. Но примеру этих уважаемых мэтров, увы, практически никто не следует.
Что поем?
ПОПЫТКИ изобразить "музыкальный спектакль" предпринимаются с завидной регулярностью. С переменным успехом движется по этому пути Театр им. Моссовета, где сегодня один из наиболее успешных спектаклей - рок-опера "Иисус Христос - суперзвезда". Несколько лет назад театр попытался повторить успех "Иисуса..." и поставил спектакль "Игра", где звучали мелодии самых популярных шлягеров 70-х. Но публика приняла спектакль не столь восторженно. Что и понятно: простенький, притянутый за уши сюжет и не очень-то увязывающиеся в единое целое музыкальные фрагменты. "Игра" быстро сошла с афиши, и до прошлого сезона музыкальных спектаклей на сцене Театра им. Моссовета не появлялось. Но, взявшись за постановку брехтовской "Мамаши Кураж", театр предпринял попытку "омузыкалить" эту серьезнейшую историю. И слегка переборщил. Ибо далеко не все актеры исполняли зонги с одинаковым успехом, а легкомысленные пляски и вовсе выглядели вставными номерами.
Как поем?
АКТЕРСКОЕ пение - безусловно, один из главных камней преткновения для ставящих музыкальные спектакли драматических театров. Не у всех, к сожалению, есть врожденная музыкальность, абсолютный слух и голос оперного премьера. Вот и рождаются на некоторых сценах кособокие мюзиклы вроде "Вестсайдской истории" (театр "Сфера"), "Человека, который смеется" (Новый драматический) или "Человека-амфибии" (Театр п/р Г. Чихачева), где совершенно не способные к пению люди вынуждены насиловать собственные связки и уши окружающих.
Большая редкость, когда режиссер, не стремясь поставить мюзикл, выстраивает действие, беря за основу как звучание, так и структуру выбранной музыки. Непревзойденный мастер здесь - легендарный мэтр Юрий Любимов. За примерами необязательно забираться в дебри театральной истории. Форма спектакля "Шарашка" по роману Солженицына родилась, когда Любимов попросил композитора Владимира Мартынова написать хоры на фрагменты прозаического текста. Хрестоматийный "Евгений Онегин" ожил и заиграл новыми красками благодаря манере подачи слова. Строчки не только тасуются, меняются местами и разбавляются литературными комментариями, но и поются под гитару, лихо отбарабаниваются в виде деревенских частушек, читаются рэповым речитативом.
Спасите наши уши!
КАК показала практика, число композиторов, пишущих для театра (видимо, в связи с невостребованностью их услуг), сегодня заметно поуменьшилось. И режиссеры с завмузами устремляются в фонотеки и музыкальные магазины, дабы все-таки разукрасить новые спектакли "звуками му". Однако здесь дают себя знать пресловутая лень и ее кузина безграмотность. Ситуации, когда эпоха и стилистика пьесы совершенно не сочетаются со звуковым рядом, встречаются до неприличия часто. Поневоле начинаешь жалеть об ушедших временах, когда, скажем, Роман Виктюк сотрудничал со студией "Аудиотеатр" Асафа Фараджева, - ранние спектакли мэтра радовали точностью и выверенностью музыкальной партитуры. Теперь же, когда Виктюк сам занимается озвучанием своих творений, хватаешься за голову (и за уши), поскольку песни Эдит Пиаф в одноименном спектакле соседствуют с дискотечной попсой. Царевна Саломея исполняет "танец семи покрывал" под грохот "хеви-метал", а герои "Заводного апельсина" пытаются петь прозаический текст, прыгая на одной ноте.
Бесспорно, можно воспринять сочетание несочетаемого как художественный прием. Однако спрятаться за него, когда нет определенного замысла и четкой продуманности действия, не удается. И получается, что мелодии в спектакле гуляют, как кошки, сами по себе, а собственно спектакль пребывает где-то в другой плоскости. Программка "Маскарада" Виктора Шамирова пестрит именами роскошных композиторов: тут вам и Гуно, и Вивальди, и Рахманинов, и Монк-Вильямс-Ханиген. Однако ни одна из использованных мелодий никоим образом не повлияла ни на действие, ни на атмосферу, вызывая своим звучанием только недоумение. Постоянно задаешься вопросом: почему, к примеру, персонажи сатирических рассказов Зощенко распевают песни Вертинского, герои мистического анекдота Метерлинка "Чудо святого Антония" - французский шансон, а участники трагической истории, изложенной в пьесе Фигейредо "Лиса и виноград", упражняются в игре на барабанах?
Иногда случается обратная ситуация: когда избранная музыка занимает столько места в спектакле, что само действие удобненько прячется за нее, как за ширму, и вяло протекает, как бог на душу положит. Особенно часто в качестве прикрытия используются произведения английского композитора Майкла Наймана. Слыша одну и ту же наймановскую мелодию в бессчетном количестве спектаклей, при всей любви к данному композитору начинаешь слегка подвывать. Подобная участь сегодня уготована не только Найману. Из спектакля в спектакль кочуют два-три пьяццолловских танго, уже изрядно поднавязших в зубах и ушах. Никто при этом не вспоминает, что Пьяццолла написал большое количество самой разной музыки, достойной внимания. Равно как и для создания атмосферы трагизма и ужаса все как один включают в звукоряд спектакля фрагменты "Кармины Бурана" Карла Орфа. Ход красивый и точный, но как бы ни была хороша музыка сама по себе, ее воздействие при чересчур частом использовании притупляется. Единственный пример, возникающий в памяти, когда пресловутая "Кармина Бурана" была удивительно к месту, не подменяла собой атмосферу спектакля, а дополняла ее, - "Ромео и Джульетта" Театра на Юго-Западе. Кстати, худрук этого театра Валерий Белякович из числа тех очень немногих режиссеров, кто обладает безупречным музыкальным вкусом и всегда подбирает звукоряд спектакля с ювелирной точностью и большим знанием предмета.
Творцам же, продолжающим быть "на вы" с музыкой, как ни странно, совсем не хочется что-то менять. Ну звучит в спектакле по произведению Булгакова совсем не сочетаемая с ним музыка Вагнера. Ну назван Вагнер в программке Андреем Петровым или Эдвардом Григом. Ну и что? Пока никто от этого не умер. А что критики ворчат, так это у них профессия такая.
Диагноз: драматургическая недостаточность