"Зачем же уж так-то?.."
КАЖДЫЙ, хоть сколько-нибудь интересующийся театром, знает, что великие мэтры российской сцены, "отцы-основатели" МХАТа Станиславский и Немирович-Данченко поссорились еще до революции и не общались до конца дней своих. МХАТ практически представлял собой два театра: контора Станиславского - контора Немировича, секретарь того - секретарь другого, артисты того - артисты этого... Неудобство, чего и говорить! Словом, однажды было решено их помирить. Образовалась инициативная группа, провелись переговоры, и наконец был создан сценарий примирения. После спектакля "Царь Федор Иоаннович", поставленного ими когда-то совместно к открытию театра, на сцене должна была выстроиться вся труппа. Под торжественную музыку и аплодисменты справа должен был выйти Станиславский, слева - Немирович. Сойдясь в центре, они пожмут друг другу руки на вечный мир и дружбу. Крики "ура", цветы и прочее... Корифеи сценарий приняли: им самим давно надоела дурацкая ситуация.
В назначенный день все пошло как по маслу: труппа выстроилась, грянула музыка, корифеи двинулись из кулис навстречу друг другу... Но Станиславский был громадина, почти вдвое выше Немировича, и своими длинными ногами успел к середине сцены чуть раньше. Немирович, увидев это, заторопился, зацепился ножками за ковер и грохнулся прямо к ногам соратника. Станиславский оторопело поглядел на лежащего у ног Немировича, развел руками и пробасил: "Ну-у... Зачем же уж так-то?.."
Больше они не разговаривали никогда.
Партийная дисциплина
НИКИТА Подгорный, как и многие артисты Малого, любил отдыхать в Доме творчества "Щелыково" - это бывшая усадьба А. Н. Островского в Костромской области. Местом особых актерских симпатий на территории здравницы традиционно был маленький магазинчик винно-водочных изделий, в просторечии называемый "шалман". Так вот, однажды в этот шалман вдруг перестали завозить "изделие". День проходит, другой, третий - нету! Артисты, привыкшие поддерживать творческое самочувствие по нескольку раз в день, занервничали. Собирались, обсуждали ситуацию... Выход нашел Подгорный, неожиданно вспомнив про одного провинциального артиста, отдыхавшего там же об эту пору. Они вдвоем прибежали на почту, где Подгорный сурово продиктовал почтарке срочную телеграмму: "Кострома, обком партии. Обеспокоены отсутствием винно-водочной продукции магазине Дома творчества "Щелыково". Подписи: Подгорный, Брежнев". Почтарка в крик: "Ни в какую, - говорит, - не отправлю!" И тут ей Подгорный: "Не имеете права!" И торжественно - оба паспорта на стол. А второй-то и вправду - Брежнев, черным по белому!
С великим скандалом - отправили! Через три дня было грандиозное актерское пьянство. Окрестности оглашались криками "Ура!" в честь смекалистого Никиты и тостами во славу незыблемой партийной дисциплины.
"Будем отчислять"
ЭТУ ИСТОРИЮ мне рассказал московский актер Геннадий Портер. Когда-то много лет назад он поступал в Школу-студию МХАТ, выдержал огромнейший конкурс и был принят. Курс набирал известнейший мхатовский актер Павел Массальский. И вот где-то на третий день обучения Массальский, сжав руки и возвысив голос, провозгласил: "Друзья мои, сегодня к нам на курс придет сам Михаил Николаевич Кедров. Он обратится к вам, наследникам мхатовских традиций, с приветственным словом. Слушайте, друзья мои, во все уши и глядите во все глаза: с вами будет говорить ученик и друг великого Немировича-Данченко!" "Мы сидим, просто мертвые от страха, - рассказывал Портер, - шутка ли: сам Кедров!"
Вот он вошел, сел напротив курса. Смотрит на нас, голова трясется. Мы замерли, ждем. Он долго так сидел, глядя на нас, тряся головой. Потом, едва повернув голову к Массальскому, гнусавым своим голосом сказал: "Курс большой, будем отчислять!" Встал и удалился".
