Примерное время чтения: 8 минут
506

Нецелованный полк

"ПЕРВЫМ делом, первым делом самолеты. - Ну а мальчики? - А мальчики потом! - звонко напевает хозяйка дома. - Ну что, тяпнем по сто фронтовых!" Получив согласие и чмокнув меня в щеку, маленькая, с кукольной фигуркой женщина захлопотала на кухне. И только сетка морщин на лице выдавала ее возраст: в этом году прославленной русской летчице, капитану запаса Елене Мироновне МАЛЮТИНОЙ исполняется 87 лет. Она одна из немногих оставшихся в живых летчиц легендарного 125-го гвардейского Борисовского авиационного орденов Суворова и Кутузова женского полка имени Марины Расковой.

В ГОДЫ Великой Отечественной войны эти нежные создания, одетые в не по росту летные комбинезоны и кирзачи, почти ежедневно совершали по три боевых вылета. Самой старшей - Марине Расковой было 30 лет (она погибла в январе 1942 г. при перелете на Сталинградский фронт), младшей - стрелку-бортрадисту - 17. За время войны женский полк пикирующих бомбардировщиков Пе-2 сделал 1134 боевых вылета и сбросил на врага 980 тысяч тонн бомб.

Метр с пилоткой

ЖЕНСКИЙ полк пикирующих бомбардировщиков долгое время оставался засекреченным. О существовании "бабского полка", летающего на Пе-2, совершенно случайно, почти к концу войны узнал командующий фронтом (ему подчинялся этот полк) Баграмян. Одним приказом он присвоил сразу всем летчицам очередное офицерское звание (всю войну девчонки провоевали лейтенантами, хотя в полку было уже пять Героев Советского Союза).

- Пилотов Пе-2 называли смертниками, - рассказывает Елена Мироновна. - Летать на них было тяжело, а проводить точечное бомбометание не могли даже многие мужчины. При пикировании с углом 70 градусов они просто не выдерживали колоссальных перегрузок и даже на время теряли сознание.

Кабина у Пе-2 маленькая: одно бронированное командирское кресло - для меня, летчика, второго, для штурмана, не было (считалось, лучше лишнюю бомбу-сотку взять). Поэтому штурман весь полет (2-2,5 часа) стоял за моей спиной. Но такая "компоновка" кабины помогала на взлете: движки на "пешке" слабые, полоса грунтового аэродрома короткая, а на взлете главное - хвост самолета оторвать. К тому же "под брюхом" Пе-2 висело 1,5 тонны бомб. Одной женской силы, конечно, не хватало. Откуда ей взяться? Во мне-то ведь метр с пилоткой, а точнее - 1 метр 53 см. На взлете вместе со штурманом мы изо всех сил тянули штурвал.

Спирта много не бывает

В ОДНОМ из боев Леночку Малютину тяжело ранило.

- В этот день мы должны были уничтожить скопление эшелонов на железнодорожной станции в Литве, - рассказывает Елена Мироновна. - Погода дерьмовая, и, сидя в самолетах, экипажи потихоньку матерились. При заходе на бомбежку "пешка" очень уязвима: строй надо держать плотно, тогда все бомбы точно лягут в цель. До цели секунды, рука на кнопке сброса... Жду команды штурмана. Вдруг в левый винт ударил снаряд, и осколки дождем застучали по обшивке кабины. И толчок мне в живот, словно шлепок. Он мне даже ласковым показался. Как вошел осколок, я не почувствовала. Провела рукой - крови нет, а руки слабеют... Возможно, тогда меня спас комбинезон, в нем маленькая дырочка, а живот распорот. Иначе все мое желудочное хозяйство оказалось бы на коленях. И я так тихо, виновато, словно оправдываясь, говорю штурману Леночке Юшиной:

- Ленусь! Меня, кажется, ранило.

- Когда кажется, надо...

И не договорила. У штурмана не глаза - блюдца: цель под нами. И она кричит что есть мочи:

- Командир, бомбим!

- Бомбим, Ленуся!

В общем, в цель мы попали. Эшелоны сожгли. Юшина успела сфотографировать горящие вагоны (иначе боевой вылет не засчитывался).

...Лена Малютина теряет сознание и падает головой на штурвал. "Пешка" клюет носом, высота резко падает, и самолет едва не сваливается на крыло.

