О ПЕРВЫХ днях Великой Отечественной войны рассказывает Герой Советского Союза, лауреат Государственной премии, заслуженный летчик-испытатель СССР, полковник в отставке Василий Георгиевич ПАВЛОВ.
- ЛЕТОМ 1940 г., после заключения договора о присоединении к СССР Бессарабии и Северной Буковины, мы с полком перелетели в Черновицы и обосновались на румынском аэродроме. Это был мирный перелет - никаких боевых действий. Но нам все время внушали, что воевать мы все равно обязательно будем. Поэтому я свою семью сразу после Нового, 41-го года отправил в Москву. Так же поступило процентов 70 наших офицеров. Начиная с января к границе с обеих сторон подтягивалось огромное количество войск.
Нарушителей - расстреливать
МЕСЯЦЕВ за пять до начала войны немцы настолько свободно себя почувствовали, что стали регулярно нарушать воздушную границу. Мы поднимались по тревоге до пяти раз в день, но могли только к ним подойти и помахать рукой, будто мух отгоняли: уходите, мол. Они нам кивали и уходили на свою территорию. Но примерно за три месяца до начала войны пришел приказ Сталина: нарушителей воздушного пространства уничтожать, но с таким расчетом, чтобы они падали на нашей территории. Чтобы не было повода сказать, что мы нарушаем границу. И нарушения с их стороны резко сократились.
Первый день войны я встретил в Черновицах. И вот что странно: три месяца мы сидели в первой боевой готовности, спали прямо под самолетами - и вдруг в субботу, 21-го числа, выстраивают нас и объявляют: завтра - выходной день. Сняли боевое дежурство, все зачехлили, оставили только три самолета - дежурное звено. И так не только в нашем полку - по всей границе дали выходной.
Мне кажется, здесь не обошлось без предательства. Во всяком случае мы, младший комсостав, были убеждены в этом, но не могли вслух говорить... Об истинном положении перед войной и сегодня узнать нелегко. Я до сих пор нигде не читал ни о накоплении наших войск, ни о приказе Сталина о том, чтобы расстреливать самолеты-нарушители. А ведь был такой приказ! Об этом говорит даже тот факт, что ранней весной 1941-го мое звено было посажено в засаду.
Мастерство не пропьешь
КОГДА нам зачитали приказ о выходном дне, напряжение спало. Все были настроены вырваться в город и как-то разрядиться. Мы, человек пять временно холостых, пошли выпивать к жене комиссара эскадрильи, который как раз уехал по делам подготовки новых полевых аэродромов. Очень хорошо выпили. Ну, представляете, здоровые ребята на отдыхе...
Но у меня было какое-то странное настроение - уж не знаю, чем оно было вызвано, только водка меня не брала. На душе было смутно, и я решил уйти. Ребята отговаривали: куда ты пойдешь? Время вон два часа ночи... Нет, говорю, ребята, вы как хотите, а я пойду. Отправился в ванную, подержал голову под струей холодной воды - и ушел.
Когда шел к аэродрому (а там километра два было), уже слышал: где-то постреливают. Я дошел и лег спать в палатке. Не знаю, сколько времени прошло, как я заснул, только слышу - боевая тревога. Я побыстрее влез в чьи-то сапоги прямо голыми ногами, оделся и бегу к самолету. Уже винты крутятся. У техника спрашиваю: заряжены пулеметы? "Командир, все в порядке", - отвечает. Взлетаю, набираю высоту, и, знаете, как по сценарию все равно: перед носом в прицеле румынский разведчик "Хейнкель-126". Мне ничего не оставалось делать, кроме как нажать на гашетку. Не раздумывая. "Хейнкель" сразу же задымил, закувыркался... А я думаю: "Батюшки! Что же это я наделал! Ведь отвечать придется!"
Возвращаюсь обратно в Черновицы. Подлетаю и вижу: кругом все в дыму. Присмотрелся - здание служебное стоит, а ангаров нет. Вот, думаю, нажрался. Говорю себе, проснись, головой трясу, не могу понять, в чем дело. Вижу - группа самолетов клубком вьется. Говорю себе: во молодцы - недавно получили новую технику, а летают, как на фронте, по-боевому...
Только сказал - вдруг треск по бронеспинке, как молотом все равно, и два "мессера" надо мной пролетают. Тут уж я полностью протрезвел - сделал какой-то немыслимый маневр, сорвался в штопор, у земли самолет вывел... Разворачиваюсь и ниже берегов над Прутом опять иду к Черновицам, на свой аэродром. Когда я стал подходить к нему, то увидел истинную картину: бомбардировщики бомбят, истребители штурмуют, все горит... И вот тут я только понял, что началась война.
Потери и победы
НА АЭРОДРОМЕ находилось 120 самолетов. Из них мы сумели собрать лишь 24. Но, несмотря на огромные потери, немцу на нашем участке продвинуться не удалось. Командовал войсками в то время генерал-лейтенант Галанин. Он так организовывал оборону, что трижды форсировал Прут и переходил в наступление. Но давали приказ отступить, и он отступал. Однако румын положили немало. Когда на бреющем полете нам приходилось летать на ту территорию, за Прут, мы даже в кабине ощущали трупный запах. Потом соединение Галанина куда-то перебросили, и нам пришлось бурно отступать.
Крутой маршал