47 лет назад отец посадил молодую Марию в собственноручно сделанную клетку. Умерли родители и старшие сестры, а она до сих пор живет в заточении.
МЕТЕТ пыль по селу, где остались одни старухи. На перекрестке дорог сторожит тишину ничейный пес. В мордовских избах чисто и пахнет тыквенными семечками. И только в русской избе страшно. В ней в одном углу иконостас, а в другом - клетка. В клетке - человек.
ЭТОТ дом на краю села, где за зарешеченным окошком, за тяжелым засовом метался день и ночь человек, никогда не вызывал интереса у соседей. Поколение сменилось другим, потом третьим, деревня опустела, а клетка все была на замке. И когда, пережив всех своих сторожей, человек впервые за полвека вышел на свет, в селе по-прежнему было спокойно. "Неужто так можно жить?" - ужаснулся кто-то из приезжих. "Можно", - смиренно ответствовали собравшиеся на лобном перекрестке оставшиеся в живых местные старухи.
Токаревых было три сестры: Ольга-кая, Василька-кая ("кая" - значит "тетя", уважительное обращение к старшим) и младшая, на все годы свои оставшаяся Марькой, а отмыкав судьбу нечеловеческую и пережив сестер, ставшая Марией. Блаженной, сумасшедшей, вечной пленницей - кто как поглядит.
Живы те, кто бегал в девках по селу вместе с Марькой, а сейчас доживает век по соседству. Живы те, кто был молодым вместе с отцом и матерью трех сестер, Василием и Акулиной, которым за страдания была отпущена милость умереть в один день с разницей в несколько часов. Но никто в селе не скажет точно, почему однажды, сорок семь лет назад, отец взял топор и сколотил деревянную клеть, посадил туда дочь с девичьими косами в пояс и навсегда навесил замок.
От голода грызла стены
ПОЯВЛЯЕТСЯ сам собою откуда-то слух, что полюбила Марька сына коммуниста, раскулачившего ее отца - Василия Токарева. Будто бы от запретной любви и сошла с ума. На одном конце села говорят, что заворожили Марьку завистницы, украв у нее платье и утопив его с проклятиями в болоте, после чего и вышел из нее разум. На другом - что простудилась, попив воды из святого источника, к которому захаживал еще Серафим Саровский, и начались такие головные боли, что ушли только с последними каплями рассудка. Саранские психиатры диагностировали душевное помешательство и уложили на больничную койку. Было это в 1958 году.
Когда отец с матерью приехали проведать больную в сумасшедший дом, Марька ясно так ответствовала родителям, что, если не возьмут ее из этого ада домой, сбежит, найдет железную дорогу и положит замученную голову на рельсы. Убоявшись греха, Токаревы повезли дочь домой, где день и ночь читали молитвы по книгам еще тех, царских времен, всей семьей держали строжайшие посты и жгли свечи. В бессмысленных глазах больной девочки они увидели беса, а в теле дочери - его приют и посадили обоих под замок.
Отец и мать вскоре умерли, завещав старшим дочерям не оставлять младшую. И они жизнь положили на то, чтобы отмолить Марьку. В селе Ольгу и Васильку называли монашенками. Средняя сестра так и осталась девой, а старшая, потеряв на войне мужа и прокляв сына, который пытался хоть что-то сделать с ужасной клеткой, вместе с сестрой замкнулась на церковных книгах, паломничествах по святым местам, ликах небесных и земных поклонах. Они отказались от государственных пенсий и все копейки, которые получали за молоко от своей коровы, вместе с отцовскими золотыми червонцами отдавали в храмы и монастыри. Лепили ночами несметные свечи, шили ризы и внимали только святым отцам.
Младшую сестру Ольга и Василька заставляли часами стоять на коленях, читая молитвы. Не давали вдоволь пить и есть, боясь, что бес окрепнет и, вдохнув силы в безумицу, разрушит свою темницу. Миску с крохами ей совали в арестантское окошко, и Марька от голода грызла стены. Косы ее свалялись в космы. Теперь она, запертая чужим страхом в деревянной клети, уже навечно сходила с ума. Даже дьявол не вынес таких мук и оставил ее. Потом умер в ней человек, и то, что когда-то было длинноволосой девушкой, теперь душило пробиравшихся в клеть кошек и прятало их под подушкой, бросалось на сестер и однажды откусило старшей палец. А потом родилась в ней Мария...
Чудесные преображения
- ОЛЬГА-КАЯ, когда умирала, завещала мне не оставлять Марию. И не давать ей вдоволь воды.
Татьяна Царева, учительница истории из сельской школы, подходит к клетке. С обратной стороны к щели между сколоченных 47 лет назад досок приближается абсолютно белое лицо, не тронутое ни одним лучом солнца, с глазами, глядящими в пол. Учительница целует Марию и дает ей вдоволь воды и еды. Она любит ее так, как за всю жизнь никто и не думал любить безумицу. Это она впервые отперла клетку и вывела пленницу на свет. Пленница не стала биться и кусаться. Она побрела обратно в клетку.
Как так получилось, что учительница, приехавшая в село из столицы, вмиг прикипела сердцем к несчастной узнице, лила над ней слезы и в ее бессвязном бормотании слышала и предсказания, и приговоры? И предсказания будто бы сбываются, и приговоры все верны... А однажды Татьяна Царева открыла клетку и увидела, что внутри под изломанным светом из зарешеченного окна стояла Марька Токарева с двумя аккуратными косами в пояс и было ей опять двадцать лет.
- Ольга-кая тоже видела это преображение и сказала, что так с Марией уже однажды было перед смертью Васильки. И в третий раз будет перед ее собственным концом. Неспроста все это. Отец Феофан говорил мне: "Бросай все - семью, школу и знай только Марию. Святая она".
Отец Феофан, сельский священник, наставлял всю жизнь старших сестер Токаревых. А отец Василий, недавно принявший местный приход, говорит уже мне:
- Живых святых не бывает. Для этого умереть сначала нужно. А там посмотрим.
Но Мария Токарева и так уже умерла. Сорок семь лет назад. А ее клетка почти полвека служит алтарем для плененного человеческого разума. В эти чудеса не верят только последние мордовские старухи...
ТАКИЕ РАЗНЫЕ СУДЬБЫ. Насилие за насилие