Почти полтораста лет с лёгкой руки либеральной интеллигенции принято считать, что наша история являет собой иллюстрацию самого беспримерного зверства, жесточайших пыток и массовых казней. Однако правда оказывается куда интереснее любого вымысла.
ЗАБАВНО, что смертная казнь в нашем старейшем правовом источнике, "Русской Правде" (ок. 1072 г.), не предусмотрена вовсе. В принципе это при желании можно квалифицировать как признак "дикости" Древней Руси. И правда - в то время как европейцы, наследники Западной Римской империи, нормально восприняли опыт высочайшей цивилизации и вовсю украшали дороги виселицами, "русские варвары" прозябали во мраке, а закон их велел обходиться без увечий и трупов. Другое дело, что кроме закона существовал ещё и обычай. Тут - да, было не без смертей. С пойманными конокрадами, например, разговор был короткий - пригибали к земле пару деревьев, привязывали вора за ноги к верхушкам и отпускали. Может, оно и жестоко, но увести кормильца-коня - значит обречь на голодную смерть целую семью. Да и смерть сравнительно гуманная - быстрая. Вот, скажем, скандинавы своим рабам за плохую работу могли "врезать орла" - вскрыть рёбра со спины и вытащить лёгкие, которые свисали наподобие орлиных крыльев.
Подноготная правда
ТО ЖЕ самое касается и пыток. В отличие от современных дел, когда пытку используют либо прирождённые садисты, либо ошалевшие от безнаказанности серые мундиры, в древности пытка была нормальным инструментом судопроизводства. И многие шли на неё добровольно, чтобы доказать перед соперником свою правоту. Пытали железом и водой. В первом случае соперники брали в руку раскалённый железный брус, а потом их ожоги рассматривались - у кого меньше повреждений, тот и прав. Водой пытали преимущественно зимой - соперники нагишом опускались в прорубь, и тот, кто первый просил о пощаде, признавался виновным.
Но дикая древность мало-помалу отходила в прошлое, и заснеженная Московия наконец-то приобщилась к европейским ценностям: в Судебнике Ивана III впервые зафиксирована необходимость пытки не как судебного эксперимента, а как необходимого элемента следственного дознания. Так что с 1497 г. мы вступили на магистральный путь нормального европейского следствия. Правда, на этом поприще изобретательности московиты не проявили. Спустя всего полсотни лет пыточный инструментарий оставался всё тем же - дыба и кнут. Отставание налицо - у нас не знали ни "испанского сапога", ни "железной девы", и даже тиски - ручные, ножные и головные - оставались экзотикой. С другой стороны - а зачем? Зачем дробить тисками подследственному пальцы на руках и ногах или доводить его до слепоты и кровоизлияния в мозг сдавливанием головы? Как бы ни сложилось дальше, человек должен быть сравнительно здоров - либо для показательной казни, либо для созидательного труда. Ну разве что позволяли иной раз загонять под ногти гвозди, откуда и пошло выражение "подноготная правда". Да и дыба у нас была не то что на Западе. Там она представляла собой столешницу с четырьмя валиками по углам, на которые наматывались верёвки, привязанные к рукам и ногам пытаемого. Рвались сухожилия, суставные сумки, а при мощном напоре могли даже оторвать руки-ноги. Иной раз в валики вбивали гвозди, и тогда западная дыба раздирала человека в кровавую лапшу.
Виска до изумления
НЕТ, дыба наших предков была на порядок гуманнее. Блок в потолочной балке, через который пропускалась верёвка - вот и всё. Следственный процесс проходил примерно так. Подозреваемому связывали за спиной руки и прикрепляли их к верёвке дыбы, предварительно проложив мягким сукном, чтобы не резало запястья. По правую сторону располагался костолом (палач), по левую - костоправ, что было обязательно. Подьячий готовился записывать показания и давал знак. Костолом подтягивал верёвку дыбы, руки пытаемого заходили всё дальше за спину, пока не выворачивались из суставов. В таком положении его оставляли повисеть для начала с полчаса где-то в метре от пола. Если показания шли, то человека спускали, вправляли ему суставы, растирали и поили водкой. Если же упорствовал, в дело шёл кнут. От 3 до 50 ударов. Здесь уж всё зависело от тяжести преступления, от упорства обвиняемого и мастерства костолома. Он мог с одного удара рассечь спину до обнажения лёгких, мог ободрать почти всю кожу, мог с захлёстом пройтись по груди (особенно это любили делать с женщинами) или по промежности (а уж это - с мужиками). Но никогда и ни при каких обстоятельствах дело на дыбе не доводили до смертоубийства. Более того, слишком ретивый костолом, запоровший человека, сам рисковал поплатиться той же "виской", как ещё называли дыбу.
Кроме дыбы практиковали у нас и другую "виску" - за ноги или, в случае с женщинами - за одну ногу, открывая промежность для дополнительного позора. В принципе это ничуть не слаще дыбы - кровь приливала к голове, которая раздувалась раза в три, глаза вылезали из орбит, начинались судороги. В рекомендациях предлагали: "...весить за ноги, пока в изумление не придут, поелику когда у татя в голове стучит, он умнее и сговорчивее". Изумлением тогда назывался обморок и потеря сознания. Особо упорным на дыбе ломали рёбра и прижигали раскалённой кочергой, но это применяли только к самым отпетым бунтовщикам.
Пытали в застенке. Слово, ставшее сейчас нарицательным, тогда обозначало всего лишь строение, прилепленное снаружи к стене любого здания, - неоднократно застенками называли и внешние приделы храмов. Главный же пыточный застенок Московии располагался непосредственно за стеной Кремля - неподалёку от Спасской башни, около Константиновских ворот. С этой стороны у ворот существовала отводная башня, которую москвичи так и прозвали "Пыточной". Она оказалась знаменита и за пределами России - один из украинских латинствующих фанатиков XVII в., Пётр Артемьев, укорял "москалей" в жестокости: "Немые учители у дыб стоят в Константиновской башне: вместо Евангелия огнем просвещают, вместо Апостола кнутом учат". Но здесь уж, как говорится, чья бы мычала. До высот европейских палачей, изобретателей оральной, анальной и вагинальной груши, медленно растягивающей и разрывающей человека на куски, или пытки водой, когда в человека вкачивали до 3-4 вёдер, нашим "заплечных дел мастерам" было далековато.
От уродства - к славе