С ПЕРВЫХ же шагов по выставочному залу N 60 Третьяковской галереи на Крымском Валу понимаешь всю справедливость одной житейской мудрости: "Тот, кто говорит, что предпочитает худых брюнеток, сухое вино и Сартра, на самом деле любит футбол по телевизору, пиво и пышных блондинок". И если кто-то еще не может себе в этом признаться и продолжает закисать в утонченном выпендреже, пусть сходит на выставку Бориса Кустодиева. Во всяком случае меня его работы немедленно заставили отбросить ложный стыд и покончить с рефлексией.
Однако вирус этой самой интеллигентской рефлексии отравил некоторых ценителей прекрасных искусств гораздо сильнее, чем меня. Скажем, к знаменитой "Русской Венере" я подходил раза четыре, но спокойно насладиться зрелищем так и не смог - возле нее постоянно околачивались какие-то высокодуховные личности, ведущие разговор "об эстетической эротике с точки зрения эротического эстета", что сильно действовало на нервы. Впрочем, подобные персонажи концентрировались по большей части у портретов и в зале малоизвестной графики, а проходя мимо "лубков", пренебрежительно пофыркивали и говорили "об отсутствии глубины". А зря. Именно "лубок", жанровые полотна, или, если угодно, "русский быт, бессмысленный, но милосердный", и есть, по-моему, самый настоящий Кустодиев. Мало у кого из наших художников получалась такая стильная, легкая, яркая карнавальная живопись. Невольно вспоминается Питер Брейгель-старший - "Битва Масленицы и Поста", "Нидерландские пословицы" и много чего еще. Тем более что у Кустодиева есть целая серия подобных жанровых полотен - "Ярмарка", "Балаган", та же "Масленица" и, разумеется, красиво прописанная тема кабака. С той лишь разницей, что Кустодиев предпочел показать не кабацкий мордобой во фламандской харчевне, а относительно спокойное чаепитие и самоварные рыла охотнорядских извозчиков - "Московский трактир". Разумеется, особой глубины здесь не найти. Тем более той, к которой многие привыкли. У нас ведь по какой-то загадочной причине мерилом глубины стал надрыв - вспомнить хотя бы репинских "Бурлаков" или перовскую "Тройку", способных вышибить слезу у кого угодно. Что такое хорошая картина? Та, от которой хочется плакать и которая будит совесть и гражданское сознание. От работ Кустодиева плакать не хочется, да и будят они не совесть, а здоровые чувства к здоровым упитанным краснощеким бабам.
Приблизительно такие мысли крутились у меня в голове, когда я подошел к полотну "Красавица". Если кто не помнит, красавица там - ого-го. Дебелая, розовая, по консистенции не хуже перины, на которой кокетливо сидит... "О, Колян, гы-гы, глянь, какие у телки буфера! Я бы не отказался! Ща, чувак, конкретно, ха-ха!" - самозабвенно проводя глазами по округлостям и изгибам красавицы, я вдруг обнаружил рядом с собой нескольких парней, которых вряд ли часто увидишь в Третьяковке. Разве что со школьной "добровольно-принудительной" экскурсией. Собственно говоря, примерно так оно и было. Пока парни подмигивали друг другу и весело ржали, наслаждаясь искусством, к ним уже спешила тетка, по габаритам не уступающая кустодиевской красавице. "Ты где находишься?" - "А че, Марьванна, мы с пацанами..." - "Я тебе покажу с пацанами! А ну марш, и чтоб от группы ни на шаг! Я сюда вас не для голых теток привела!" - интеллигентная атмосфера была восстановлена, и карнавала не получилось. От экскурсовода долетали обрывки лишних сведений о передвижниках, о "Мире Искусства" и о психологизме русского портрета вообще. Колян со своими приятелями отчаянно скучал, косясь на "Красавицу". Я его очень хорошо понимал, но помочь никак не мог, мог только посочувствовать. Засушенный и препарированный Кустодиев как-то не вдохновлял. Тоскливые мысли спровоцировали воспоминания восьмилетней давности о выставке "Митьки в Москве" - их работы тоже дышали карнавалом и веселым беззлобным хулиганством. С той лишь разницей, что атмосфера соответствовала полотнам, и галдеж, иногда перекрываемый хохотом, ничуть не мешал восприятию искусства.
Не в силах больше выносить такого диссонанса я в последний раз задержался у "Ярмарки" и пошел к выходу. Душа, приняв ярких и сильных карнавальных антидепрессантов, настоятельно требовала продолжения - ста граммов водки, окрошки и блинов с икрой.
Андрей Кнышев: "Юмор - это хороший провокатор"