ЧТОБЫ увидеть ПЕТРЕНКО в роли царя Ивана, пришлось ехать в Минск, где Большой симфонический оркестр имени Чайковского под управлением Владимира Федосеева исполнял ораторию Сергея Прокофьева "Иван Грозный"...
- ПОСЛУШАЛ вашего, Алексей Васильевич, Грозного и понял, почему вас с ним в Белокаменную не пускают: народ пугаете.
- Как это не пускают? В Москве мы уже были.
- Ну да: после той премьеры более трех лет прошло. С осени 97-го оратория в России не звучала. Зато ее слышали в Австрии, Швейцарии, Германии, теперь вот в Белоруссии...
- Значит, судьба так распорядилась... А почему вы говорите, будто я народ пугаю?
- Очень уж Иоанн Васильевич у вас получилсяЙ грозный. И вообще: вы историю царя так рассказали, что она стала на день сегодняшний похожа.
- А как иначе? Конечно, похожа.
- И в Путине есть что-то от Грозного?
- Эк вы сразу про Путина... Вопрос на засыпку. Нельзя так буквально спрашивать. Путин - самостоятельная единица. Зачем его с кем-то отождествлять? Человек делает свою работу, ну и слава богу. Кроме того, я о политике принципиально не говорю. Не хочу. Никто не знает, как правильно руководить страной, но советчиков - хоть отбавляй. Глупо рассуждать о том, в чем не смыслишь. У меня есть дело - вот о нем готов поговорить.
- С чего начнем?
- С радости. В 2001 году исполнил два заветных желания: прочел на телевидении "Тараса Бульбу" и записал 24-серийный цикл русских народных сказок. Теперь вот размечтался сделать то же самое с украинскими, белорусскими и болгарскими сказками.
- По-русски будете читать?
- Зачем? Как говорится, на языке оригинала. Я же вырос на Черниговщине, где речь особенная, смешанная - русско-белорусско-украинская. Когда учился в театральном институте, за мной по пятам ходил наш лингвист и все расспрашивал: "А как у вас произносят это слово? А это?" В общем, украинским и белорусским вполне сносно владею с детства. Болгарский знаю малко, но подучу, коли надо. Но это все пока мечты, а вот Гоголя с телеэкрана прочел. Жаль, Виктор Астафьев моего Бульбу не увидел. Он эту повесть наизусть знал, очень ее любил.
- Вы долго дружили с Виктором Петровичем?
- Лет пятнадцать. Познакомились случайно, благодаря моей жене, Галине Петровне. Она в ту пору работала театральным обозревателем в газете "Правда" и однажды решила ради эксперимента заказать рецензию человеку не из Москвы, авторитетному, со свежим взглядом и далекому от столичных интриг. Выбор пал на Астафьева, жившего тогда в Вологде. Виктор Петрович согласился приехать. Неделю ходил по театрам, а потом та-а-акое написал! Хвалил все без меры. Галина Петровна за голову схватилась. Тут и Астафьев сообразил, что переборщил. Рассмеялся: "А ты права, баба! Выкидывай мою провинциальную писанину. Я не так на сцену смотрел, как на полы начищенные, люстры блестящие и баб красивых..." Словом, с рецензией ничего не получилось, зато наше знакомство состоялось. Потом мы поехали к Виктору Петровичу в Вологду, затем он к нам в Москву, так и пошло...
- Слышал, будто Астафьев умер буквально на ваших руках.
- Молва. В последний раз мы разговаривали 26 ноября, а когда пришли 27-го, Виктор Петрович спал. Мария Семеновна, жена, предлагала разбудить, но я попросил не беспокоить, подумал: вдруг Виктор Петрович во сне сил набирается...
После второго инсульта Астафьева частично парализовало, он почти полностью ослеп, но сохранил ясную голову, чувство юмора и не хотел, чтобы к нему относились как к больному. Он всегда был человеком прямым, нелицеприятным. В любой ситуации правду резал, заводился с пол-оборота.
- Вы не такой?
- Я редко сразу в драку лезу. Меня сперва надо разгорячить маненько...
- И тогда?
- Высказываю все в лицо и ухожу.
- Чтобы не возвращаться?
- Потом успокаиваюсь, смиряюсь, но на попятную не иду, хотя и жалею о горячности, несдержанности.
Инфаркт вписался в съемки
- А ПРО драку вы фигурально сказали? Кулаки, смотрю, у вас тяжелые...
- Само собой, тяжелые... Пару раз пришлось пустить их в ход. По делу. А вообще-то я иногда даже слишком смиренный. Порой и надо дать сдачи, но терплю. Тяжеловес все-таки. В молодости занимался борьбой. И боксом маненько, но руководитель нашего драмкружка во Дворце пионеров отсоветовал, сказал, что боксерам часто носы ломают. И от борьбы он меня отвадил, пугая на этот раз сломанными ушами...
- А сейчас за формой следите?
- Вон гантельки лежат, видите?