- Очнулась я от резкого запаха, который, как говорят, до мозгов прошибает. До сих пор помню этот запах. И ненавижу, - продолжает Елена Мироновна. - А штурман держит у меня под носом пузырек с нашатырным спиртом и кричит: "Держись, Леночка! Сесть негде. Ради бога, тяни до дома". И я потянула. На наше счастье, рядом оказался аэродром истребительного полка. Руки опять слабеют, штурвал не чувствуют, и ноги словно деревянные. Захожу на посадку и вижу: по взлетке бегут три истребителя. Невезуха! Под нашатырем, словно в тумане, "плыву" на второй круг. Как села - не помню...

...Медсанбат - громадный двор, заваленный соломой, на которой лежат тысячи раненых. Вдалеке маленький домик - видимо, операционная. Санитары бегают как сумасшедшие...

Вкатили мне укол - и на стол - обычный деревянный, только залитый кровью. Вместо света - коптилка из гильзы...

В общем, в моих кишках осколок пробил одиннадцать дырок. Хирург работает, как портной - все штопает и штопает, ковыряясь руками в моем животе. Я это только вижу, а боли не чувствую. Это потом медсестра сказала, что перед операцией хирург вылил в мою брюшину литр медицинского спирта: вместо наркоза и как антисептик. Очнулась я на следующее утро от стонов и трехэтажного мата: оказалось, лежу среди раненых мужиков.

Едва зажили швы, я сбежала на фронт. В родном полку госпитальных справок не спрашивали: больна - здорова. Через неделю я уже летала на боевые. А День Победы наш полк встретил еще с подвешенными бомбами. Накануне, 8 мая, мы летали добивать курляндскую группировку, где немцы еще отчаянно сопротивлялись.

Бюстгальтеры из портянок

- А КАК ЖЕ любовь-морковь на войне? Небось, прихорашивались перед парнями, фасон наводили: губки - бантиком, кольца, серьги?

- Какая, к черту, любовь! Едва успевали с аэродрома на аэродром перепрыгивать. Война в полный рост, а ты - любовь! Жили отдельно от мужских полков. Виделись с ними только один-два раза в год на концертах фронтовых бригад. Так что в постель нас никто не тащил.

Техники хранили даже наши девичьи тайны. И за бескорыстную верность нашим девчатам мы всегда отдавали им свои фронтовые сто граммов.

Да за войну почти все наши девчата ни разу не целовались с парнями. Нас мужики так и прозвали на фронте - "нецелованным полком". Многие были коммунистками. А за флирт на войне строго - партбилет на стол. И я свято честь берегла. И не только партийную. А вы: секс, секс! Правда, было несколько тайных романов, красивых, получше, чем в кино. Запомни, сынок, женщины, воевавшие в авиации, шлюхами не были!

Фасонить перед подругами и техниками не хотелось, да и нечем. Сначала нас одели, как попугаев, во все мужское огро-о-омных размеров. Глянешь со стороны: нюшки деревенские, а не летчики-гвардейцы. Правда, с 1944 года тыловики стали шить форму на заказ: хромовые сапожки, летную форму из чистой американской шерсти. А вот с нижним бельем - проблема. Но мы выкрутились. Кроме носков, летному составу выдавали х/б портянки. Новенькие, нежные, как кожа младенца. Вот из портянок мы и шили бюстгальтеры и даже украшали цветной вышивкой. Крепче лифчика из портянок я до сих пор нигде не видела.

***

После 9 мая 1945 года гвардии старший лейтенант Елена Малютина за штурвал Пе-2 не садилась: на дембель ушла по беременности, так как вышла замуж за военного штурмана. Ее фронтовой мундир украшают 5 боевых орденов и 18 медалей. Совсем недавно она подала заявку на участие в Параде Победы на Красной площади... В 1945 году она должна была пролететь в парадном строю над Красной площадью, но праздник летчикам испортила плохая погода. Теперь, в 2005-м, Елена Мироновна Малютина мечтает предпринять вторую попытку участия в Параде Победы: хоть пешком, хоть на автомобиле. Силенки у гвардии капитана Малютиной еще есть.

***

- Третий тост! - Елена Мироновна встала, подняв рюмку по-офицерски, на уровень поднятого локотка: - За погибших девчат. За Марину Раскову. А живу сейчас только воспоминаниями о девчатах. Иной раз хочешь лицо дорогое погладить - по воздуху руки скользят...

Смотрите также:

Оцените материал

Также вам может быть интересно