...Утром она позвонила главному редактору: "Я приеду сегодня в полвторого. Поговорим?"
Когда в ворота аифовского особняка - ровно в полвторого - неспешно вплывала ярко- красная "Вольво", все окна нашей редакции, куда каждую неделю приезжают знаменитые политики, режиссеры, артисты и которую трудно удивить появлением какой-либо знаменитости, были буквально увешаны сотрудниками, жаждущими увидеть ее "настоящую"...
- Алла, только что закончились ваши концерты в Петербурге. Какие песни вы там пели?
- Много старых. Но принимают их, как когда-то, в 1975 году. Заканчиваю концерт "Звездным летом" и "Если долго мучиться, что-нибудь получится", и еще кричат: "Арлекино" давай!" Можно даже не делать новую программу.
- А как вы относитесь к певцу Филиппу Киркорову?
- Я не являюсь поклонницей певца Киркорова. Но он, конечно, растет на глазах. Слава Богу, Филипп считает себя начинающим певцом. Сейчас он поет живьем, а до этого работал под фонограмму. В Алма-Ате все словно с ума сошли. Машину, в которой мы уезжали после концерта, толпа чуть не перевернула, я думала, что они нас просто снесут. Филипп, конечно, перепугался, и тут я еще разнервничалась и кричу: "Ты ведь этого хотел?!" Это был успех.
- От успеха чаще всего случаются головокружения, а для искусства, наверное, больше нужны неприятности?
- Когда я пою "Не отрекаются, любя", очень счастливая сейчас в семейной жизни, вспоминаю то, что было раньше, и у меня катятся слезы. Сегодняшнее счастье для меня как платформа, на которой можно отдохнуть и спокойно повспоминать, подумать о том, как я могла выдержать все, что было.
- Но, может быть, уже не та "слеза" будет в голосе, не та энергия?
- Еще какая та! Стать трагической певицей у меня всегда будет возможность - я тогда, кстати, и раскроюсь по-настоящему. Но уж больно хочу оттянуть этот момент.
- Для этого и розовые очки надели?
- Как замуж вышла, так и ношу. Когда Филипп уезжает, их надеваю - без него все тускнеет. Я так привыкла к его лучезарной улыбке, к этим огромным глазищам...
- Мне всегда было интересно: как чувствует себя суперзвезда, которая одним фактом своего существования влияет на жизнь целого общества; которая одним взглядом или прикосновением, кажется, может осчастливить кого-то или разрушить всю его жизнь... Кстати, Вы слышали старый анекдот о том, что Брежнев - это мелкий политический деятель эпохи Аллы Пугачевой?
- На этот вопрос я отвечала в Швеции, на пресс-конференции. Это было во время чернобыльского взрыва. И обычно любящие меня шведы вдруг ополчились на меня. Сижу и думаю: как бы ответить так на очередной вопрос, чтобы не было наводящих? И тут меня спрашивают об этом анекдоте. Я отвечаю: "Да, слышала". - "А где?" Я и ответила (смеется): "В семье Брежневых". Больше вопросов не было.
Представьте: есть очень черная вишня и есть маслина. Как-то в детстве мне вместо вишни дали маслину. Я тогда виду не подала, чем очень разочаровала шутников. Но вкус маслины я оценила и до сих пор не знаю, что лучше: вишня или маслина? Так и в отношениях с людьми: для одних я - вишня, для других - маслина. Это стало образом жизни. Когда рождается ребенок с прекрасными голубыми глазами, все говорят: "Какие глаза!" Потом с возрастом они у него тускнеют. Я родилась с серыми. В детстве пыталась себе внушить: "У тебя красивые глаза!" Потом махнула рукой. И вдруг вокруг заговорили: "Какие у нее прекрасные глаза!" Я, естественно, спрашиваю: "Разве вы не видите, они серые?" Другими словами, если вы видите в маслине вишню, а в вишне - маслину, значит, вам так хочется.
