Пятнадцать лет назад, 13 января 1987 г., умер Анатолий Васильевич Эфрос. От инфаркта. Или - от разрыва сердца. Впрочем, принято считать, что это одно и то же.
Если бы не одно "НЕ"
Я МОГУ быть неточен в частностях, но за фактическую достоверность всей истории в целом ручаюсь. Я пребывал тогда в Театре на Малой Бронной в скромной должности инженера по технике безопасности. "Тогда" означает в 1983 году, Эфрос еще работал в театре, но это были последние дни его работы - в театре, в штатном расписании которого на протяжении 17 лет он занимал должность очередного режиссера. Главным был Александр Леонидович Дунаев, а еще одна режиссерская ставка принадлежала Льву Дурову.
Нельзя сказать, что история взаимоотношений между Дунаевым и Эфросом была близка к идиллии, но Александр Леонидович, несмотря на свой пост главного режиссера, судя по всему, понимал меру отпущенного ему таланта, равно как и уровень искусства Эфроса. И поэтому особо не вредил своему очередному режиссеру. А Эфрос репетировал и выпускал спектакли, на которые сбегалась вся Москва: и жители, и гости столицы. И все было бы более или менее гладко, если бы не одно "НЕ".
Этим "НЕ" был директор театра Илья Аронович Коган, человек образованный, умный и остроумный, юрист, в свое время служивший в МУРе, под руководством следователя-писателя Льва Шейнина, причастного - по одной из версий - к гибели Михоэлса. После МУРа Коган работал в юридическом отделе Московского управления культуры, был директором МТЮЗа и недолгое время - Театра на Таганке. Он обладал всеми качествами несомненного лидера, был главным начальником театра и свою власть не хотел уступать никому. Впрочем, он был хозяином не только по натуре, но и по статусу: в то время директор театра считался главнее главного (и уж тем более - очередного) режиссера; по идее, он не должен был вмешиваться в творческий процесс, но за репертуар театра, за его идейный и художественный уровень перед вышестоящими инстанциями отвечал именно он - по крайней мере, в большей степени, чем главреж.
И вот однажды два режиссера решили объединиться против директора. Они решили, что последний мешает все-таки их творчеству, и пошли то ли в Московское управление культуры, то ли еще в какую организацию и написали заявление о том, что они не согласны больше работать с этим директором. И ходили даже слухи, что в Управлении культуры был издан приказ об освобождении И. А. Когана от занимаемой должности. И что директора вызвали в управление, ознакомили с приказом и попросили расписаться в том, что он ознакомлен. Директор - как опытный юрист и умный человек - ставить свою подпись где бы то ни было отказался, тем более что в это время как раз вышло постановление о трудовых коллективах. "А вы приезжайте в театр, - якобы сказал директор управлению, - и поговорите с коллективом, разберитесь, кто виноват". И управление приняло его предложение. И назначило встречу с коллективом театра.
Фарс, переходящий в трагедию
НАЗНАЧЕННАЯ встреча состоялась 8 августа 1983 года, и это был замечательный спектакль, срежиссированный директором и исполненный лучшими актерами труппы. Спектакль на производственную тему. Фарс, переходящий в трагедию.
Первым взял слово народный артист Семен Соколовский, благодаря своей внушительной внешности специализировавшийся на ролях царей и генералов. Он сказал, что всем давно известен тот факт, что в театре есть два режиссера: один - главный, а другой - талантливый. И что ему непонятно, с чего это вдруг они объединились и пошли против директора, который никогда никому не сделал ничего плохого, кроме хорошего.
Пересказывать остальные выступления нет необходимости. Коротко суть их всех сводилась к следующему:
Дунаев - ничтожество, Эфрос - Мастер, между ними нет ничего общего, их объединение - ловкий трюк, чтобы уволить директора.
Эфрос - Мастер, но, увы, не задействует в своих спектаклях всех (или хотя бы большинство) артистов труппы и вообще - строит свой репертуар в расчете на стареющую актрису (подразумевалась, естественно, Ольга Яковлева).
Кульминацией и одновременно развязкой шоу было выступление заведующего художественно-постановочной частью театра.
Он поведал историю, как ездил вместе с директором в Югославию по делам театра. Вы бы видели, сказал завпост, как он (директор) разговаривал там с этими капиталистами - как герой, как рыцарь...
В один из моментов этой замечательной речи Эфрос - с места - попытался возразить докладчику, что тот говорит не по теме. "Вы не коммунист, вам не понять!" - оборвал его оратор, и Эфрос не нашелся что ответить.
Всего выступили 24 человека, и только один из них - артист Геннадий Сайфулин - произнес несколько робких слов в защиту Дунаева. Эфроса не защитил никто. Его, впрочем, и не ругали. Но директор был спасен.
Выгнали свои и не приняли чужие
СЛЕДУЮЩИЙ сезон для Эфроса на Малой Бронной был последним. В театре он появлялся редко - приходил только на репетиции. Он ставил пьесу И. Дворецкого "Директор театра". Это был горький спектакль-исповедь, спектакль - подведение итогов. Герой пьесы, главный режиссер одного из театров, - талантливый режиссер Вознесенский (его играл Николай Волков) - находил единственно верный выход из собственного творческого кризиса - смерть. Исчерпался ли запас отпущенного ему таланта или же были другие причины этому кризису - не важно. Важно то, что он перестал любить театр. И - умер. В автомобильной катастрофе. То ли случайно, то ли преднамеренно. Врачи говорили, что просто отказало сердце.