Коктейль "Дикий"
В ПЯТИДЕСЯТЫЕ годы в Москве появилось некое доселе невиданное буржуазное чудо: винный коктейль! Человек столь же экзотической профессии - бармен - наливал напитки в специальный бокал, подбирая их по удельному весу так, что они не смешивались, а лежали в бокале полосочками: красная, синяя, зеленая... Этим занимались в одном-двух ресторанах по спецразрешению.
В одно из таких заведений зашел большой красивый человек и низким басом приказал: "Коктейль! Но - по моему рецепту!" "Не можем, - ответствовал бармен, - только по утвержденному прейскуранту". Бас помрачнел: "Я - народный артист Советского Союза Дикий! Коктейль, как я хочу!" Бармен сбегал к директору, доложил, тот махнул рукой: сделай, мол.
Дикий сел за столик и потребовал от официанта принести бутылку водки и пивную кружку. "Налей аккуратно двести грамм, - приказал он. - Так, теперь аккуратно, по кончику ножа, не смешивая - еще двести грамм! Теперь по капельке влей оставшиеся сто... Налил? Отойди!"
Взяв кружку, Дикий на одном дыхании влил в себя ее содержимое, крякнул и сказал официанту: "Хор-роший коктейль! Молодец! За это рецепт тебе дарю бесплатно. Так всем и говори: "Коктейль "Дикий"!" И величественно удалился под аплодисменты всего ресторана.
"Швед пархатый!"
СУРОВАЯ Пашенная недолюбливала артиста Кенигсона. И однажды, отвернувшись от него, в сердцах брякнула: "Набрали в Малый театр евреев, когда такое было!" "Вера Николаевна, - вспыхнул Кенигсон, - я швед!" "Швед, швед, - пробурчала басом Пашенная, - швед пархатый!"
Невинный
В 1960 ГОДУ труппе МХАТа представляли молодых актеров, вновь принятых в театр. А незадолго до этого Хрущев "разоблачил" так называемую "антипартийную группировку Маленкова - Кагановича - Молотова". И вот ведущий провозглашает имя одного из молодых: "Вячеслав Михайлович Невинный!" Тут же раздается бас остроумца Ливанова: "Вячеслав Михайлович... НЕВИННЫЙ? Вот новость! А Лазарь Моисеевич?!"
"И рабочие, рабочие!.."
ТРИДЦАТЫЕ годы. Встреча артистов Малого театра с трудящимися Москвы. Речь держит Александра Александровна Яблочкина - знаменитая актриса, видный общественный деятель. С пафосом она вещает: "Тяжела была доля актрисы в царской России. Ее не считали за человека, обижали подачками... На бенефис, бывало, бросали на сцену кошельки с деньгами, подносили разные жемчуга и брильянты. Бывало так, что на содержание брали! Да-да, графы разные, князья..." Сидящая рядом великая "старуха" Евдокия Турчанинова дергает ее за подол: "Шурочка, что ты несешь!" Яблочкина, спохватившись: "И рабочие, рабочие!.."
"Гопкинс!"
ПОД СТАРОСТЬ мхатовские корифеи при старательном участии властей предержащих превратились в небожителей, почему и вытворяли что хотели. Была у них очень популярна такая игра: если кто-то из участвующих говорит другому слово "гопкинс!", тот должен непременно подпрыгнуть независимо от того, в какой ситуации находится. Не выполнивших постигал большой денежный штраф. Нечего и говорить, что чаще всего "гопкинсом" пользовались на спектаклях, в самых драматических местах...
Кончилось это тем, что министр культуры СССР Фурцева вызвала к себе великих стариков. Потрясая пачкой писем от зрителей и молодой части труппы, она произнесла целую речь о заветах Станиславского и Немировича, о роли МХАТа в советском искусстве, об этике советского артиста. Удостоенные всех мыслимых званий, премий и орденов, стоя слушали ее Грибов и Массальский, Яншин и Белокуров... А потом Ливанов негромко сказал: "Гопкинс!" - и все подпрыгнули.
История самого смешного театра