Примерное время чтения: 12 минут
143

Каждый перелом неповторим, как узор на пальцах

Геннадий Алексеевич ОНОПРИЕНКО родился в 1937 г. В 1960 г. окончил 1-й Московский медицинский институт им. И. М. Сеченова, 3 года работал хирургом-травматологом в Мытищах. В Московском областном научно-исследовательском клиническом институте им. М. Ф. Владимирского - с 1963 г.: ординатором, младшим, старшим научным сотрудником, в течение 5 лет был заместителем директора института по научной работе. С 1987 г. по сей день - директор МОНИКИ, а с 1991 г. - одновременно заведующий кафедрой травматологии и ортопедии факультета усовершенствования врачей. Автор 5 монографий, 350 научных работ, 20 учебно-методических пособий, 20 изобретений.

Заслуженный деятель науки РФ, дважды лауреат премий РАМН - им. В. В. Опарина и им. А. А. Богомольца, лауреат премии Правительства РФ (1997 г.), лауреат Государственной премии РФ (2000 г.).

Ложный сустав

ПОСЛЕ института Оноприенко занялся изучением голени и голеностопного сустава, а затем экспериментально ложным суставом, конкретнее - методикой его заживления.

Ортопеды знают: ложный сустав - это несращение. Но вот незадача - у подопытных собак все срасталось ("как на собаке") - ложный сустав никак не получался. Требовалось проникнуть в глубинный мир кости, то есть изучить механизм васкуляризации - практически белое пятно в науке, увидеть и понять процесс влияния микрососудов на процесс регенерации.

Целых 12 лет Оноприенко был младшим научным сотрудником и все годы изучал этот малоизвестный мир в организме человека, пропадал на кафедре физиологии, искал литературу - ее почти не было!

- Скажи сейчас любому врачу, - вспоминает Геннадий Алексеевич, - что я, начинающий травматолог, выписал все 12 томов по общей хирургии и читал подряд (хотя в голове мало что задерживалось), - засмеют.

На каникулах у себя дома студент-медик Геннадий Оноприенко в пустующем ангаре на окраине Орехово-Зуева устроил операционную и стал проводить эксперименты на лягушках и собаках.

- Я получал истинное удовольствие от хирургии, в частности, от травматологии. Увлекала демонстративность (сделал рентгеновский снимок - и сразу виден результат), нравились эффективность лечения (человек вышел из больницы на своих двоих) и, конечно же, творческий подход, который сравним с искусством (ведь каждый перелом кости, как узоры на подушечках пальцев, неповторим).

Как было

ВО ВРЕМЯ защиты кандидатской диссертации в ЦИТО кто-то воскликнул: "Никто в мире еще не видел, что делается внутри костной ткани после сращения, какую роль играют сосуды!" Исследования Оноприенко позволили создать фундамент нового направления в ортопедии. А дальше пошли более глубинные вопросы: как ведет себя кость при несросшемся переломе, при ампутации, больших и малых нагрузках (скажем, у космонавтов), с металлическим штифтом, с костным материалом, взятым от трупа человека (аллопластика), и так далее.

- Лет 25 назад самым распространенным средством лечения в травматологии был гипс, - рассказывает Геннадий Алексеевич, - гипсовые повязки. Пожилые женщины, как правило, на Руси не худенькие. И поэтому приходилось при разрушении тазобедренного сустава его закрывать. Головка тазобедренной кости имеет один диаметр, для того чтобы перелом сросся, надо убрать с нее покров, и впадину, где она вращается интимно, надо тоже убрать. Получается как бы яблочко в блюдечке. То есть точка соприкосновения очень небольшая. И если кость сжимается и под влиянием мышечной течи это помогает, то здесь - малейшее колебание, и сращения не происходит. В результате после операции накладывался так называемый кокситный корсет от кончиков пальцев на ноге и, пардон, до титек и на вторую ногу до колена. И между ними еще перемычка. Полтора месяца прооперированная больная лежала, а затем ее отпускали на полгода. Через полгода больная возвращалась. Как правило, сращения до конца не было. Мы заново накладывали гипс еще на три месяца. И процентов на 20 сращение не наступало. Но! Вследствие того что гипс фиксировал другие суставы, наступала контрактура в коленном суставе, в стопе.