В условиях Малой Бронной - в конкретных реальных условиях - спектакль звучал по-особому трагично, по-особому безысходно. Наряду с Вознесенским главным героем спектакля был директор театра - человек мягкий, интеллигентный, понимающий Художника, человек, искренне преданный искусству. Его замечательно играл Леонид Броневой. Броневой, который в реальной жизни, в конфликте с Эфросом, находился в противоположном тому "лагере". Его сценический персонаж - директор театра - понимал, что Художнику многое прощается, потому что он - Художник. Артист Броневой считал себя Художником и сам и был прав, но другому Художнику - Эфросу - не собирался прощать ничего. Личных обид у него накопилось достаточно и, надо сказать, не всегда оправданных. Впрочем, театр есть театр, и взаимоотношения внутри него - вещь крайне неустойчивая, величина, постоянно изменяющаяся, и никогда невозможно с точностью угадать, с кем и против кого начнут "дружить" завтра сегодняшние непримиримые "враги".
Итак, спектакль был поставлен, и сразу после этого, в разгаре сезона, Эфрос из театра ушел. Ушел из своего театра, переставшего быть "своим". На доске объявлений был вывешен приказ Управления культуры - о том, что режиссер Натан Исаевич Эфрос по собственному желанию из театра уволен: в порядке перевода на должность главного режиссера Московского театра драмы и комедии на Таганке. Из этого приказа я впервые узнал, что Анатолия Васильевича на самом деле зовут Натаном Исаевичем.
Финал этой истории известен. Актеры Таганки не приняли Мастера. У них был свой Мастер - отлученный в то время от театра, снятый с должности, исключенный из партии. Передавали, что на первой встрече таганковцев с новым Главным Вениамин Смехов сказал: "Есть Моцарт, а есть Сальери. Есть Пушкин, а есть Дантес. Есть Христос, а есть - Иуда". И в упор посмотрел на Эфроса. Через некоторое время из театра ушел Б. Хмельницкий - в никуда, затем В. Смехов, В. Шаповалов и Л. Филатов - в "Современник". Таганка разделилась на эфросовцев и любимовцев; последние, говорят, прокалывали шины главрежевских "Жигулей", писали на его дубленке: "Жид".
Художник и власть
ВСЮ эту достаточно неприглядную историю я рассказываю вовсе не для того, чтобы потешить читателя "клубничкой". Я просто рассказываю историю. Какая уж тут клубничка - Эфрос умер, Дунаев умер еще раньше.
Правы ли были любимовцы, преследуя Эфроса? Ведь это странно: сколько у них было спектаклей, связанных с темой "Художник и Власть". Как они здорово в них играли, как умели раскрыть этот страшный конфликт Художника с обществом, травлю Художника этим самым обществом. И - ничего сами не поняли. И так же затравили Художника, как это было показано в их собственных спектаклях.
Правы ли были те ученики, те артисты Эфроса, что травили его на Малой Бронной? Одни считали, что "переросли" учителя, другие обижались, что он не принимает их в свои спектакли, третьи... Талантливейший артист Лев Дуров все время стремился выразить себя в режиссуре. "Я понимаю Михаила Александровича Ульянова, - на одном из худсоветов говорил Эфрос, - он ставит спектакли в Вахтанговском, потому что его не устраивает режиссура его главного режиссера (Евгения Симонова). Но - зачем ставит спектакли Лева? Его что - моя режиссура не устраивает?" Понятно, что на такую реплику Дуров не мог не обидеться. У каждого свои амбиции. Дуров выступал на том собрании против Эфроса. Дуров стоял потом в почетном карауле на сцене Театра на Таганке возле гроба с телом учителя. Наталья Крымова потребовала, чтобы Дуров ушел, и он ушел. Потом Дуров на Бронной поставил спектакль памяти Эфроса. Прав ли был Эфрос в том, что пришел на "Таганку" при живом ее основателе? Он ошибся. Ошибся смертельно - по крайней мере, для себя. Свою ошибку он искупил своей же смертью.
"Иногда мне кажется, что искусством нужно заниматься только шутя, - писал Эфрос в своей последней книге "Продолжение театрального рассказа". - Мы сидели в кафе с корреспондентом журнала. Он так громко и серьезно спрашивал, а я так обстоятельно и серьезно отвечал, что в какой-то момент мне стало неловко: а что думают остальные посетители кафе? Ведь так серьезно можно говорить о том, что обвалился мост и поезд упал в реку. А театр - маленькое и смешное заведение, существующее для небольшой части населения. Но столько у нас страстей и многозначительности. На самом же деле это только театр".
Шампанского? А яду не хотите?
Знаменитый в истории петербургских театров "начальник репертуара" Павел Степанович Федоров не лишен был остроумия, которое прилагал всегда удачно и уместно.
Однажды к нему приступили актеры с просьбой разрешить, в видах натуральности изображения на сцене богатой пирушки, подавать настоящее шампанское.
Павел Степаныч, подумав, ответил:
- Извольте, но, если дело в натуральности, то в пятом акте вам дадут настоящего яду и вам придется самым точным образом умереть на сцене.
Антреприза-однодневка