В прошлом году 25 октября исполнился 81 год со времени окончания военной интервенции, развязанной в нашей стране империалистическими государствами.
Я был не только очевидцем, но и непосредственным участником тех далеких событий. Летом 1922 года японские войска вошли в наше приморское село Сухановку, ныне Дальнереченского района. И началось мародерство. Ценных вещей у селян не было, поэтому грабили в основном продукты. Мужчины ушли в партизаны. В селе остались только дети, старики и инвалиды. Остался и мой отец. Правая рука у него не сгибалась в кисти, а пальцы были согнуты, как зубья граблей, и не выпрямлялись.
Мать с отцом жили в основном на заимке. С ними находились и старшие дети. Мне в ту пору было чуть более двух лет, поэтому я оставался дома на попечении бабушки. Возле нашего дома японцы постоянно жгли костры, пили, ели, пели песни. Однажды я босой выполз во двор, а они ради потехи увлекли меня, несмышленыша, к костру. Сначала угощали, потом перебрасывали с рук на руки, как мяч, а чтобы я посильнее кричал, подносили ногами к пламени костра. Глядишь - мать выбежит из укрытия.
Все это происходило на глазах у моей бабушки. Ее мольбы, просьбы, слезы на них не действовали. Тогда она взяла вилы и пошла в наступление. Японцы опешили и, бросив меня, со злорадным хохотом разбежались в разные стороны. Отец, приехав с поля и увидев, что со мной сделали, пришел в ужас. Когда он вышел на улицу, то переводчик-японец стал объяснять ему, что, мол, у ребенка плохая мать, если не присматривает за ним. И предложил увечному отцу побороться.
Отец знал, что если откажется от борьбы, то изобьют, а победит японца - исход будет такой же. Чтобы бой закончился без таких последствий, надо было оказаться побежденным. Но отец был настолько зол, что положил врага на обе лопатки. Японцы избили его до потери сознания. Около месяца после этого он не мог подняться с постели и долго еще болел. Не лучшим было и мое состояние. Оставшиеся на нежной детской коже раны кровоточили и долго не заживали. Кроме того, я сильно заикался от испуга. Только к пятнадцати годам у меня постепенно начало исчезать заикание и стали меньше болеть ноги...
Но воспоминания о японской интервенции остались на всю жизнь. Такое не забывается. Душевные раны не заживают никогда.
От Тимофея Сергеевича Попченко, ветерана труда, инвалида I группы, с. Покровка, Приморский край
Народная война (19.03.2003)