ЗАЛ драмтеатра им. Станиславского трещал по швам, еле вместив всех желающих увидеть новый моноспектакль Петра МАМОНОВА "Шоколадный Пушкин". Впрочем, никто и не сомневался в аншлаге. Ибо экс-лидер "Звуков Му" давно приобрел преданного зрителя, который ходит на все перформансы своего любимца и с замиранием сердца ловит не только каждый звук, но даже слюну, обильно брызжущую со сцены. К тому же последнее явление Петра народу случилось около полугода назад, поэтому он (этот самый народ) успел соскучиться по наро-фоминскому затворнику.
СОБСТВЕННО, все, что делает на театре Петр Николаевич, какой-то острослов окрестил "русской белой горячкой". Новая постановка укрепила эти подозрения. На Мамонова можно смело водить студентов медвузов, чтобы они в натуре изучали симптомы шизофрении. Он играет душевнобольного даже убедительнее, чем выглядят реальные пациенты психбольниц.
Актер сам слепил сценарий за пять часов, энное количество времени потратил на запись незатейливой музыкальной подложки, и "Шоколадный Пушкин" во всей неприглядной красоте был явлен публике. Пересказывать сюжет бессмысленно, потому что его там нет. Под ритмичные звуки электроники на пустой сцене появляется худощавый мужичок в простоватых брючках и легкомысленной маечке, долго стоит молча, а затем начинает невнятно бормотать: "Он среди, он среди, он среди ночи проснется..." Вначале даже кажется, что никакого сценария вовсе нет, а Петр Николаевич валяет дурака, произнося все, что на ум придет: "Утром выходят татары и татарки подметать улицы. Ссутулились, бормочут что-то, наверно, ненавистное имя Москвы". Вот он говорит о бездомной собаке, вот о себе, а вот словно пишет письмо умершему другу: "Дорогой Вадим, как жаль, что ты умер". В середине пьесы, будто придя в себя, он признается: "Похмелье - это очень приятная вещь, если точно знаешь, что сейчас выпьешь". Публика в зале нечеловечески ржет.
Действительно, трудно сдержать себя от животного хохота. И только в постскриптуме, когда закрывается занавес и Мамонов выходит на сцену в офицерских сапогах с гитарой наперевес, поникший и опустошенный, ты вдруг осознаешь, что все эти полтора часа актер рассказывал о том, какой мусор хранится в наших головах. "Вот так мы раньше и жили, - говорит на прощание Мамонов, - но жизнь меняется. Поэтому в следующих спектаклях на сцену будут выходить также мои друзья и делать все, что им захочется, но недолго. Меня в постановке будет все меньше и меньше, но я буду тверд..." (смех в зале, улюлюканье, аплодисменты).
После премьеры за кулисами случилась сценка, такая же абсурдная, как весь мамоновский театр. В ожидании актера у гримерки топталась стайка близких людей, журналистов и впечатленный увиденным юморист Петросян. "Неужели вам интересен Мамонов?" - удивленно спросил я его, включив диктофон. Сатирик долго и неостроумно стал рассуждать о величии Мамонова. К нашей беседе вдруг подключилась болгарская журналистка, держа в руках диктофон, она также задавала вопросы и в конце попросила Петросяна: "А теперь представьтесь, пожалуйста". "Меня зовут Женечка", - ответил тот. Когда же Мамонов наконец появился, сатирик первым бросился поздравлять его, заметив при этом: "Голубчик мой, у меня сегодня были очень серьезные дела, я все бросил и приехал". "Спасибо, мой родной, - хитро щурясь, поблагодарил его Петр Николаевич, - все прекрасно понимаю, у вас серьезные дела, а у меня так, херня какая-то". "Ай-да Петя, ай-да сукин сын!"- подумали стоящие рядом.