"СЕРДЦА четырёх", "Девушка с характером", "Жди меня"... В актрису Валентину Серову были влюблены достойнейшие мужчины её времени. Но талант и красота не являются залогом счастья...
О МАТЕРИ рассказывает Мария СИМОНОВА - дочь Валентины Серовой и поэта Константина Симонова.
"Дадим немцам дрозда!"
- МАМЕ был 31 год, когда она родила меня. 25 лет было отпущено судьбой для моей жизни рядом с ней...
Не так давно мне позвонил один знакомый. Он мальчишкой попал на фронт, стал лётчиком, Героем Советского Союза... Позвонил, возмущённый очередной какой-то газетной публикацией о Серовой.
"Маша, я не был знаком с твоей матерью, - сказал он мне, - но я никогда не забуду себя, 18-летнего, посмотревшего в 43-м фильм "Жди меня". Я нашёл где-то карточку Серовой, прикрепил её возле штурвала. Перед каждым вылетом смотрел на неё и говорил: "Давай, Валя, полетим, дадим немцам дрозда!" И так мы летали. И мне, поверишь ли, совершенно неинтересно знать о её личной жизни, о том, сколько у неё было мужей и про её заболевания. В памяти моей и многих ребят, кто воевал рядом со мной и кого уже сейчас нет на свете, остался её удивительный светлый образ. Она была для нас ангелом-хранителем. Она спасала... А этого забыть невозможно".
В первом её фильме "Строгий юноша" у неё угловатая фигура, простое лицо, нет никакой особой красоты. Но под её обаяние попадали все.
...Первая любовь совпала с первой большой ролью в кино в фильме "Девушка с характером". Она стала женой прославленного лётчика, Героя Советского Союза, героя Испании Анатолия Константиновича Серова. Она ждала ребёнка, когда 11 мая 1939 года при испытании нового самолёта Серов разбился вместе с Полиной Осипенко. Урну с прахом нёс Сталин. Серов и Осипенко были захоронены в Кремлёвской стене. В 39-м, оглохшая, ослепшая от свалившейся на неё беды, Серова, чуть не умерев, родила сына и назвала его в честь мужа - Анатолием.
Костя Симонов, молодой поэт, начинающий драматург, успевший встретиться с войной на Халхин-Голе, увидел Серову в пьесе Горького "Зыковы". Он ходил на все спектакли и, может быть, ещё не отдавал себе отчёта, что эта актриса, женщина с печальными серыми глазами, заберёт его душу: "Будь хоть бедой в моей судьбе, но кто б нас ни судил, я сам пожизненно к тебе себя приговорил...", "...Мне не надо в раю тоскующей, чтоб покорно за мною шла, я бы взял с собой в рай такую же, что на грешной земле жила, - злую, ветреную, колючую, хоть ненадолго, да мою..."
Сначала она его не замечала. Но он стал писать для театра, читал стихи, он засыпал её цветами, встречал после спектаклей. Она начала играть в его пьесе - Катю из "Истории одной любви". Ей становилось интересно с ним. К концу 40-го года молва уже поженила их. Но в действительности это произошло только в 43-м.
Для неё война была бедой и горем, как и для миллионов людей. И она изо всех сил пыталась чем-то быть полезной. По ночам дежурила на крышах, чтобы сбрасывать "зажигалки".
До женитьбы Серова и Симонов жили на Ленинградском шоссе в доме, прозванном за архитектурные излишества "домом с кружевами". Жили ещё врозь, в разных квартирах на противоположных концах длинного этажа. Несмотря на "скучное-разлучное" жильё, как его окрестил отец, все их общие фронтовые друзья, знакомые и не очень знакомые люди, приезжая в Москву с фронта, были обогреты, накормлены и напоены чем бог послал. Собирались то у неё, то у него, когда он был в Москве. Чаще у неё, там было уютнее. Иногда он посылал с человеком записку, где просил: "Васька (он звал её Васька), пригрей и напои чайком Ивана Петровича, который едет с фронта на фронт".