- Вы, получается, пропели гимн свободе.
- Да. Хочешь меня любить - люби. Если ты видишь, что есть за что меня любить. Хотя про себя я, может быть, ужаснусь - неужели за это можно любить? Если меня ненавидят, тоже на что-то открываются глаза, и начинаешь в себе копаться. Это так интересно...
Я ведь только сейчас петь научилась. Выхожу на сцену - и многие безумно удивляются. Вроде все знают, что всю жизнь пою "живьем", а сейчас слышат мой голос и поражаются тому, что он есть.
Недавно Танич принес мой компакт-диск, где есть песня про робота, которую я спела в 1965 году. Конечно, он не написал, что это 65-й год. Было интересно, как она сегодня прозвучит. И я удивилась, когда Филипп сказал, что это хит. Он влюбился в эту песню. Представляете, я ведь 30 лет пою. В следующем году исполнится 20 лет "Арлекино".
Вот и думайте: кто я такая?
Суперстар? Звезда? Но если сюда сейчас придут Аллегрова или Серов - такого ажиотажа не будет, хотя они тоже звезды. А кто Я? Вы думаете, что я из-за голоса звездой стала? Нет. Я не певица.
- Вы хотите сказать, что вы символ?
- Тепло. Через песню я с публикой общаюсь. Песня для меня - защита. А если ее убрать - кто я?
- Вы очень скрытный человек. Даже история вашей свадьбы - вроде бы все как на ладони, а никто ничего не понимает. Все думают - что - то тут не то...
- Ответ простой - мне размножаться надо. И я выбрала самого красивого и талантливого.
- Вы много сил потратили на Сергея Челобанова и как музыкант, и как человек...
- Почему только на него? А с балетом "Рецитал" я не возилась? А с Игорем Николаевым? А с Жанной Агузаровой? Но так вышло, что на Челобанове все закончилось. Не только потому, что мне с ним было тяжело - крови он выпил много! Но Челобанов действительно состоялся, пусть не на весь мир, а в каком-то своем кругу. И он мне благодарен.
Три года продюсер такого типа, как я, делает звезду. А потом, по идее, может отдать другому, более крутому. И он мне должен выплатить те 300 тысяч долларов, которые я затратила на певца, а потом "отстегивать" полпроцента от того, что будет иметь с дальнейшей раскрутки артиста. Но это все - в идеале, это нереально.
- Каковы ваши взаимоотношения с рюмкой?
- К алкоголю отношусь трепетно. Все лучшее, что мной написано, все сумасшедшие идеи - это осуществлялось, скажем так, не без алкогольного влияния. Впрочем, и неприятности тоже случались именно от этого. И все-таки творчество внутри дома всегда было под влиянием рюмочки. Но женщине в определенном возрасте очень важно найти в себе силы, чтобы закончить с куревом и выпивкой. Я не пила три года, потом не курила полгода. Если бы не моя болезнь, которая чуть не унесла меня в могилу, до сих пор, может быть, и не пила, и не курила.
А теперь вот могу спокойно бросить. Знаю, что творится с лицом женщины, когда она перестает курить. Сама курю с тринадцати лет, и мне очень трудно было бросить. В первые месяцы у меня всякая гадость высыпала на лице, я была как Кинг-Конг. Потом все это сошло. Мое лицо стало розовым, как лепесток. Я все краски увидела в другом цвете. И снова брошу, чтобы почувствовать это.
- Когда-то вы сказали Киркорову: "Чтобы со мной петь, нужно быть великим певцом".
- И он до сих пор со мной не поет, между прочим... И знаете, когда приезжаю к нему на гастроли, не испытываю неловкости. Мне всегда хотелось быть рядом с тем человеком, который был бы мне понятен. И я, уже не будучи звездой, певицей, подсказала бы ему, как надо сделать, понимала бы его. Всегда думала, что этим человеком мог стать Сталлоне. Мысленно писала ему письма: "Дорогой Сталлоне..." Все помирали со смеху. А когда лежала на больничной койке и умирала, то сказала: "Передайте Сталлоне, что, умирая, я думала о нем". Люди плакали и смеялись одновременно.
