Наша газета - прежде всего для людей старших поколений, которые беззаветно создавали и защищали великую страну. Сейчас Россия вновь подвергается нелегким испытаниям, и вновь становятся востребованы нравственные устои и ценности наших стариков, их знания и исторический опыт. Величайшей вершиной подъема народного духа в истории страны была и останется Великая Отечественная война. Конечно, о ней написано немало мемуаров, опубликовано множество документов, но это - официальная история. А ведь у каждого война была своя - свои победы и поражения, горечь и радость, боевые друзья и подруги, встречи и расставания, потери и приобретения... "АиФ. Долгожитель" призывает всех, кто помнит нелегкие военные годы, поделиться личными воспоминаниями и внести свою лепту в создание народной истории войны. Ваши рассказы будут опубликованы на страницах "Долгожителя" и сборников "Народная война".
Победили вместе
Одна из этих фотографий сделана весной незабываемого 1945-го, другая - почти сорок лет спустя, в 1982-м году.
На первом снимке мы в Карпатах.
Длинная, неимоверно трудная, кровавая дорога привела нас туда. А начиналась она в 1942-м году в центре России, под Воронежем. Двадцатилетние лейтенанты Петр Кривовяз, Марк Боровский, Петр Петрушин, как и Григорий Минаев, которого на первом снимке нет, командовали тогда батареями в 62-м артиллерийском полку 8-й стрелковой дивизии, входившей в состав 13-й армии генерала Пухова.
И отступали. И наступали. Особенно запомнилось грандиозное сражение на огненной Курской дуге. Северный ее фас. Как сказано в "Истории Великой Отечественной войны" (том 3-й), 8-я стрелковая дивизия не отступила ни на шаг. Да, это было так. И немалая заслуга в том - артиллеристов.
Когда танки врага вплотную подошли к наблюдательному пункту П. Кривовяза, он вызвал огонь своей батареи на себя. Танки не прошли.
В тот же, первый, день сражения после ожесточенной бомбежки наших позиций, когда враг явно хотел создать зону сплошного поражения, чудом уцелевший Г. Минаев подготовил данные для стрельбы своих гаубиц, по рации связался с ними и открыл огонь. Да так быстро и точно, что были уничтожены четыре "тигра", а вместе с ними и десятки гитлеровцев.
Одиннадцатого июля огнем первого дивизиона, которым тогда посчастливилось командовать мне, остановлено наступление врага, прорвавшего оборону у нашего соседа. Мы отстояли г. Малоархангельск, уничтожили полдюжины танков и несколько сот солдат противника.
Думаю, такие огневые схватки, происходившие на всем пространстве от Глазуновки до Понырей и от Понырей до Ольховатки, и дали основание командующему Центральным фронтом маршалу Рокоссовскому сказать, что в сражении на Северном фасе Курской дуги главную тяжесть борьбы с танками врага взяли на себя доблестные артиллеристы 13-й армии.
А потом мы вместе с боями шагали на запад.
И тут новые преграды - "укрепленные", "неприступные", как кричал Геббельс, голубые валы: Десна, Днепр, Припять.
Разграничительные линии наступления нашей дивизии определили ей форсирование этих рек. Ну куда бы ни шло - переправиться через одну из них. А тут сразу три. Да каких! Кому придет это в голову? Во всяком случае, враг такого не ожидал. А 8-я стрелковая с ходу на подручных средствах за шесть дней форсировала их, преодолев к тому же более пятидесяти километров междуречья, освободив десятки населенных пунктов. В том числе и Чернобыль. В лесах вокруг его атомного монстра, известного всему миру, много обелисков на могилах наших солдат.
