Если бы не одно "не"
Я МОГУ быть неточен в частностях, но за фактическую достоверность всей истории в целом ручаюсь. Я пребывал тогда в Театре на Малой Бронной в скромной должности инженера по технике безопасности. "Тогда" означает в 1983 году, Эфрос еще работал в театре, но это были последние дни его работы в театре, в штатном расписании которого на протяжении 17 лет он занимал должность очередного режиссера. Главным был Александр Леонидович Дунаев, а еще одна режиссерская ставка принадлежала Льву Дурову.
Нельзя сказать, что история взаимоотношений между Дунаевым и Эфросом была близка к идиллии, но Александр Леонидович, несмотря на свой пост главного режиссера, судя по всему, понимал меру отпущенного ему таланта, равно как и уровень искусства Эфроса. И поэтому особо не вредил своему очередному режиссеру. А Эфрос репетировал и выпускал спектакли, на которые сбегалась вся Москва: и жители, и гости столицы. И все было бы более или менее гладко, если бы не одно "НЕ".
Этим "НЕ" был директор театра Илья Аронович Коган, человек образованный, умный и остроумный, юрист, в свое время служивший в МУРе под руководством следователя-писателя Льва Шейнина, причастного - по одной из версий - к гибели Михоэлса. После МУРа Коган работал в юридическом отделе Московского управления культуры, был директором МТЮЗа и недолгое время - Театра на Таганке. Он обладал всеми качествами несомненного лидера, был главным начальником театра и свою власть не хотел уступать никому. Впрочем, он был хозяином не только по натуре, но и по статусу: в то время директор театра считался главнее главного (и уж тем более - очередного) режиссера; по идее, он не должен был вмешиваться в творческий процесс, но за репертуар театра, за его идейный и художественный уровень перед вышестоящими инстанциями отвечал именно он - по крайней мере, в большей степени, чем главреж.
И вот однажды два режиссера решили объединиться против директора. Они решили, что последний мешает все-таки их творчеству, и пошли то ли в Московское управление культуры, то ли еще в какую организацию и написали заявление о том, что они не согласны больше работать с этим директором. И ходили даже слухи, что в Управлении культуры был издан приказ об освобождении И. А. Когана от занимаемой должности. И что директора вызвали в управление, ознакомили с приказом и попросили расписаться в том, что он ознакомлен. Директор, как опытный юрист и умный человек, ставить свою подпись где бы то ни было отказался, тем более что в это время как раз вышло постановление о трудовых коллективах. "А вы приезжайте в театр, - якобы сказал директор управлению, - и поговорите с коллективом, разберитесь, кто виноват". И управление приняло его предложение. И назначило встречу с коллективом театра.
Фарс, переходящий в трагедию
НАЗНАЧЕННАЯ встреча состоялась 8 августа 1983 года, и это был замечательный спектакль, срежиссированный директором и исполненный лучшими актерами труппы. Спектакль на производственную тему. Фарс, переходящий в трагедию.
Первым взял слово народный артист Семен Соколовский, благодаря своей внушительной внешности специализировавшийся на ролях царей и генералов. Он сказал, что всем давно известен тот факт, что в театре есть два режиссера: один - главный, а другой - талантливый. И что ему непонятно, с чего это вдруг они объединились и пошли против директора, который никогда никому не сделал ничего плохого, кроме хорошего.
Пересказывать остальные выступления нет необходимости. Коротко суть их всех сводилась к следующему: Дунаев - ничтожество, Эфрос - Мастер, между ними нет ничего общего, их объединение - ловкий трюк, чтобы уволить директора.
Кульминацией и одновременно развязкой шоу было выступление заведующего художественно-постановочной частью театра.
Всего выступили 24 человека, и только один из них, артист Геннадий Сайфулин, произнес несколько робких слов в защиту Дунаева. Эфроса не защитил никто. Его, впрочем, и не ругали. Но директор был спасен.
Выгнали свои и не приняли чужие
СЛЕДУЮЩИЙ сезон для Эфроса на Малой Бронной был последним. В театре он появлялся редко - приходил только на репетиции. А в разгаре сезона из театра ушел. Ушел из своего театра, переставшего быть "своим". На доске объявлений был вывешен приказ Управления культуры - о том, что режиссер Натан Исаевич Эфрос по собственному желанию из театра уволен: в порядке перевода на должность главного режиссера Московского театра драмы и комедии на Таганке. Из этого приказа я впервые узнал, что Анатолия Васильевича на самом деле зовут Натаном Исаевичем.
Финал этой истории известен. Актеры Таганки не приняли Мастера. У них был свой Мастер - отлученный в то время от театра, снятый с должности, исключенный из партии. Передавали, что на первой встрече таганковцев с новым главным Вениамин Смехов сказал: "Есть Моцарт, а есть Сальери. Есть Пушкин, а есть Дантес. Есть Христос, а есть Иуда". И в упор посмотрел на Эфроса. Через некоторое время из театра ушел Б. Хмельницкий - в никуда, затем В. Смехов, В. Шаповалов и Л. Филатов - в "Современник". Таганка разделилась на эфросовцев и любимовцев; последние, говорят, прокалывали шины главрежевских "Жигулей", писали на его дубленке: "Жид".
Художник и власть
ВСЮ эту достаточно неприглядную историю я рассказываю вовсе не для того, чтобы потешить читателя "клубничкой". Я просто рассказываю историю. Какая уж тут клубничка - Эфрос умер, Дунаев умер еще раньше.
Правы ли были любимовцы, преследуя Эфроса? Ведь это странно: сколько у них было спектаклей, связанных с темой "Художник и власть". Как они здорово в них играли, как умели раскрыть этот страшный конфликт художника с обществом, травлю художника этим самым обществом. И ничего сами не поняли. И так же затравили художника, как это было показано в их собственных спектаклях.
Правы ли были те ученики, те артисты Эфроса, что травили его на Малой Бронной? Одни считали, что "переросли" учителя, другие обижались, что он не принимает их в свои спектакли... Талантливейший артист Лев Дуров все время стремился выразить себя в режиссуре. "Я понимаю Михаила Александровича Ульянова, - на одном из худсоветов говорил Эфрос, - он ставит спектакли в Вахтанговском, потому что его не устраивает режиссура его главного режиссера (Евгения Симонова). Но зачем ставит спектакли Лева? Его что, моя режиссура не устраивает?" Понятно, что на такую реплику Дуров не мог не обидеться. У каждого свои амбиции. Дуров выступал на том собрании против Эфроса. Дуров стоял потом в почетном карауле на сцене Театра на Таганке возле гроба с телом учителя. Вдова Эфроса Наталья Крымова потребовала, чтобы Дуров ушел, и он ушел. Потом Дуров на Бронной поставил спектакль памяти Эфроса. Прав ли был Эфрос в том, что пришел на "Таганку" при живом ее основателе? Он ошибся. Ошибся смертельно - по крайней мере, для себя. Свою ошибку он искупил своею же смертью.
"Иногда мне кажется, что искусством нужно заниматься только шутя, - писал Эфрос в своей последней книге "Продолжение театрального рассказа". - Мы сидели в кафе с корреспондентом журнала. Он так громко и серьезно спрашивал, а я так обстоятельно и серьезно отвечал, что в какой-то момент мне стало неловко: а что думают остальные посетители кафе? Ведь так серьезно можно говорить о том, что обвалился мост и поезд упал в реку. А театр - маленькое и смешное заведение, существующее для небольшой части населения. Но столько у нас страстей и многозначительности. На самом же деле это только театр".