"Здесь и тебя зачали"
НЕ МОГУ не вспомнить о любимой роли в театре - Софьи Ковалевской в одноимённой пьесе братьев Тур. Мать и в арифметике была не сильна, а тут целый математик. Пришлось копаться в библиотеках, разговаривать с представителями этой науки... Её личная жизнь в то время была не слишком радостной, если не сказать горькой.
С небольшими перерывами, когда она уходила в Театр им. Моссовета, в Малый, она 30 лет проработала в "Ленкоме" и была вынуждена уйти из этого театра по причине "несовместимости с новой репертуарной концепцией". На самом деле её болезнь и связанные с этим срывы поставили между нею и театрами преграду. Она лечилась. Но ей не верили. Не верили близкие, не верили друзья.
Её последнее пристанище - Театр киноактёра, это кладбище актёрских талантов и судеб. Здесь в течение 10 лет она была занята в одной-единственной роли - Марии Николаевны в спектакле "Русские люди".
"Есть проблема, которая не только занимает меня, а просто ранит в сердце, - писала она в 1968 г. - Это положение в кино актёра среднего возраста. Казалось бы, наступило самое время для творчества - человек окончательно сформировался как личность, накопил богатый творческий опыт, отточил мастерство - и вдруг он начинает замечать, что весь его актёрский багаж никому не нужен. Он смотрит с тоской и ненавистью на телефон, который молчит, и с радостью хватается за пустяковые роли".
Режим Театра киноактёра требовал ежедневных звонков в диспетчерскую по поводу занятости на завтра. Ей ничего не оставалось, как только терпеть постоянный ответ диспетчера: "Для вас, Валечка, ничего нет". Она теперь была одной из многих невостребованных актрис, оставаясь любимой темой для сплетен и спекуляций на её имени.
Она искала себе работу. Репетировала, учила наизусть роли. Мечтала сыграть Бланш в "Трамвае "Желание", ездила на шефские концерты в самые трудные экспедиции - на целину, например.
В августе 1966 г., когда закончились её гастроли с труппой Ногинского театра драмы по южным сельским и деревенским клубам, мама повезла меня в Сухуми. Эта поездка, наверное, была итогом какой-то мучительной борьбы, происходящей в её душе, наверное, её тянуло туда, где когда-то она была счастлива. Мы жили месяц в посёлке Гульрипш на даче у писателя, журналиста Мартына Мержанова. Соседом Мержанова был Иван Тарба. Мама не сразу рассказала мне, чей дом и сад просматривались с мержановского балкона. Однажды вечером мы сидели на берегу, и она вдруг сказала, качнув головой в ту сторону:
- Домик Тарбы когда-то был нашим с твоим отцом домом... С 47-го по 54-й каждое лето хоть на неделю мы приезжали сюда... Здесь и тебя зачали.
Всё. Она замолчала и не сказала больше ничего.
Вообще, насколько я помню, мама была довольно сдержанным человеком - она никогда не повышала голоса, хотя я давала повод. Никогда не воспитывала, в том смысле, который вкладывают в это слово некоторые родители, - не читала нотаций, не вдалбливала истин. Но она была очень нежной. И ещё с ней всегда было интересно. Она рассказывала о своём детстве, о юности. Именно эти истории исподволь и воспитывали меня. Наверное, человек, сильно настрадавшийся в жизни, чаще бывает добрым. А мама потеряла в жизни очень много, и она боялась потерять меня. Физически - были попытки лишить её материнских прав. И морально - когда после всех этих не увенчавшихся успехом попыток моё сердце словно замёрзло, и она долго пыталась отогреть меня. Отогрела, чтобы я увидела, как замерзает она сама - навсегда, бесповоротно...
Смотрите также:
Что за жены у "ментов"