Виталий Яковлевич ВУЛЬФ. Человек, который знает, говорит и пишет о театре больше, чем кто бы то ни было. Человек, сохранивший в себе дух стародавней Москвы и ведающий обо всем, что тогда происходило. Ведущий "Серебряного шара" ни за что не будет смотреть "За стеклом", и о его личной жизни не узнает никто и никогда.
ПЕРВЫЙ раз мы встретились на студии в "Останкино". Виталий Яковлевич как раз записывал передачу об актрисе Людмиле Целиковской и, вопреки моим ожиданиям, говорил о ней без всяких бумажек или телесуфлера, хотя запись, в общем-то, позволяет подсказки. Тогда же он и пригласил меня к себе домой, чтобы побеседовать в спокойной обстановке.
Дверь открыл сам Виталий Яковлевич. После хмурой улицы и древнего решетчатого лифта в квартире необыкновенно светло, тепло и приветливо пахнет тушеными овощами. На кухне орудует Татьяна Николаевна - она готовит и убирается два раза в неделю:
- Насчет того, чтобы что-нибудь себе сварить, так это он совсем беспомощный, может только подогреть.
Виталий Яковлевич появляется в дверном проеме:
- Извините, я еще не завтракал. Не желаете ли со мной? С утра столько звонков было! Встал в девять, а времени уже полвторого...
Сидим, пьем чай с лимоном.
- Я тут недавно узнал, что "Серебряный шар" смотрит очень много именно молодежи. Почему? Мне доверяют. Вы говорите - хороший язык? Это от природы. Главное - точность. А для того, чтобы быть точным, нужно много работать. И чтобы свободно о ком-то рассказывать, надо много об этом человеке знать, поэтому готовиться к передаче я начинаю за месяц.
По телевизору - сплошные убийства и секс. Меня, например, убийства и секс совершенно не интересуют. Сексуальная жизнь - сугубо личное дело, а на убийствах я выключаю телевизор. И "За стеклом" не смотрю. Должна же быть какая-то культура... Как это так? А люди смотрят, потому что у них нет своей собственной жизни, им надо на что-то ориентироваться, а не на что.
- А как насчет того, что спрос рождает предложение?
- Да телевизионщики сами придумывают этот спрос. Или что, работают службы по общественному мнению? Должна быть ИДЕЯ. Хотя бы национальная. Деньги не могут быть идеей. Татьяна Николаевна, будьте добры, дайте мне еще чаю!
Радует то, что театр всегда вызывал у нашего народа большой интерес. И в сталинские времена, и после. Был только очень коротенький период в 91-м году, когда в театре было мало народа. Сейчас много премьер. Однако премьеры - это не знак качества. В старые времена некоторые спектакли шли по тридцать пять лет - и всегда полный зал. Например, "Идеальный муж" Оскара Уайльда в старом МХАТе. Издали дневники Корнея Чуковского года два или три тому назад. Это такое сугубо интеллектуальное чтение, очень специальное, даже специфическое. Через неделю книжки уже не было!
В соседней комнате зазвонил телефон, и Виталий Яковлевич принялся терпеливо кого-то слушать.
Татьяна Николаевна, помешивая борщ:
- Ой, ну это надолго. Он бесконечно добрый человек, не может никому отказать. Однажды я накупила с вечера продуктов, чтобы наутро начать готовить. Прихожу - а морозилка пустая. Оказывается, приходил в гости какой-то молодой режиссер, и Виталий Яковлевич, зная, что юноша очень бедно живет, просто отдал ему все, что лежало в холодильнике. Вообще он очень непритязательный, что приготовлю - то и ест. Но овощи, пожалуй, любит больше всего, особенно помидоры. Дня прожить не может. Ну южанин все же.