Я участвовал во всех научных конференциях, устраиваемых Илизаровым в Кургане, - продолжает Геннадий Оноприенко. - Он изучал наши наработки, ссылался на них в своих докладах и научной литературе. То есть мы внесли в его сугубо практический и гениальный метод науку. Поясню. Человеческая кость имеет свой скрытый восстановительный резерв, который раскрывается в критических ситуациях. Увидеть, как образуются новые сосуды, как наращивается бластома (мозоль), - это уже электронная микроскопия. И самое главное - где предел этого резерва? Забегая вперед, скажу, что лично мне удавалось удлинять кости конечностей на многие десятки сантиметров, но резерв небесконечен. Есть такое заболевание - ахондроплазия, обусловленное генетической предрасположенностью, когда туловище развивается нормально, а ноги или руки вдвое короче нормы. Калеки, одним словом. Но часто даже одномоментного удлинения на 7-10 см недостаточно, чтобы человек обрел более-менее нормальный вид. Тогда мы начали наращивать и выпрямлять поэтапно или в двух местах сразу. Затем научились работать со стопой, чего еще не было в клинике Илизарова. Следует отметить, что использование аппарата Илизарова относится к высоким технологиям в ортопедии. Это искусство доступно не всем. Ведь когда спицей-фиксатором закрыто проникаешь через ткань к кости, нужно найти середину, ни в коем случае не соскользнуть вбок. Причем спицы вводят во взаимно перпендикулярном положении, при этом важно не задеть ни седалищный нерв, ни бедренную артерию - иначе операция может закончиться ампутацией конечности.

Как теперь

- ПРИМЕРНО в 60-е годы наш сотрудник Александр Штернберг - умнейшая голова, золотые руки! - высмотрел у чехов костные фиксаторы, о которых у нас даже не слышали. Эти фиксаторы можно было ставить в любом месте человеческого скелета. Разработчиками этого метода являются ученые Швейцарии, Ассоциация остеосинтеза. Мы впоследствии внесли свои усовершенствования, добавили целую гамму новых деталей. Вообще, у швейцарских хирургов операции были связаны с большой травматичностью для пациента, например при артродезе тазобедренного сустава...

Сейчас мы фиксируем тазобедренный сустав специальной пластиной. Первыми это стали делать швейцарцы, но они делали это грубо. Они хотели адаптировать под пластину анатомию. Для этого нужно было перебить таз (представляете, тазовые кости перебить?), сдвинуть их в глубину, получить вертикальную поверхность и после этого уже накладывать пластину. Мы пошли другим путем: придумали особые формы пластин. Никто, кроме нас, этого не делал. Кроме того, мы убедились и доказывали илизаровцам и его последователям, что аппарат Илизарова с перекрестно соединенными поперек кости спицами идеально идет от коленного сустава к стопе вниз. А на бедре появляется масса проблем, потому что сзади проходит седалищный нерв, спереди проходят бедренная и огибающая артерии. С другой стороны, очень большой массив мышц. У нас была одна больная, у которой после операции в Кургане не гнулась коленка. Но были и проблемы: для того чтобы пластина хорошо держала, нужно ее хорошо закрыть. Она все-таки имеет какой-то предел за достаточностью мягких тканей. Если много раз оперировали, особенно голени (там же спереди кость да кожа), надо изощряться - положить ее сбоку или сзади. И если раньше было 20% несращения или остеомиелита, то сейчас мы добиваемся 100-процентного успеха. То есть фактически в ортопедии произошла революция.

- Геннадий Алексеевич, на сегодняшний день какая самая большая проблема в травматологии и ортопедии? Или все уже настолько хорошо, что дальше стремиться некуда?

- Все проблемы связаны с аппаратурой. Потому что все, что делается за рубежом, делается и у нас. Вот, например, Шумаков недавно отметил сотую трансплантацию сердца. Молодец? Конечно, молодец! Но все относительно. Потому что если за рубежом ежегодно делается 1200 трансплантаций сердца, то наш опыт ничтожен. А для нас и это - большой шаг вперед. Я вам пример приведу. Два года назад мы купили магнитно-резонансный томограф. Стоит он 1 200 000 долларов. Помогло правительство. Без томографа сегодня просто жить нельзя. Но, для того чтобы содержать эту американскую машину, нужно за ней следить, периодически осуществлять контроль и профилактику, а при необходимости менять то, что вышло из строя. Все эти мероприятия обходятся нам в 80 000 долларов в год. Этот аппарат нам не дает не то что ни рубля прибыли, он себя не окупает, более того, когда-нибудь выйдет из строя. Значит, что нам остается? Экономить по возможности, поменьше его нагружать. Вот и получается, что все упирается в реальные экономические возможности.

- Экономить мощности томографа? Значит, кому-то вы отказываете в современной диагностике и, следовательно, в эффективном лечении?

- Всех больных лечили и в доисторические времена, и в советский период времени, и сейчас. Вопрос только в качестве лечения. Ни один больной не остается без внимания, но не все получают лечение на уровне мировых стандартов. Если говорить об ортопедии, то мы идем по двум новым направлениям: эндопротезирование суставов и мини-инвазивное вмешательство на суставах при помощи артроскопии.

Возьмем операцию на коленном суставе. Артроскоп стоит 135 тысяч долларов. У нас 52 травматологических отделения, и в каждом отделении должен быть этот аппарат. А для того чтобы был эффект, врач должен на нем работать постоянно. Это очень сложная технология, не говоря уже о том, что очень дорогая. Сложная настолько, что не каждый профессор может ее освоить.

