Примерное время чтения: 6 минут
156

На чудаках столицы держатся

Говорят, что не бывает деревни без чудака. Если это правда, тогда с сожалением придётся признать, что Москва всё-таки - большая деревня. Потому что чудаков у нас хватало во все времена.

Авиатору - 200 батогов!

НИ БОГАТЫЙ, зажиревший Киев, ни анемичный, высокомерный Питер таким количеством чудаков похвастаться не могут. Иногда создаётся впечатление, что вся история Москвы сплошь состоит из чудачеств. Взять основателя города, Юрия Долгорукого, который имел обыкновение в каждом вновь заложенном городе лепить Красную площадь (кроме Москвы такие есть в Юрьеве-Польском и Переславле-Залесском). Или Ивана Калиту с его эксцентричной привычкой раздавать милостыню направо и налево из огромного поясного кошеля - калиты. Да и последнего из Рюриковичей, царя Фёдора Иоанновича, запомнили только потому, что был он большой любитель залезть на звонницу и баловаться колоколами.

Простой московский люд от царей не отставал. Разнообразные изобретатели вечных двигателей и прожектёры водились и в древней Москве. Только тогда они метили выше, обращаясь непосредственно к правительству. Так, в 1695 г. Ивановская площадь Кремля была оглашена заполошным криком "Караул!". Выяснилось, что орал некий мужик, который якобы может сделать крылья и летать как журавль. Легковерный начальник Стрелецкого приказа князь Троекуров выдал мужику денег на строительство самолёта, тот его построил, но, сиганув с амбара, сыграл рылом в землю. Князь ещё раз отсыпал серебра изобретателю, но второй полёт тоже окончился бесславно. Самозваный авиатор огрёб 200 батогов и успокоился.

Хит-парад

ЛЮБОЙ хит-парад принято начинать с конца. Мы не будем отступать от традиции и дадим свой топ-три московских чудаков.

Итак, третье место - граф Фёдор Толстой по прозвищу Американец (фото 1). После роковой для его соперника дуэли граф решил смыться в кругосветку с Иваном Крузенштерном. К экспедиции был приписан как "молодая благовоспитанная особа". "Особа" давала жару в течение всего плавания, спаивая матросов и корабельного священника. Взяв на борт орангутанга, граф обучил его марать бумагу, а потом запустил в каюту капитана. В результате все записи Крузенштерна были уничтожены. Не стерпев подобных выходок, тот высадил графа близ Аляски. Вернувшись в Москву, Толстой продолжал вести жизнь весёлую - передёргивал в карты и затевал дуэли, из которых всегда выходил победителем, стреляя в сердце и в пах. После 11 смертей он успокоился, женился на цыганке и мирно жил в Староконюшенном переулке, изредка перелистывая список дуэльных жертв. Когда умирал очередной его ребёнок, граф вычёркивал из списка имя очередной жертвы. После кончины одиннадцатого ребёнка, дочери Сарры, Толстой вздохнул, зачеркнул последнее имя и сказал: "Квиты". Наверное, так оно и было, потому что двенадцатый ребёнок графа, дочь Параскева, осталась жить и впоследствии вышла замуж за московского гражданского губернатора Перфилова.

Второго места заслуживает не столь родовитый, но гораздо более богатый московский вельможа - Прокофий Демидов (фото 2). Его дом в Басманном переулке поражал воображение современников. Весь от крыши до подвала обитый железом, на каждом шагу - фонтанчики с дорогим вином, по комнатам и залам бродят орангутанги. Свою челядь Демидов наряжал тоже неслабо - половина ливреи шита золотом, другая - из дерюги, одна нога в шёлковом чулке и парижском башмаке, другая - в лапте, карета ярко-оранжевая, и к ней два кучера - карлик и великан. А когда в Москве пошла мода на очки, Прокофий напялил стёкла не только на дворню, но и на лошадей и собак. С тех пор выезд Демидова стал любимой забавой Москвы. Невинные чудачества он перемежал со злыми сатирическими стишками в адрес двора. Добрую и лояльную Елизавету он довёл до того, что императрица велела "те сатиры сжечь под виселицей рукою палача". Стихи сожгли, но и из "казни стихов" Демидов умудрился сделать шоу, пригласив оркестр и устроив под виселицей танцы. Екатерина Великая называла его не иначе как "дерзким болтуном". Однако когда матушку-императрицу припёрла очередная турецкая кампания, она послала своего фаворита Орлова "уладить у Демидова заём в 4 млн. рублей" - сумма по тем временам чудовищная. Демидов деньги дал, но не Екатерине, а Орлову, присовокупив: "Тебе даю, а ей - боюсь, она нашего брата мужика и посечь может, а денег не вернёт". Одно из чудачеств Демидова до сих пор висит в Третьяковке - его парадный портрет. Сейчас он выглядит обычно, но тогда эта картина была похлеще мата в прямом эфире. Наперекор традиции парадного портрета с орденами, шпагами и прочими регалиями Демидов стоит, опираясь на лейку, и указывает рукой не на бюст императрицы, а на цветочные горшки. И ироническая улыбка на хитром мужичьем лице.

Первое место - и по размаху, и по родовитости - принадлежит Матвею Дмитриеву-Мамонову (фото 3) - потомку князя Владимира Мономаха. Сын последнего фаворита Екатерины Великой, воспитанник иезуитского колледжа, масон и основатель "Ордена Русских Рыцарей", Матвей Александрович начинал героем. В 1812 г. одел, вооружил, посадил на-конь и обучил воинскому делу тысячу своих крепостных, вместе с которыми отчаянно дрался при Тарутине и Малоярославце. Но после кампании его оттеснили лизоблюды и подхалимы. Граф осерчал, заперся в имении Дубровицы (под Подольском) и объявил себя ни много ни мало русским царём. Последний московский самозванец развернул бурную деятельность, укрепляя замок и вербуя сторонников - деньгам у графа перевода не было. Одновременно Матвей Александрович писал указы, согласно которым тогдашнее московское начальство должны были выпороть кнутом и сослать в Сибирь. Генерал-губернатор Москвы князь Голицын не стерпел и послал своего адъютанта с повелением графу выселиться из усадьбы. На что получил высокомерный ответ, что царь Матвей худородным князишкам не подчиняется и всегда готов встретить их шпагой и пистолетом. Тем не менее отряду жандармов удалось выковырнуть Мамонова из Дубровиц и посадить его в московский сумасшедший дом, где графа признали помешанным "на почве самолюбия и славолюбия", после чего втихомолку упрятали в загородный дом Юсуповых на Воробьёвых горах. Там несостоявшийся царь целыми днями просиживал за письменным столом, сочиняя проекты о преобразовании России, никогда не молился и кормил дворню теми же деликатесами, которые готовил ему лучший московский повар. Под конец жизни, уже при императоре Александре Освободителе, графу предложили снять с него опеку и сделать полноправным гражданином. На что Мамонов ответил издевательски: мол, раз он, сумасшедший, пережил двух императоров, то пусть всё остаётся как есть. Могила последнего самозванца находится в Донском монастыре.

Смотрите также:

Оцените материал

Также вам может быть интересно