В последние годы в советско-китайских отношениях произошли существенные позитивные сдвиги. По восходящей шло развитие торгово-экономического сотрудничества, культурных и спортивных связей.
Черту под прошлым подвел визит М. С. Горбачева в Китай в мае 1989 г. В нынешнем году планируется визит в нашу страну премьера Госсовета КНР Ли Пэна.
Однако были времена, когда наши взаимоотношения развивались далеко не лучшим образом. Об истории советско-китайских отношений корреспондент "АиФ" Д. МАКАРОВ беседует с заведующим отделом Китая Института востоковедения АН СССР с профессором Л. ДЕЛЮСИНЫМ.
- Лев Петрович, как развивались наши отношения с Китаем после образования КНР в 1949 г.?
- Конец 40-х - начало 50-х годов были одним из самых интересных периодов в истории Китая, на который пришелся и расцвет наших отношений с ним. Только что была провозглашена победа революции, началась аграрная реформа, с помощью советских специалистов шло восстановление промышленности и реорганизация китайской Красной армии. Каждого советского человека в Китае встречали с восторгом. Это был замечательный пример того, что сейчас принято называть "народной дипломатией". Гораздо позднее я узнал, что не все так благополучно обстояло во взаимоотношениях верхних эшелонов власти.
- В чем это выражалось?
- Когда в 1949 г., после победы революции в Китае, Мао Цзэдун приехал в Москву, то Сталин встретил его не как руководителя крупнейшего государства Азии, где только что совершилась социалистическая революция, а как вассала, которого можно заставить ждать в передней. Мао Цзэдун такого приема от "отца народов" не ожидал, был ошеломлен и обижен, тем более что Сталин долгое время от серьезных деловых разговоров всячески уклонялся. (Об этом Мао Цзэдун позднее вспоминал с горечью). А когда они все-таки начались, то на китайскую делегацию было оказано сильное давление с целью получения разного рода уступок.
В результате ряд торговых и экономических соглашений, заключенных с Китаем в тот период, не носил характера равноправных. Что касается руководителей Китая, то они прекрасно осознавали это неравноправие, но были вынуждены идти на заключение подобных договоров, поскольку других источников помощи не было. И только потом мы узнали, насколько сильно они были уязвлены.
- Мог ли Китай получить такую помощь из какого-либо другого источника?
- Нет. С позиций историка я должен сказать, что в те времена советская помощь была для Китая спасением. Это признают не только сами китайцы. Когда беседуешь с американскими китаеведами, то и они считают, что ни одно государство в мире в ту пору не могло оказать Китаю помощь в столь гигантских масштабах, какая была оказана Советским Союзом. При всех своих недостатках советская помощь помогла создать основы китайской промышленности.
- Суммируя сталинско-мао-цзэдуновский период китайско-советских отношений, какие выводы можно сделать?
- Внешне в этот период все обстояло благополучно. Китайский ширпотреб можно было купить в советских магазинах, китайские студенты учились бок о бок с советскими в советских вузах. На ленинградской сцене шла опера "Великая дружба", песню "Москва - Пекин" дети разучивали в школе. Но это был только внешний антураж. Обиды на несправедливости и унижения, которым подвергал Сталин китайских руководителей, накапливались, хотя и тщательно скрывались.
- Как развивались наши отношения с Китаем после прихода к власти Н. С. Хрущева?
- С самого начала Хрущев многое сделал для того, чтобы устранить несправедливости, допущенные при Сталине, укрепить дружбу с Китаем, строить советско-китайские отношения на равноправной основе. Когда мы сейчас говорим о хрущевском периоде, то многие прежде всего вспоминают его прегрешения, но мало кто знает о том, что намерения у него были самые благие. Сами китайцы говорили, что после поездки Хрущева в КНР в 1954 г. и его встреч с Мао Цзэдуном в советско-китайских отношениях наступила новая эпоха.
Хрущев многое сделал для укрепления отношений с КНР, но некоторые его предложения отличались непродуманностью и китайцев не устраивали. А потом наступил момент, когда он стал переоценивать степень дружеских отношений.
Им был выдвинут тезис об "общих интересах" двух великих, во всем равноправных, социалистических держав - СССР и КНР. Но под общими интересами, по сути, подразумевались в основном советские интересы, и формировались они в Москве. Создавалась иллюзия, что Китай вроде как еще одна советская республика, поэтому китайцев можно, например, не запрашивать о въездных визах для советских специалистов, а просто посылать их с командировочными удостоверениями. Делались "совместные заявления" без согласования их с китайцами. Все это можно назвать панибратством на межгосударственном уровне.
- Как отнеслись в Китае к разоблачению культа личности Сталина?
