МЫ ПЫШНО празднуем годовщины Победы, а другую дату - день начала Великой Отечественной войны молодое поколение потихоньку забывает. Но нельзя позволить забывать события, унесшие жизни десятков миллионов людей, искалечившие судьбы и души. Писатель Григорий БАКЛАНОВ, безусловно, войдет в историю русской литературы прежде всего как автор романов "Июль 41-го года", "Навеки - девятнадцатилетние" и др., в которых война не "генеральская", а окопная - грязная, страшная.
- Меня поразил ваш взгляд на Великую Отечественную. Это совершенно не типично для человека, который сам прошел войну и сидел не в генеральских штабах, а воевал на передовой.
- Я в первый раз в Германию поехал после войны лишь на 35-летие Победы. Хотя приглашали меня и раньше. А я не мог им руки подать: вдруг это он моего брата убил? Должно было сердце отойти. Никогда не забуду историю одного фронтовика - у него после ранения отказали обе руки. Жена ушла, не выдержала. И он жил в нечеловеческих условиях - ведро за собой зубами выносил! Откуда к нему должно было прийти понимание, что жертвы-то были напрасны?! Он отдал все, что мог, и остался никому не нужным. Ничего не получив взамен - ни морально, ни материально. Только они об этом горе своем молчали и молчат. Я имею в виду настоящих ветеранов, а не тех крикунов, кто с лозунгами на улице стоит. Ведь людей, которые действительно воевали, осталось очень мало: они уходят - от болезней, от старых ран. А кто был подальше от фронта, поближе к продуктам, ко всем благам жизни, те, естественно, столько здоровья не потеряли.
- Почему в России литература, искусство активно развивались именно тогда, когда в стране было тяжело дышать, когда была диктатура?
- За этим стоит невысказанный вопрос: "Так когда же искусству лучше: когда есть цензура и гнет или когда их нет?" Искусству лучше, естественно, когда цензуры нет. Но не в моменты благополучия рождаются великие вещи, а именно тогда, когда они более всего НУЖНЫ ЧЕЛОВЕКУ. Нужны они, когда ему трудно. Посмотрите на историю русской литературы: война 1812 года дала "Войну и мир", 1861 год - освобождение крестьян - тоже породил целую волну в литературе. Самые трагические события в жизни страны и людей, народа неминуемо порождают всплеск духа, который отражается и в искусстве. В Освенциме нашли в земле 300 листков (позже в Польше они были изданы под названием "Из пепла"). Это писали люди, которые не рассчитывали, что останутся в живых, что их записки будут найдены и уж тем более опубликованы. Но потребность сказать в этот момент тем, кто останется жить, - о прозрениях ли каких, о трагедии, не важно - была настолько велика!
- Сейчас трагедий в нашей жизни предостаточно. И цензура давно упразднена - говори что хочешь. А настоящей литературы нет!
- Почему же нет? Выплеснулось столько бездарных и крикливых людей, сколько свет не видывал. Увы, произведений, которые открывали бы какие-то истины, говорили о величайших прозрениях, среди напечатанного не оказалось. И все-таки самое важное - это не то, что в наше время написали, а то, что напечатали. Были изданы Булгаков, Платонов, поэты Серебряного века и т. д.
- Значит, поколению, которое пришло вам на смену, нечего сказать?
- Я не думаю, что ему нечего сказать. Смотрите: актеры талантливые появились, и режиссеров талантливых это время породило. Да, в литературе некоторое запустение. Может быть, она себя в принципе изжила. Знаете, когда жизнь текла, словно в запертой консервной банке, в литературе люди находили отдушину. Сейчас, мне кажется, кровь от нее "отлила" в науку.
- Что останется в литературе из событий этого десятилетия?
- Юрий Трифонов. Какая там Отечественная или гражданская война? Он писал не об этом, его все время ругали, но его будут читать. Шукшин. Его герои воспринимались как чудики. Но из всей так называемой деревенской литературы равных ему нет. Все, что писали Астафьев, Белов и проч., в русской литературе уже было, можно найти аналоги. Шукшин же был абсолютно самобытен. Но то, что я не считаю литературой, оно тоже останется - как предмет изучения для литературоведов.
- Что же должно измениться в стране, чтобы она стала по-другому относиться не только к ветеранам, а к старикам, к народу? Или в нашей стране вообще ничего никогда не изменится?
- Нет, изменится. У нас, видите ли, очень тяжелое наследие. Мы же никогда свободными не были. И все эти годы постперестроечные жили, как с похмелья. Но у истинно свободного человека есть понимание того, что границы его свободы устоят до тех пор, пока он не задевает чужой свободы. Что-то обязательно изменится, но за всем за этим не потерять бы то, что всегда ценилось на Руси и что отличало наших людей, - духовность, дружба. Мне запомнилось, как Урмас Отт беседовал со Спиваковым. Отт спросил: "Есть ли у вас друзья? Такой друг, что одолжит вам деньги?" На что Спиваков ответил: "Друг не одалживает деньги. Друг сам почувствует, что тебе нужны деньги, и предложит помощь".
- В творческой среде всегда считалось стыдным зарабатывать - мол, настоящий талант должен работать лишь ради искусства.
- Наша совместная жизнь с женой начиналась с одной комнаты в трехкомнатной коммунальной квартире, где помещались тесть с тещей, жена, я и сын родившийся. И я зарабатывал. Брал в журналах - в "Крестьянке" и проч. - рукописи на рецензию, бесконечно ездил в командировки, писал очерки. Работал до упаду - бывало, писал по 17 часов в сутки. И жена мне голову гребнем расчесывала, чтобы я не засыпал за столом. Но кроме денег этот труд давал мне еще и материал для будущих книг. Но лишних денег у меня никогда не было. Булат Окуджава как-то спросил: "Слушай, а почему ты не купишь машину?" На что я ему ответил: "У меня денег всегда ровно от романа до романа, чтобы я чувствовал себя не стесненно. Но машина в этот промежуток как-то не укладывается".
- Из тех людей, с которыми вас свела судьба, - за встречу с кем вы больше всего благодарны
судьбе?
- Виктор Некрасов. Это был уникальный человек - абсолютно свободный в несвободной стране. Ведь это, наверное, самое трудное. И самое достойное.
Писатель - не кошка, чтобы лизать кормящие руки