Понимаете, я придумала себе такую "фишку", что должна быть рядом со звездой. Филипп, конечно, только начинает быть звездой, и хватит ли у него сил... Хотя кто сейчас не звезда? По большому счету их у нас нет. Только я. Серьезно говорю - я единственная звезда в России и в "совке". Такая у меня должность. А Филипп? Он красивый, с голосом, музыкально образованный, фанатик сцены, артистичный. Он может что-то придумать, измениться, чтобы пойти дальше. В принципе, я про любого певца могу сказать, куда он "пойдет". Филипп Киркоров - это звезда Японии. Еще Америки. Буйнов - "француз" до мозга костей, эксцентричный, странный... У французов вообще - нет звезд. Патрисия Каас - исключение - взяла тем, что стала петь блюзы. Я ее принимаю, но не люблю.
- Поэтому и не были на ее концерте?
- Да. Когда-то Питер Устинов пригласил меня на свой семидесятилетний юбилей. Он ведь считает себя выходцем из России, и ему нравятся мои песни. Это было в Париже. И не так важно, какой он актер, главное - это человек, который сделал себе имя. Сумел! К нему приехали такие звезды! И сидит - Патрисия Каас, и еще вроде как делает одолжение, когда ее просят спеть. Как можно настолько забыть о том, где находишься и кто ты! Она ведь тоже с окраины, как и я. И настолько забыть об этом, о своих корнях! Я прошла. Я тоже могу быть плохой. Она делает свое дело - пусть делает. Но я не в восторге от этого, потому что я знаю, откуда появляются звезды - не только от Бога.
- Поклонники певицы Аллы Пугачевой больше мешают или помогают?
- Рассказываю историю. Мы сидим с Филиппчиком в какой-то гостинице. Смотрим телевизор и видим клип, который Макаренков сделал Шатунову к той песне, которая была у меня когда-то в "Рождественских встречах". Я сказала: "Сиротское пение в нашей стране вот так нужно", - и пригласила его в программу. У Шатунова тогда появилось второе дыхание, и он отбил у меня поклонника. И какого! Его зовут Борис Михайлович Ребрик. Мужик замечательный, а какой человечище!..
Когда-то он был самым рьяным поклонником Козловского. Потом изменил ему, влюбился в меня. Козловский был заинтригован и сказал: "Я хочу видеть эту женщину". Так мы познакомились, а потом и подружились. А на "Рождественских встречах", когда появился Шатунов, Борис Михайлович признался, что изменил мне. Я спросила: "С кем?" - "Я теперь люблю Шатунова". Это уникальный тип поклонника. Такие поклонники, как он, делают дело. Он "сделал" мне "заслуженную артистку". Этот стареющий, удивительно красивый человек помогает людям своей любовью, верой.
- А теперь вы сами многим помогаете, уже как продюсер. Кстати, как вы относитесь к продюсерским проектам Айзеншписа?
- Айзеншпис всегда - я и в глаза ему это говорила - берет "готовенькое". "Моральный кодекс" сделал Павел Жагун. Потом они предали его и ушли. И Цой, и "Технология" тоже были практически готовы. Я ему сказала: "Ты возьми кого-нибудь с самого начала - узнаешь, что это такое". Деньги и эфир не делают артиста. Они делают имя, но не звезду. И мы с ним тогда поспорили.