- Их оно "задело" особенно сильно, поскольку всегда говорили об "особых" отношениях между Сталиным и Мао Цзэдуном. Поэтому и после XX съезда портреты "отца народов" продолжали в Китае висеть, труды его изучались и цитировались. В какой-то мере это делалось для того, чтобы подчеркнуть Независимость позиции КНР относительно Москвы, в том числе и в мировом комдвижении. Защищая культ Сталина, Мао тем самым защищал и самого себя.
- Когда расхождения верхов стали достоянием гласности?
- С началом политики "большого скачка" и создания народных коммун в 1958 г. В то время в Китае началась критика советского опыта, и некоторые китайские руководители со злорадством говорили, что, дескать, СССР топчется на стадии социализма, а мы вырываемся вперед и придем к коммунизму раньше. Был выдвинут такой лозунг: "Несколько лет упорного труда - 10 тысяч лет счастья". И тогда советских специалистов в КНР стали критиковать, иногда открыто, за "техническую отсталость и ретроградство".
Критика советских специалистов не носила, однако, массового характера и не отличалась жесткостью. Иногда это была вообще не критика, а простое недопонимание вследствие языкового барьера, но информация о том, что "китайцы выступают", в Москву шла. И вот на основе этих единичных сигналов Хрущев в 1960 г. неожиданно принял решение об отзыве советских специалистов. Решение было из разряда "волевых", принимал он его, ни с кем не посоветовавшись, и потому оно явилось для всех полной неожиданностью.
Средства массовой информации СССР и КНР сначала исподволь, а потом все более открыто и даже яростно начали критиковать действительные и мнимые ошибки друг друга. Период "великой дружбы" кончился, началась "великая вражда".
- В октябре 1964 г. Хрущев был снят и его место занял Брежнев. Как отразилось это на наших отношениях с КНР?
- Приход к власти в любой стране нового руководства - это всегда возможность для исправления ошибок прошлого, отказа от всего "наследства" или его части. Хотя определенные шаги с целью нормализации отношений Советским правительством предпринимались, их улучшения тогда так и не произошло.
- Что вы можете сказать о полемике, развернувшейся в печати СССР и КНР с начала 60-х годов?
- В пылу взаимных упреков трудно быть объективным. И все-таки объективность была необходима. Тем более таким странам, как наши. Однако, к сожалению, и мы, и китайцы употребляли в полемике аргументы не слишком добросовестные. Китайцы обвиняли нас среди прочего в ревизии марксизма, в соглашательстве с международным империализмом. Мы же старались доказать, что Китай сползает на путь капитализма. Это была глубоко ошибочная идея, которая поддерживалась некоторыми нашими крупными чиновниками. Им казалось, что если они сумеют убедить весь мир в том, что КПК перерождается и становится мелкобуржуазной партией, то это принесет нам какие-то идеологические дивиденды. На самом деле КПК, несмотря на все свои серьезные теоретические ошибки и шатания (а у кого их не было?), стремилась построить в стране социализм. Хотя понимание путей строительства социализма было далеким от научного.
С нашей стороны допускалось и, прямо скажем, "некорректное" обращение с фактами и документами, что совсем не способствовало примирению позиций. "Классическим" примером может служить книга П. П. Владимирова "Особый район Китая", изданная в 1973 г.
Владимиров находился в Китае с перерывами с 1938 по 1951 г. в самых разных качествах, в том числе в качестве связного Коминтерна при ЦК КПК. Книга "Особый район" сделана в виде дневников, которые якобы вел Владимиров. На самом деле в условиях постоянной охраны или слежки (называйте это как хотите), которую вели за ним китайцы, написание таких "дневников", где Владимиров вовсю критикует руководство КПК, было делом крайне затруднительным.
"Особый район Китая" - это компиляция, составленная на основе разных источников, что легко увидеть, поскольку в ряде случаев авторы книги пользовались то английскими, то китайскими материалами, и потому транскрипция одних и тех же имен и географических названий то английская, то китайская.
- Но все же полемика, которая велась с Китаем с середины 60-х годов, была межпартийной.
- Учитывая, что КПСС и КПК - правящие партии в своих странах, она не могла не отразиться и на межгосударственных отношениях.
Вопрос о соотношении политики правящей партии и политики государства представляется чрезвычайно важным и требует глубокого изучения. В данном случае идеологические разногласия между КПСС и КПК в конечном итоге поставили наши страны на грань полного разрыва всех отношений, включая дипломатические, и даже войны.
- Вы имеете в виду события на острове Даманском в 1969 г.?
- Пограничные столкновения начались гораздо раньше - где-то в начале 60-х годов, а события на Даманском явились как бы кульминацией всего конфликта между СССР и КНР.