Еще раз повторю: все упирается в финансовые возможности. У нас прекрасные врачи, прекрасные специалисты, но нет таких возможностей, как на Западе. Например, чтобы проводить артроскопические операции, надо иметь артроскопы в каждом отделении. Их нет. Вот и получается: у больного раздулся коленный сустав, мы его пунктируем и видим там кровь. Что делать? Убрать кровь и наложить гипс на полтора месяца? Но ведь мы уберем следствие, а не причину. В результате через полтора месяца получим малоподвижное колено. Начинаем его тихонечко разрабатывать. И вдруг - щелканье. Ага, мениск. Надо открывать сустав...

Работать в медицине - огромное удовольствие. Это всегда была самая уважаемая специальность, посредством которой тем не менее нельзя было обогатиться. Если врач искренне заинтересован помочь больному (а больной все чувствует) - это не достижение, так и должно быть. Медик обязан очень много знать, а для этого надо постоянно заниматься самообразованием, читать как можно больше. К сожалению, молодые сейчас очень испорчены алчностью. Им кажется: главное в жизни - "бабки грести лопатой". В медицине это не проходит.

- Профессия врача требует повышенной ответственности. Разве ответственность не должна соответствующим образом оплачиваться?

- Это разные вещи. Если я занимаюсь любимым делом, то какая мне разница, сколько я за нее получаю? Меня не интересует зарплата. Какая-то ведь есть, как у всех. Самое главное - дело.

Московский областной научно-исследовательский клинический институт (МОНИКИ) им. М. Ф. Владимирского является крупнейшим многопрофильным учреждением, ведущим исследования по 42 научным направлениям. Институт - головное учреждение Министерства здравоохранения РФ по научной разработке методов диагностики и лечения хирургических заболеваний органов брюшной и грудной полостей, сосудов, эндокринной системы, вопросов трансплантологии органов и тканей.

За последние 10 лет сотрудниками МОНИКИ опубликовано более 6 тыс. научных работ, 350 учебно-методических пособий, 100 монографий. Получено 250 патентов на изобретения. Защищено 55 докторских, 200 кандидатских диссертаций. Организовано и проведено более 150 республиканских и региональных научно-практических конференций, симпозиумов и съездов.

В институте работают более 100 докторов наук, около 300 кандидатов наук, 60 профессоров, 5 членов Российской академии медицинских наук, 20 членов других общественных научных академий, 10 лауреатов Государственной премии и премии Правительства Российской Федерации, 9 заслуженных деятелей науки РФ, 14 заслуженных врачей РФ.

Ежегодно в 32 клиниках института получают стационарное лечение более 23 тыс. больных. Осуществляется 12-13 тыс. операций с использованием самых современных хирургических технологий.

Спасибо губернатору Борису Громову

В 1963 г., придя в МОНИКИ, Геннадий Алексеевич еще застал помещения барачного типа, здания 100-летней давности. Несмотря на стесненность и ветхость, эта клиника-институт еще в 1932 г. была признана одной из лучших в Европе. Оноприенко был свидетелем начала поистине кардинальных сдвигов в реконструкции учреждения - как в расширении площадей (сейчас 11 га), так и в строительстве и переоборудовании помещений. Появились 17-этажный хирургический комплекс, здание радиологического отделения, лабораторный корпус. В бывшем родильном доме начали заниматься пересадкой почек, возникли хозяйственные помещения. Реконструкция, начатая почти 40 лет назад, продолжается до сих пор, совсем недавно построен поликлинический корпус. Самые тяжелые, конечно, 90-е годы, когда все отечественное здравоохранение было поставлено под удар. МОНИКИ, уже руководимый Г. Оноприенко, выстоял, сохранил кадры, с невероятным трудом, но все же встроился в новую социально-экономическую систему.

На столе директора - постановление, подписанное губернатором Московской области Борисом Громовым.

- Борис Всеволодович совсем недавно в пятый раз побывал в институте, - говорит Оноприенко. - И вот результат... За последние 2 года общее финансирование МОНИКИ увеличилось в 2 раза, заработная плата сотрудников - также в 2 раза. У больных, поступающих на стационарное лечение, исчезла необходимость в приобретении "на стороне" медикаментов, одноразовых шприцев, рентгенпленки, электрокардиостимуляторов, тех же "хрусталиков" для глаз. За счет средств губернаторского фонда отремонтированы и оснащены современным оборудованием две ведущие клиники - урологии и кардиопульмонологии. Решением Громова за счет областного и внебюджетных фондов предусмотрены ремонт практически всех производственных помещений и приобретение современной лечебно-диагностической аппаратуры. Рассматривается вопрос о коренной реконструкции зданий и полном техническом переоснащении МОНИКИ. Программа эта рассчитана до 2005 г. и, по-видимому, продолжится в последующий период. Скажу откровенно, не только за четыре десятилетия моей работы в институте, но и за весь период существования этого учреждения такого масштаба государственной поддержки институт не знал.

Смотрите также:

Оцените материал

Также вам может быть интересно