Переправить орудия под огнем врага через реки - дело непростое. Но главное нам предстояло впереди. Всю первую половину октября 1943-го без танков и поддержки с воздуха 8-я СД одна отражала натиск четырех дивизий немцев (двух танковых и двух пехотных), удерживая плацдарм за Припятью, что само по себе - подвиг. Не хватало боеприпасов, продуктов, медикаментов. На учете был каждый снаряд и каждая граната. Но, истекая кровью, дивизия дралась самоотверженно. И выстояла. И только после того, как артиллеристы сделали последние выстрелы последними снарядами, по решению командирского совета грозные батальоны дивизии, собранные в кулак, внезапной ночной атакой разорвали железное кольцо окружения.
Это был массовый подвиг, о котором мало кто знает, но которым может гордиться вся наша армия.
А потом - снова бои. В Западной Украине, в Карпатах, в Венгрии, Чехословакии и опять в Карпатах.
Там где-то и сделан первый снимок, когда до Победы оставались считаные недели. И шли мы к ней всегда вместе, оставляя боевые порядки только на время очередного "ремонта" в госпиталях после ранений.
Фронтовая дружба, как родство, на всю жизнь. И хотя обстоятельства разбросали нас в разные концы и долгие годы мы ничего не знали друг о друге, увидеться, поговорить очень хотелось. И вот в 1982 году штаб ветеранов 13-й армии разыскал нас и предложил встретиться в Москве... Сколько же было тогда радости, объятий, воспоминаний, фотографирования "на добрую, долгую"...
Разъезжаясь по домам, мы обменялись адресами. Письма писали, в гости друг к другу ездили. Увы, люди смертны. Друзья уже ушли из жизни, но память о них по-прежнему согревает мне душу.
Долгожданное слово
Я родилась в деревне Левашиха Ивановской области в обычной крестьянской семье, где помимо меня было пятеро детей. Окончание школы практически совпало с началом войны.
Деревенька наша была небольшая - 30 дворов и почти в каждом по семеро детей, вот и все население. Помню, как мы бегали за 2,5 км в другое село слушать сводки Информбюро, своего радио в деревне не имелось. С самого начала войны работали мы в колхозе наравне со взрослыми. Весной - сев, летом - сенокосы. В уборочную рожь жали руками, нас, детей, женщины-колхозницы научили. Зерно сортировали на складах. И чего мы только не делали, даже на быках работали, ведь хороших лошадей забирали на фронт. В ту пору у нас в деревне жили бойцы, прибывшие после госпиталя, они тоже помогали колхозу, чем могли. Один всегда приговаривал: "Девушки молоденькие, вам, наверное, тяжело". Не то слово. Но молодежь есть молодежь, по вечерам ходили с песнями под гармошку - и куда только усталость девалась?
До сих пор в памяти жив тот день, когда мы узнали, что закончилась война. Было холодно, даже кое-где на земле еще лежал снег. Мы как раз собрались возить корма на ферму, но тут прискакал мужчина на лошади и закричал: "Бросай работу! Кончилась война. Победа!" Первое желание было именно такое - бросить все, но скотину не оставишь голодной, поэтому мы продолжили свою работу, но только с иным чувством...
После войны, отучившись на курсах, стала я бухгалтером, а затем заведующей магазином самообслуживания. Сейчас на заслуженном отдыхе, занимаюсь своими двумя огородами, выращиваю овощи. Муж умер. Бог дал двоих умных и добрых дочерей, радуют две внучки и внук. На судьбу жаловаться грех, но нет-нет да и вспомнятся тяжелые дни войны и долгожданное слово "ПОБЕДА".
Пачка махорки
В 1941-1942 годах я учился в военном училище, которое эвакуировали из Ленинграда в г. Шарью Костромской обл. Однажды получаю письмо-треугольник от младшего брата, Василия, он перед самой войной уехал со Смоленщины по вербовке под Ленинград, на строительство гидроэлектростанции на реке Свирь. После его отъезда наша семья не получила от него ни одной весточки, а тут письмо, да с обратным адресом - полевой почтой.