Через некоторое время Айзеншпис притащил меня на дискотеку. Сидим долго, мне надоело, и я сказала, что могу сейчас перекрыть всю дискотеку, если пойду танцевать. Все поймут, что "мама" гуляет, и уйдут. Он отвечает: "Ну давай. Только возьми вот этого мальчика танцевать". Я взяла. Танцуем мы с ним, потом оборачиваемся - никого вокруг нет. А Айзеншпис говорит: "Обрати внимание, с кем ты танцуешь". Это был его первый продюсерский проект - Владик Сташевский. Он три часа меня угощал, чтобы показать этого мальчика. Потом он Владика стал таскать на тусовки, банкеты, записями некогда было заниматься. Первые песни Сташевского были сделаны на моей студии "Алла". Они классные. А Юра Айзеншпис - я всегда это говорила - человек, который должен быть вторым звеном в продюсерстве.
- Говорят, что песни сейчас стоят очень дорого. Авторы обдирают исполнителей, как липку. У вас исключительное положение или вам тоже приходится их покупать?
- Когда-то Никита Богословский прислал мне две песни, написал: "Мадам, попробуйте". Я спела его "Кукушку". Спела, на мой взгляд, плохо. И вдруг она стала популярной. На юбилее у Фрадкина автор "Кукушки" стал всем говорить: "Вы слышали "Кукушку"? Это не моя песня. Там она изменила фа-диез на соль. У меня была гениальная песня, а она ее испортила". И все притихли. Он подходит ко мне: "Вы знаете, то, что вы спели, - не моя песня". Отвечаю: "Раз не ваша, то авторские буду получать я." И вдруг Богословский занервничал: "Нет, подождите, секундочку..." Последовал взрыв хохота...
Раньше авторы смотрели на нас, исполнителей, свысока. Можете мне возразить, но это так. Вот было трио - Илья Резник, Раймонд Паулс, Алла Пугачева. Первые двое получали деньги, я - нет. И у меня тогда родилась одна идея, гениальная и простая: 100% авторских делятся на 40% и 40% - авторам, 20% - исполнителю. Потому что композиторы и авторы зарабатывали безумные деньги - знаю по себе. Когда я стала писать песни сама то оформила свою квартиру и вообще зажила припеваючи. Поэтому-то композиторы и смотрели на певцов сверху вниз. Сейчас обнищавшие авторы знают, что исполнители получают с концертов приличные деньги. Но мы их тратим на клипы, на то, на се - и опять сидим без денег. А у Дербенева текст стоит 1000 долларов, у Матецкого столько же, и 20 тысяч долларов надо отдать за видеоклип. И они еще возникают: "Дайте проценты с программы!" Да тебе заплатили - и ты же еще недоволен! Ведь если не к тебе, то к другому пойдут. Начинаются времена исполнителей. Раньше, когда я пела, никто не знал, кто это поет, но знали, что песню написал Танич. Знали авторов, а не певцов. Теперь - наоборот.
Да, на сцене я не называю авторов. Правда, когда пою "Без меня", все знают, что это Резник и Паулс.
Но ведь авторы сами ничего не делают, чтобы популяризировать свои песни. Укупник написал и ждет, когда это сделает исполнитель. Он 200 долларов заплатил за запись - и все. А певец с продюсером ищут спонсоров, а если не находят, платят из своего кармана. Поэтому я и сижу без клипов. За 50 тысяч долларов я не могу себе позволить клип, а за 15 тысяч только ученики делают. У Свиридовой клипы дорогие, но у нее есть богатый спонсор. А у меня никого нет. Вообще авторы меня всю жизнь "имели". А я просто пела...
- И все-таки вернемся к трио Резник, Пугачева, Паулс. Кто кого из них "кормил", кто кого "сделал"?
- Мы вообще идеал. Этот триумвират - особый случай, потому что я звезда. И, уже будучи звездой, многое им прощала. Они до сих пор не могут понять, каким образом я была такой хорошей с ними. А ведь они тоже подвержены звездной болезни. Но мы сумели как-то друг друга понять. Хоть я и говорила: 40, 40, 20 - ничего не получала от них. Но они действительно меня любили. И любят до сих пор. И я не променяю никакое денежное время без них на то время, которое было безденежным с ними. Хотя Паулс и не купил мне белый рояль. Кстати, это была "история века..."
Окончание в следующем номере.