- После двух инфарктов врачи разрешают тяжести поднимать?
- Да кто же их спрашивал? Конечно, не велят. Но я себе алиби придумал: если поднимать сразу две гантели, будет плохо, большая нагрузка для сердца, а если по одной - сначала правой рукой, потом левой, то вроде бы как и ничего, нормально.
- У вас ведь первый инфаркт случился в 34 года?
- Да, когда Григория Распутина в "Агонии" играл. Думал: все, конец мне. А потом потихоньку жизнь в норму пришла. Второй инфаркт меня догнал в шестьдесят. Если и дальше так пойдет, то третьего надо ждать к 86 годам. Меня устраивает!
- Второй - тоже плата за кино?
- Все случилось на "Сибирском цирюльнике".
- Съемки пришлось переносить?
- Я со своим инфарктом как-то очень удачно вписался, на картине это не отразилось. Правда, несколько раз пришлось тайком пробираться из больничной палаты на Красную площадь...
- Почему туда?
- Мы там тогда снимали.
- А из-за чего все-таки сердце прихватило? Надорвались?
- Как сказать?.. Хотя и в буквальном, физическом смысле порой трудно приходилось. Когда снимали сцену Масленицы, на меня навешали килограммов сорок разного реквизита. Костюмеры не могли все за один раз донести, а мне в этом наряде пришлось с цыганами вприсядку отплясывать...
- Кстати, про Масленицу: вы там так убедительно пьяного изображаете, что невольно закрадывается мысль: уж не позволили ли вы себе, по вашему же, Алексей Васильевич, выражению, маненько расслабиться перед съемками?
- До работы и на съемочной площадке никогда не пью. Закон. Но в тот раз, врать не буду, Никита Михалков налил мне водки... Но это не помогло, а только мешало.
- Разве водка может помешать?
- Надо знать место, время и дозу. Бывают в жизни ситуации, когда водка - первейшее лекарство. Рванул стакан, и отлегло от сердца. Никакие коньяки и виски так не помогут. Нет, лучше нашей беленькой ничего еще не придумали!
- Помню-помню ваш, Алексей Васильевич, рассказ, как вы первак гоните!
- Гнал, было. Но я ведь не только о самогоне вам рассказывал, а, например, и об увлечении церковно-славянским языком. Не забыли? Пожалуйста, вот результат: недавно предложили роль протопопа Аввакума. Как, откуда это выпало? Я не ждал и не гадал.
Достоевский как лекарство
- ВЕРИТЕ в случай?
- В Божий промысел!
К примеру, в профессии у меня несколько кумиров - Амвросий Бучма, Николай Симонов, Павел Луспекаев... И Господь так управил, что мне довелось поработать с Павлом Борисовичем!
- Вместе играли?
- Играли - громко сказано, но в телеверсии "Мертвых душ", где Луспекаев гениально исполнил роль Ноздрева, я рядом стою, изображаю пристава, который приходит арестовать Ноздрева. Понимаете? Я арестовываю Луспекаева! Хотя бы так... А ведь могло и этого не быть. Актер, которому изначально дали роль пристава, не сумел к сроку выучить заковыристый текст, тогда позвонили мне и спросили: "Через три часа запись, успеешь подготовиться?" Успел...
Видимо, в жизни ничего зря не бывает. Вот и с теми же русскими сказками. Я ведь их долго читал как бы для себя. Галина Петровна все спрашивала: "Чем ты занимаешься? Кому это надо?" Отвечал: "Вот состарюсь, буду ходить по детсадам, за харчи перед ребятишками выступать".
- Ну про харчи - это вы лишку хватили, Алексей Васильевич.
- В самом деле так считал, запасной вариант на старость готовил! А потом вдруг предложение Анатолия Малкина с АТV - записать телецикл...
- Кстати, о телевидении. Вернее, не о нем, а о... Словом, что спросить хочу? Никак не мог понять, чего же, на мой вкус, в вашем кабинете не хватает - вроде бы все на месте. А сейчас сообразил: не вижу ни одной газеты.
- Верно, их тут нет. Я уже лет пять периодику не выписываю, не покупаю и не читаю. Зачем? Сплетни узнавать? Если по новостям соскучусь, телевизор включу. Дня через три на четвертый. Чаще ни к чему, и так все ясно. Времени на этом свете у меня мало осталось, не могу транжирить попусту. Чем перед ящиком сидеть, лучше проведу вечер с книжкой. Сейчас вот "Идиота" перечитываю.
- Достоевский - ваш писатель?
- Люблю Федора Михайловича, но его нельзя в больших дозах потреблять. Поманеньку, как лекарство. Иначе шибко бередит.
- Может, это и хорошо?
- Наверное. Не должен живой человек спать душой.
- По-вашему, много сейчас таких? Спящих?
- Не вправе я судить других. Вы не меня спрашивайте, а сами вокруг посмотрите...
В ПОИСКАХ КОМЕДИИ. Г. Данелия: "Жить весело, но страшно!"