"Дорогой брат Виктор, здравствуй! Узнал о твоем местонахождении от родни. Рад за тебя, что ты курсант, будущий командир. А я не успел обжиться на Свирьстрое, как началась война. Через два месяца меня призвали в армию. Прошел необходимую подготовку и участвовал в боях. А теперь из физически крепких парней создали батальон спецназначения. Учимся ходить на лыжах, стреляем по мишеням. Одна беда - нечего курить. Если есть у тебя возможность, пришли хоть пачку махорки! Жду от тебя ответа, много не пишу - не знаю, получишь ли ты это письмо. Целую, обнимаю, желаю успехов в учебе. Твой брат Василий".
Прочитав письмо, я страшно обрадовался - за полгода первая весточка! Живой! Но где взять махорки? Курсантам выдавали немного табака и по 20 рублей денег в месяц. На них можно было добыть у местных жителей самосад по 5-7 рублей за стаканчик. А я не курил, свой табак раздавал друзьям-курсантам. Но и у них сейчас с табаком положение было совсем плохое.
В тот же день я написал брату ответное письмо, что жив-здоров, махорки пришлю при первой возможности, как только достану. И вложил в письмо несколько закруток самосада, которым поделился со мной один из курсантов.
На следующий же день я отправился в город искать махорку, только ее нигде не было. Правда, в одном магазине знакомая продавщица пообещала мне при первом же поступлении махорки оставить десять пачек для брата-фронтовика, велела зайти через неделю. Прошло шесть дней, я уже собирался идти в магазин, да тут оказалось, что наше отделение назначено дежурить по кухне. Я рассказал своим товарищам о сложившейся ситуации, и все решили, что и без меня отдежурят, даже подсказали, где выйти в город, минуя проходную. Была такая лазейка в заборе, ею не раз пользовались курсанты...
Учитывая, что за шинелью надо было идти в казарму, а это неминуемо привлекло бы внимание дежурного старшины, я отправился в магазин только в кителе и шапке, хотя стоял приличный мороз. Бегом преодолел два километра, оставалось только завернуть за угол, и махорка будет моей, и вдруг увидел у магазина патруль. Патрульные стояли у самого входа в магазин и курили. Я спрятался за ближайший дом, стал ждать, когда они уйдут, изредка выглядывал. А они и не думали уходить. Через пять минут у меня, разгоряченного бегом, уже зуб на зуб не попадал. Наконец я понял, что приходится оставить эту затею, и кинулся обратно в училище. Мне все сочувствовали, дали горячего чаю, чтоб согреться, но это не помогло. В ночь у меня поднялась высокая температура, и следующие три недели я провел в лазарете.
Сразу после выздоровления я опять пошел в увольнение, но продавщица, извинившись, сказала, что ждала меня, ждала, да и продала всю махорку. Осталась только одна пачка... Грустный, вернулся я в училище. А там меня ждало еще одно письмо от брата: "Здравствуй, брат Виктор! Получил твое письмо. Великое тебе спасибо за весточку и особенно за самосад - курили всем отделением, В ближайшие дни уходим в маскхалатах и на лыжах в тыл к фрицам, поэтому писать пока воздержусь. Жаль, что не получил от тебя махорку - как бы она нам пригодилась в этом походе в тыл к немцам! С красноармейским приветом - твой брат Василий".
Это было перед самым прорывом блокады Ленинграда. Новый адрес отсутствовал, послать табак было некуда... Как же я терзался -клял себя, что не смог вовремя выполнить просьбу брата! Переживаю это и поныне. Больше я от брата не получил ни одной весточки. А пачка махорки долго хранилась у меня в полевой сумке, и только под Сталинградом, в период самых ожесточенных боев, я отдал ее бойцам моего взвода минометчиков перед очередной контратакой и сам с ними вместе закурил. Кончилась война, пришла победа, а о брате Василии до сегодняшнего дня не известно ничего. На все мои запросы архивы дают один ответ: в списках не значится... Каждый раз, вспоминая брата, я вспоминаю и его последнюю просьбу - прислать пачку махорки, и не по себе становится от того, что я так и не сумел ее выполнить...
Смотрите также:
Народная война (18.12.2003)