Поэзия Юрия ЛЕВИТАНСКОГО никогда не была остромодной. При всем этом, наверное, нет человека, который ее не знал бы. И вы наверняка слышали песни на его стихи, например: "Диалог у новогодней елки", "Ну что с того, что я там был", "Каждый выбирает для себя".
- Вам не кажется, что Государственная премия нашла вас достаточно поздно?
- Обид у меня вообще нет никаких. Я прошел уже те этапы, когда можно было бы обижаться на такие мелочи. Во время вручения в Кремле я сказал о том, что наши российские граждане к премиям равнодушны, когда им их дают, и сильно обижаются, когда их не дают. Я из тех, кто премии не получал, но и не обижался.
В нашем отечестве было подозрительно, если ты премию получаешь. Как известно, лучшие наши поэты были убиты или уничтожены системой. И как награда воспринималась одна возможность остаться в живых, издаваться, как, например, Ахматовой, Пастернаку. Не причисляю себя к этому уровню, но принципиально я из этой породы тоже.
- И с какими чувствами вы приняли эту премию?
- Я получил эту премию с удовольствием. Но Президенту я сказал, что не очень положительно отношусь к этой власти, особенно резко к тому, что касается Чечни, этой ужасной войны.
Я не идеализирую власти европейские, но они куда интеллигентнее. Миттеран - специалист по поэзии Востока, мыслимо ли у нас такое? Заканчивали техникум, вуз, затем комсомольская работа, а потом он - вождь. Обратите внимание, некоторые их президенты были летчиками, моряками. А наши? Никто не воевал. Придумывали сказки.
- Вы считаете, что наше время - время исключительно трагичное?
- Я исхожу из того, что все происходящее нормально, а история идет своим путем, не спрашивая ни у кого. Все сущее на земле движется по воображаемой лестнице. И движение это происходит в течение огромного количества времени, а мы стараемся измерить историю масштабами своей крохотной жизни.
До премии я пребывал в нищете. Я получаю ветеранскую пенсию и работаю в Литературном институте. Мой общий бюджет сводился к 70 - 80 долларам. Конечно, с получением премии меняется мое материальное положение. Но ведь есть много такого, что отвращает меня даже выходить на улицу. Я не высокомерен, но мне жалко людей, которых я там вижу, хотя они могут вызвать злобу. Они безобразно невоспитанны, грубы, ожесточены. Страшный мы народ на сегодняшний день. И перспектива скверная. Всякая чепуха о стабилизации, курсах, политике - все это игры. Игры сытых людей.
Я совсем не знаю, что будет завтра. Но через 25 лет, 50 - там я реальнее представляю, что будет. Процесс интеграции будет захватывать большое количество народов, наций, обществ. И процесс этот будет проходить независимо ни от чего.
- А как вы смотрите на вечный вопрос - должна ли наша страна цивилизовываться по западному образцу?
- Спор порой принимает безобразные формы. Вся история дает подтверждение тому, что нет отдельного французского, бельгийского, итальянского пути. И на этой лестнице, которую я себе представляю, все стоят на разных ступеньках, но все движутся в одном направлении - кто-то кого-то обгоняет, перегоняет...
- Вы, наверное, один из немногих, кто видит единую для всех лестницу. В основном все представляют одну большую лестницу для себя и маленькую - для других.
- Каждый человек имеет право на свою позицию. Но эта позиция не должна насаждаться силой. Я не верю ни в какой особый путь и считаю, что спекуляции вокруг этого немало. Когда немцам внушили, что их культура ни на что не похожа, за это они и получили...
- Но у нас принято говорить, что у Запада есть цивилизация, зато у нас есть духовность...
- Это один из самых опасных мифов, которые были сотворены за это время. Ведь так не бывает в природе - в любой стране и сегодня есть разрыв между пленкой интеллигенции, элиты и всеми остальными, но разрыв между этими пленками в различных обществах разный. В России разрыв был колоссальный. Могли построить блистательный город на Неве, а вся страна при этом в туалет ходила, простите, на улицу.
- Юрий Давыдович, насколько вы сами влияли на свою судьбу?
- Я человек не из самых активных, энергичных. Но я делал то, что считаю нужным и возможным для себя. От меня в какой-то степени зависела моя судьба, но мало. Меня, как щепочку, несло в потоке. Как многие люди моего поколения, я вызрел куда позже, чем хотелось бы. Но когда уже что-то понял, то не изменил ни одному слову, ни одному знаку.
- Юрий Давыдович, а что вы читаете? Какие изменения вы видите в нашей литературе?
- Читаю много периодики. В прозе за последние несколько лет есть потрясающие прорывы. И она поэзию в этом смысле обгоняет.
Но хочу сказать, что сейчас мы наблюдаем другую сторону свободы. Есть периоды повышенного интереса к экстрасенсам, колдунам. И в искусстве это находит свое преломление. Модерн, авангард - это все процветает во всех немыслимых масштабах и формах. На девяносто девять процентов - дело пустое и обреченное. Я не ретроград и не консерватор, но считаю, что экспериментировать, озорничать и хулиганить пристало в юном возрасте. А зрелый человек и зрелое общество не могут брать себе на вооружение детские забавы.
Да, поэзия должна быть свободной. От всего, кроме двух вещей: она не может быть свободной от самой себя и от мира, от человеческих страстей, драм души...
- Юрий Давыдович, у вас нет чувства, что поэтом в России быть страшно?
- В России страшно быть поэтом по двум причинам. Прежде было страшно потому, что могли убить или заставить уйти из жизни. А в более нормальной ситуации страшно, если человек не понимает, что наша литература и поэзия действительно прекрасны и высоки. Я своим студентам внушаю, что, если ты хочешь прийти в поэзию, где есть такие фантастические высоты, ты вступаешь в негласный спор. Это должно быть страшно - куда ты идешь? И если есть этот страх и желание его преодолеть - тогда что-то из тебя может выйти.