"Меня называли Буратино"
ВИТАЛИЙ Яковлевич с большим теплом рассказывает о своей родине и детстве:
- Детство я провел в Баку. У меня отец был известным бакинским адвокатом. Я очень любил Баку в те годы, это был замечательный город, интернациональный, зеленый. У нас была хорошая квартира. Папа, мама, мои любимые тетки. У мамы было два образования. Она, кстати, училась у знаменитого поэта Вячеслава Иванова, который перед отъездом в Италию преподавал в Бакинском университете. Еще мама окончила экономический. А папины сестры, которые много мной занимались, были врачи. Я был один ребенок на всех. Баловали меня невероятно. Возили на каникулы в Кисловодск, я там проводил три летних месяца. Помню, в девятом классе папа меня провожал в школу, встречал из школы, самостоятельно я стал ходить, по-моему, в десятом классе. Папа считал, что я маленький. Я был худенький, плохо ел, меня называли Буратино. Тем не менее я закончил школу с серебряной медалью и поступил в Московский университет.
А театр любил с детства, первый раз туда пришел в первом классе. И я всегда хотел быть в театре, но папа считал, что нужно получить образование. Поэтому, когда я учился, то каждый вечер ходил в театр. Театр занимал мои мысли всегда.
- А что-нибудь кроме театра служило вам духовной пищей?
- Что вы имеете в виду?
- Любовь...
- Безусловно. Но я никогда не говорю о своей личной жизни. Личная жизнь - она потому и личная, что о ней никто не должен знать. Спрашивать об этом и разговаривать на эту тему неприлично. Если бы здесь была моя мама, она бы вас выгнала.
Я не могу назвать себя несчастливым человеком. Счастье ведь вообще может длиться какие-то мгновения, часы... все время нельзя быть счастливым, так же, как и несчастным. Жизнь многообразна. Счастье - это когда ты не думаешь о том, счастлив ты или нет. Бывали у меня периоды и огорчений, и обид, и разочарований.
"Я был такой смешной!"
Я ОЧЕНЬ много выступал в конце восьмидесятых, и мой редактор Галя Борисова ходила на мои вечера. Однажды она позвонила и сказала, что ей хочется меня снимать. Она приехала ко мне домой, еще на старую квартиру, и я говорил о Бабановой, было ее девяностолетие. У меня есть эта передача, я вам ее покажу. Я был тогда совсем другой, не внешне, а по манере. Такой смешной!
С Галей мы сделали 11 передач. И когда отдел литдрамы начали расформировывать, я встретился с Владом Листьевым, и он предложил идти к нему. Так что это он сделал шапку "Серебряного шара".
Спектакли, которые стоит посмотреть: в Вахтанговском - "Ночь Игуаны", "Дядюшкин сон", в "Современнике" - "Балалайкин и Ко", "Играем Шиллера". В Театре Гоголя - "Записная книжка Тригорина", "Верная жена". Во МХАТе - "Кабала святош", "Ю", в Театре Маяковского - "Круг", "Не о соловьях", "Чума на оба ваши дома", в Театре Моссовета - "Вишневый сад". В "Ленкоме" - "Мистификация", "Город миллионеров", ну, и все пока, пожалуй.
Однако спектакли, которые вызывали во мне самые сильные чувства, были только с Бабановой...
Виталий Яковлевич исполняет на рояле пьесу Грига.
- Я учился в музыкальной школе, с тех пор умею. У меня много старинных нот.
Действительно, на стеллажах, забитых книгами о театре на разных языках, виднеются корешки довоенных фолиантов, старые афиши, носящие на себе отпечаток "того" времени, ноты...
Виталий Яковлевич подвозит меня на своей белоснежной "Fabia".
- Я уже двадцать лет вожу машину. Сейчас вот съезжу по делам, а потом выступаю на вечере памяти Ильинского, ему сто лет со дня рождения. Как на улице темно! В Москве как-то простора нет, не то что в Нью-Йорке. Но больше всего на свете я люблю Париж. Красивее Парижа, по-моему, ничего не существует. Когда стоишь на мосту над Сеной, кажется, что больше ничего не нужно! Но без Москвы жить не могу!
Великий лицедей