ИНФОРМАЦИЯ о Чечне стала отдельным полем политических баталий. Официальные власти упрекают средства массовой информации и наблюдателей в сгущении красок и даже в прочеченской позиции. Журналисты же и аудитория не удовлетворены сокрытием фактов, их передергиванием, наплевательским отношением к прессе. Поэтому мы решили обратиться к зарубежным журналистам, которые не ангажированы ни одной из сторон, а добывают информацию из горячей точки России.
МАЙКЛ СПЕКТОР, корреспондент газеты "Нью-Йорк таймс":
- Только что вернулся из Чечни, где пробыл две недели. Самое сильное впечатление - это беспричинное уничтожение мирных граждан, зданий и предприятий. За это время я видел около двухсот убитых. Складывается такое впечатление, что люди, оказавшиеся под бомбами, не понимают, что творится. Кстати говоря, когда я был в расположении российских войск, многие солдаты тоже не очень-то представляли, что они должны делать. Эти симпатичные парни (многим из которых на вид не больше 18 - 19 лет) вызывают жалость. Они мерзнут, у них не хватает еды, соответствующей экипировки. С журналистами они общаются откровенно, чего не скажешь о командирах, которые не хотят говорить, отвечая на все вопросы: "Я занят".
Сейчас на Западе кто-то воспринимает эту войну как начало борьбы с наступающим мусульманским миром, и Россия, дескать, взяла на себя трудную, но важную миссию: дать жестокий отпор. Я как очевидец не согласен с этой позицией. Здесь идет локальная война, где на кровь отвечают кровью.
ТАГИ ДЖАФАРОВ, репортер-оператор агентства Ассошиэйтед Пресс:
- Одно из первых сильных впечатлений получаешь просто на улице Грозного. Вы помните кадры, снятые в блокадном Ленинграде: старики катят на саночках бидон с водой? Примерно то же самое мы увидели в Грозном. Люди ходили за водой за несколько кварталов, а ходить можно только днем, поскольку ночью наверняка начнется бомбежка.
К холоду и отсутствию электричества мы были готовы заранее. Но кое- что из увиденного не укладывается в голове. Например, оголодавшие бродячие собаки, которые уже начали ходить следом за ослабевшими людьми: они уже попробовали трупы солдат... Чеченцы пытались их отстреливать, но без особого успеха.
Вообще же такого ощущения опасности у меня не было даже в Сараево. Не знаю, может быть, там война не достигала такого ожесточения. В Грозном нельзя выбрать хотя бы более или менее безопасную точку для съемки. Ждешь или авианалета, или падения мины. В принципе снаряд можно услышать, но самолеты, не рискуя снижаться, сбрасывают бомбы с большой высоты - такую услышать уже не успеешь...
ЭТТОРЕ МО, корреспондент газеты "Коррьере делла сера":
- В конце 70-х и в 80-е годы я много раз бывал в Афганистане и могу сказать: там все начиналось похожим образом. Сначала люди не осознавали, что происходит, они тянулись к оружию почти инстинктивно: "надо прогнать чужих солдат с нашей земли". Потом они пошли в горы, но никто в СССР еще не принимал всерьез моджахедов... А потом оказалось, что с ними не справишься.
Я вместе с журналистами из разных стран был в президентском дворце в Грозном. Мне показалось, что, несмотря на все заявления, сторонники Дудаева так и не поняли, какая военная мощь им противостоит, хотя бы в количественном отношении... Главное чувство, которое их полностью захватило, - национализм. Националистической риторики в Чечне за последние годы слышали много.
Как это ни удивительно, я не заметил проявления слишком сильных религиозных чувств. Нет и в помине столь скрупулезного соблюдения мусульманских ритуалов, как в Афганистане. Но, с другой стороны, пример Боснии показывает, что чем дольше льется кровь, тем сильнее становится религиозный фактор.
Подготовили Николай ЗЯТЬКОВ и Борис СТАНИШНЕВ
НАША ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЖИЗНЬ: ЭКСТРЕМАЛЬНАЯ СИТУАЦИЯ. Психология толпы