В нагнетании антисоветских настроений сказалось то, что бывшие руководители КНР, и прежде всего министр обороны Линь Бяо, испытывали определенные трудности в ходе "культурной революции" и стремились разрешить их, используя угар национализма, - прием, часто применяемый политиками, терпящими крах.
- Я помню, как в 1969 г., будучи студентом МГУ, ходил со своими товарищами на демонстрацию протеста к китайскому посольству в связи с событиями на китайской границе. Нашу "делегацию" тогда возглавлял декан.
- В то время такие демонстрации устраивались и перед нашим посольством в Пекине, и перед китайским в Москве. Я лично не сторонник подобных, организованных сверху "мероприятий". Особенно когда они сопровождаются забрасыванием посольства бутылками чернил и оскорбительными выкриками через мегафоны, как это было тогда.
- Как повлиял конфликт на Даманском на дальнейшее развитие событий?
- Когда перебранка превратилась в перестрелку, да еще с применением реактивной артиллерии, обе стороны неожиданно опомнились: погранично-идеологический конфликт рисковал перерасти в нечто худшее. И тогда были предприняты дипломатические усилия по нормализации обстановки. В 1969 г. была проведена встреча А. Н. Косыгина и премьера Госсовета КНР Чжоу Эньлая, после чего отношения между нашими странами в какой-то мере стали более спокойными.
- И все-таки боязнь большой войны с Китаем у нас долго не исчезала.
- Это явилось следствием нашей пропаганды, изображавшей Китай как врага чуть ли не более опасного, чем США. Да и в Китае официальная пропаганда изо дня в день трещала об "угрозе с севера", в Пекине и других городах строили бомбоубежища, стопроцентной гарантии того, что войны с Китаем не будет, никто тогда дать не мог, но тот, кто следил за развитием событий в КНР в то время (а это был самый разгар "культурной революции"), кто знал о состоянии китайской армии с ее полуграмотными солдатами, вооруженными винтовками, кто имел представление об уровне разрухи промышленности и сельского хозяйства, тот должен был бы прийти к выводу, что китайцы вряд ли решатся пойти на военный конфликт более серьезный, чем пограничная стычка. Те мелкие провокации, которые китайцы совершали тогда на границе, преследовали не внешние, а внутриполитические цели. Однако наше руководство в лице Брежнева переоценило эту опасность и в массовом порядке стало перебрасывать на Дальний Восток войска и боевую технику. Частично это объяснялось "магией больших чисел", ведь население КНР приближалось уже к миллиарду. Вероятно, в какой-то мере наше руководство испугалось китайской риторики, а в какой-то - своей собственной. Как бы то ни было, массовая переброска войск на Восток обернулась огромными затратами.
- Однако же не стоит забывать, что у Китая уже была атомная бомба и геополитическая доктрина Мао предусматривала возможность для Китая "погреть руки" у атомного костра.
- Сама по себе бомба не может выиграть войну. Не бомбы, сброшенные на Хиросиму и Нагасаки, выиграли войну у Японии, а соединенные усилия советской и американской армий, сокрушивших японские войска. К бомбе нужна хорошо оснащенная обычным оружием армия, а такой армии у Китая тогда не было.
- Зачем же тогда в Китае положили столько сил и средств на ее создание?
- Она нужна была Мао в основном для престижа. Мы, говорил он, готовы остаться без штанов, но с атомной бомбой. У нынешних руководителей страны философия диаметрально противоположная. Крепкие штаны у всех китайцев и их сытость важнее для них военных игрушек. Сейчас для Китая главное - это полная модернизация экономики. Непременным условием для достижения поставленных задач является мир. В этом кроется еще одно различие между философиями Мао и, скажем, Дэн Сяопина. Мао считал, что война неизбежна. Дэн Сяопин - что войны можно и должно избежать. Гнаться за США и СССР в модернизации вооружений для Китая разорительно, да и ни к чему.
- Создание "народных коммун", политика "большого скачка", "культурная революция" - это все ошибки изначально теоретического характера, которые, будучи совершены на практике, больно ударили по всему китайскому народу. Возможны ли подобные ошибки в будущем?
- Вы затронули вопросы, актуальные для всей системы социализма. Личность, возведенная в культ, будь то Мао, или Сталин, или кто другой, всегда "обречена" на ошибки. Стоя на вершине власти, она совершает очевидную бессмыслицу, ее некому поправить - она вне критики. Поэтому гарантией от повторения столь "дорогих" ошибок может быть только всеобъемлющая демократизация общества.
Чтобы избежать ошибок в будущем, в Китае тщательно разрабатывается концепция начальной стадии развития социализма. Социализм, как считают в Китае, только начинается.
ОРИЕНТИР. Почему они боятся нашего ускорения