Парни возвращаются с войны. То, что пережили они на войне, трудно, просто невозможно скрыть в себе. И парни рассказывают. Своим семьям и друзьям. Их слушают и кивают с пониманием, но парни чувствуют: это не то. И им становится ясно: даже близкие люди не в состоянии их понять.
О СОЦИАЛЬНО-психологической стороне проблемы рассказывает зав. лабораторией "Личность и стресс" факультета психологии МГУ кандидат психологических наук Мадрутдин МАГОМЕД-ЭМИНОВ.
ПАТОЛОГИЯ ИЛИ НОРМА?
В НАШЕЙ стране не так уж много людей занимаются исследованиями посттравматического стрессового расстройства (ПТСР) у участников военных конфликтов. Мы начали работать с "афганцами" только с 1989 года, но за это время изучили проблему достаточно глубоко.
Любой человек, пройдя через стрессовую ситуацию, обязательно остается с этим опытом на всю жизнь. В первую очередь нужно отметить, что есть две точки зрения на ПТСР и, соответственно, два разных подхода к проблеме. На Западе психологи трактуют симптомы военной психотравмы как "нормальную реакцию на ненормальную ситуацию". У нас наоборот: большинство врачей считают, что это болезнь, которую надо лечить.
Особенности грядущего "чеченского синдрома" вытекают из более сильного кризиса ценностей участников войны. У "афганцев" смысл войны еще как-то держался - пропаганда работала, идеология. У 60-70% этот смысл исчезал после времени их пребывания в Афганистане, но некоторые и через весь срок своей службы прошли с уверенностью, что воюют за правое дело, оказывают помощь братскому народу. Ну а сейчас... Впрочем, можно выделить три особенности чеченской войны, приводящие к более тяжелым посттравматическим расстройствам по сравнению с афганской.
Во-первых, осознанное неприятие обществом этой войны. Она бессмысленна и не побуждает солдата к действию. В огромное количество раз возросло дезертирство. А что должен чувствовать двадцатилетний парень, возвращающийся оттуда "на гражданку"? Либо он должен признать себя неправым, что воевал в Чечне, либо стать в оппозицию к самому обществу. Альтернатива ужасная, потому что в первом случае человек причиняет травму себе, во втором - окружающим. В результате - избегает контактов с людьми, уходит в себя. Если после Афганистана некоторые и скрывали свое настоящее место службы от соседей или даже от родственников, то их было не так уж много - всего 5 - 7%. А что касается "дембелей", приехавших из Чечни, то их скрытность по этому же поводу уже сейчас превратилась в тенденцию.
Во-вторых, на этих ребят давит осознание того, что они воюют на территории своей страны. Война в собственном доме никем и ни в какие времена не поощрялась. Чеченец, хоть он и не русский, по большому счету имеет такой же менталитет, что и солдат федеральных войск, - все-таки росли они в одной стране. И в этой ситуации для наших солдат становится опасной идентификация врага. Это значит, что русский парень на войне начинает перенимать манеры поведения чеченца, чему способствуют командиры: основной мотив, которым они побуждают подчиненных к действию, -"отомсти за убитого товарища", а ведь известно, что месть - основной стимул борьбы для кавказских народов. Так же, как дети играют в доктора, которого на самом деле они боятся, так же и молодой человек на этой войне включает свои защитные реакции, идентифицируя себя с врагом. Можно предположить, что с возвращением этого человека в нашу мирную жизнь мы рискуем получить в его лице слабую проекцию того чеченца, с которым он и боролся.
В-третьих, во всем обществе царит нестабильность, что является мини-моделью военной ситуации. После Афганистана парень возвращался в спокойную, размеренную жизнь, и это помогало его адаптации. А что сейчас? Общество находится в состоянии войны, и солдат, вернувшийся из Чечни, попадает из одной экстремальной ситуации в другую. Он не может успокоиться, у него срабатывают те же защитные реакции и условные рефлексы, что и там. Окружающие люди непредсказуемы, а потому оцениваются как потенциальные враги. А чего стоят эти угрюмого вида юноши на улицах: коротко стриженные волосы, набыченный взгляд, от которого мурашки по коже. Это же самые что ни на есть "угрожающие имиджи", и они вызывают у вчерашнего солдата однозначную и адекватную реакцию.
ПАЛАЧ ИЛИ ЖЕРТВА?
И В ТАКОЙ ситуации человек осознает, что у него нет Рубикона, который он должен перейти, чтобы стать нормальной, полноценной личностью, способной развиваться дальше.
Вряд ли "чеченский синдром" станет фатальным для нашего общества, но некоторые социальные трудности он создаст. Человек, вернувшийся с этой войны, будет в очень сильной степени ощущать себя или палачом, или жертвой. Более того - для него будут характерны метания между этими двумя полюсами.
Самоощущение жертвы таково: я достигаю власти через свою убогость. Самоощущение палача: я имею абсолютное право на экзекуцию; неважно, откуда это право - оно просто мне дано. Очевидно, что трудности у этих людей возникнут и на работе, и в семье - человек с комплексом жертвы или палача передает этот комплекс близким, окружающим его людям. Плюс еще это метание туда-сюда. Своего рода это метание между отчаянием и надеждой.
Душевные раны всегда оставляют шрамы