Мы познакомились в одном из мест, где собираются поэты-любители. Он подошел ко мне - высокий, красивый, модно одетый. Спросил:
- Ты тоже пишешь стихи?
Краснея, ответила:
- Да.
- Меня зовут Иван. Я у вас первый раз. Ты тут одна молодая среди старушек. - И по-детски добавил: - Давай дружить!
- Я бываю и в других литературных местах. Кое-где молодых много. Хочешь, свожу?
Мы шли по Новому Арбату и читали друг другу стихи. Иван все больше и больше поражал меня. Мало того, что этот парень с красивой спортивной фигурой был поэтом, он еще как-то очень галантно выказывал знаки внимания: вызвался нести мой рюкзак, всегда пропускал вперед. Причем делал все это совершенно естественно, а не потому, что хотел за мной приударить. Мне было приятно.
Когда ходили на Вознесенского, в зале скопилось народу больше, чем было сидячих мест. Иван уступил свой стул совершенно незнакомой девушке, а сам простоял три часа на ногах. Он был не наглый, но и не застенчивый; не чересчур любезный, но и не грубый. И все-таки что-то в нем было не так. Мои знакомые тоже это отметили.
Я стала присматриваться. Лицо у Вани слишком бледное, практически без мимики. Взгляд "стеклянный", под глазами круги. Двигается чуть пошатываясь, будто неуверенно. Вообще движения у него не совсем точные, порывистые. Говорит смазанно. После литературных мероприятий сразу куда-то убегает. Якобы к друзьям, которые мне бы не понравились. Ощущение, будто он быстро пресыщается. В молодежные поэтические тусовки, оказалось, его вытащить трудно. Энтузиазма, что ли, у Ивана нет. И еще, хоть явно не дурак, постоянно висит на грани отчисления на своем юридическом.
Как-то Ваня позвонил и сказал, что написал рассказ. Встретились. Рассказ был про наркоманов: как они втянулись, как решили бросить, про ломку, о том, что чувство единения, возникавшее под кайфом, обманчиво.
- Как рассказ?
Молчу. Меня поразило страшное подозрение.
- Откуда ты так хорошо про это знаешь? - наконец выдавила из себя.
- Да про это все знают...
Сменили тему. Заговорили про "Москву кабацкую" Есенина и про то, что пишут на стенах в подъездах.
- Один раз мы с друзьями сидели на чердаке. Вижу, они совсем "улетели". А мне скучно было. Я и намалевал рядом с лестницей кое-что из "Москвы кабацкой". Но им не нужна поэзия. Читал и классику, и свое. Иногда говорят: "Круто! Давай еще!" Правда, чаще читаю и чувствую: пустота между нами...
- Слушай, я знаю анонимные центры, где помогают наркоманам. Может, запишешь телефончики для своих друзей?
- Нет, им это не нужно.
- Может, все же запишешь?
- Нет!
Мне было тяжело подбирать слова при этом разговоре, чтоб не спугнуть, не обидеть. Потом думала о Ване дни и ночи, не знала, как помочь.
Однажды в институте на лекции наш препод по психологии обмолвился, что одна его клиентка-наркоманка вылечилась во многом благодаря своей религиозности. Сердце у меня заколотилось. Подхожу к преподу. Волнуясь и запинаясь, рассказываю, что мой приятель - наркоман. Препод пронзил меня своим психологическим взглядом: "А на сколько близкий знакомый?" - "Так, - говорю, - не очень близкий". Я еще раз почувствовала психологический взгляд-рентген: "Ну, тогда лучше с ним вообще не общайтесь. Ему можно будет помочь, только если он сам захочет. Но он, судя по всему, не хочет". Очень меня психолог разочаровал.
Вдруг возникает мысль: "Может, Ваня никакой и не наркоман! Может, я напраслину на него возвожу! Ну, заторможенный, ну, друзья. Но, возможно, он от рождения такой, а за друзей мы не отвечаем". Решила посоветоваться с однокурсницей Машей.
Сейчас, глядя на эту отличницу, не скажешь, что у нее бурное прошлое.
У Маши были проблемы в семье. Отца, кандидата наук, она терпеть не могла, дома - постоянные скандалы. Авторитарная школа, педучилище. Не выдержав гнетущей атмосферы, стала убегать из дома. В бега ударялась на несколько месяцев. Жила вместе с такими же бродягами. Попробовав героин, вошла во вкус. С ним жизнь казалась иной. Появились друзья-наркоманы. Питалась компания молодых бродяг, с которой скиталась Маша, плесневелым хлебом, выкинутым на помойку добропорядочными гражданами. Этот хлеб приходилось искать, опережать обычных бомжей.
Однажды Машу нашли полумертвую. Врачи ее откачали. Начались психушки: государство лечит в них наркоманов сердито-принудительно и с постановкой на учет, зато бесплатно. Девушке ставили острую форму шизофрении. Приступы ломки. Смирительные рубашки. Потом дорогое анонимное лечение, платный психолог.
Говорю Маше:
- Я не знаю, наркоман он или нет.
- Глаза стеклянные, отечное лицо, круги под глазами, бледность?..
- Да. Но при больных почках тоже бывает отечность и круги. Он сказал, что его друзья наркоманы. Но ведь это не значит...
- Значит.
- Он сказал, что его друзья решили бросить героин, оставить только травку.
- Скорей всего, они опять скоро перейдут на героин. Бросать надо все сразу. Твой знакомый поэт?
- Да.
- Один мой очень хороший друг, художник, тоже пишет стихи. Сейчас он второй раз в психушке на принудительном лечении. Оба раза попадал в милицию за хранение наркотиков. Второй раз загремел через пять месяцев после больницы...
После долгих колебаний я позвонила Ване. Поговорили о литературе. Он делился наболевшим:
- Я ведь хотел прославиться с помощью поэзии. Но походил по литературным обществам, посмотрел на пожилых людей, которые так ничего и не добились. Был в "Новом мире" и "Литературной газете". Они даже не посмотрели мои стихи!
- Да, мир - не сказка, но нужно в нем жить...
- Лучше уйти в свой мир!
Я не знаю, что с Ваней сейчас. Он больше не объявлялся. А я, последовав совету психолога, оставила его в покое.
Бесплатные анонимные телефоны доверия для молодежи с химической зависимостью: (095) 421-55-55; 372-84-41.
Смотрите также:
Дружба дружбой, а мальчики - врозь