Впервые услышав выступление молодой Руслановой, Шаляпин записал: "Вчера вечером слушал радио, пела русская баба, пела по-нашему, по-волжскому. И голос сам деревенский. Песня окончилась, и только тогда заметил, что реву белугой. И вдруг рванула озорная саратовская гармошка и понеслись саратовские припевки. Все детство передо мной встало. Объявили, что исполняла Лидия Русланова. Кто она? Крестьянка, наверно. Талантливая, уж очень правдиво пела".
Дело N 1762
СПЕРВА об этом шептались, а потом, когда начали сдирать афиши с ее именем, заговорили в открытую: Русланову арестовали.
В постановлении на арест было указано, что Крюкова-Русланова Лидия Андреевна вела подрывную работу против партии и правительства, распространяла клевету о советской действительности, кроме того, находясь со своим мужем в Германии, занималась присвоением в больших масштабах трофейного имущества.
Из допроса Л. Руслановой 5 октября 1948 года.
- Какие правительственные награды вы имеете?
- Я награждена медалью "За доблестный труд в Великой Отечественной войне".
- А разве других наград вы не имеете?
- В августе 1945-го я была награждена орденом Отечественной войны I степени. Однако в 1947-м по решению правительства этот орден, как незаконно выданный, у меня отобрали.
- За какие заслуги вас наградили?
- За культурное обслуживание воинских частей и за то, что я на свои деньги купила две батареи минометов катюша.
- В каких взаимоотношениях вы находились с Жуковым?
- Мы были хорошими знакомыми. А с мужем они старые сослуживцы. Мы неоднократно бывали друг у друга в гостях, дружили семьями... Когда его понизили в должности и отправили в Одессу, в канун Октябрьских праздников я послала ему телеграмму, которую подписала: "Преданная вашей семье Русланова". А в устных беседах говорила, что считаю его великим полководцем, великим человеком и готова идти за ним хоть в Сибирь!
Ее запирали в одиночную камеру, морозили, не давали спать. Приводили к самому Берии, и тот твердил: "Подпиши компромат на Жукова, иначе хуже будет. Арестована не Русланова, а Крюкова. А Русланова на гастролях. Подпишешь - получишь костюмы, они здесь, недалеко, и отправишься в ВТО. Там уже сидят люди. Выйдешь как ни в чем не бывало, и - аплодисменты". Не подписала. Тогда попытались зайти с другой стороны.
- Материалами следствия вы изобличаетесь в том, что во время пребывания в Германии вы занимались грабежом и присвоением трофейного имущества в больших масштабах. Признаете это?
- Нет!
- Но при обыске на вашей даче изъято большое количество ценностей и имущества. Где вы его взяли?
- Это имущество принадлежит моему мужу. А ему его прислали в подарок из Германии... По всей вероятности, подчиненные.
- Дополнительным обыском в квартире вашей бывшей няни Егоровой, проживающей на Петровке, 26, в тайнике под плитой были обнаружены и изъяты принадлежащие вам 208 бриллиантов и, кроме того, изумруды, сапфиры, рубины, жемчуг, платиновые, золотые и серебряные изделия. Почему вы до сих пор скрывали, что обладаете такими крупными ценностями?
- Мне было жаль... Мне было жаль лишиться этих бриллиантов. Ведь их приобретению я отдала все последние годы!
- А где вы брали деньги?
- Я хорошо зарабатывала исполнением русских песен. Особенно во время войны, когда "левых" концертов стало намного больше. А скупкой бриллиантов и других ценностей я стала заниматься с 1930 года и, признаюсь, делала это не без азарта.
- С не меньшим азартом вы приобретали и картины, собрав коллекцию из 132 картин, место которым в Третьяковской галерее.
- Не стану отрицать, что и приобретению художественных полотен я отдавалась со всей страстью. К тому же этим занималась не только я. Картины и драгоценности скупали и другие артисты.
За верную службу
МНОГО грязи было выплеснуто в ходе следствия как на самих обвиняемых, так и на людей из их окружения. Но как бы то ни было, супругов осудили не по уголовной, а по политической статье. Сломленной, измученной певице с приговором: "Обвиняемая распространяла клевету о советской действительности и с антисоветских позиций обсуждала мероприятия партии и правительства. Установила связь с одним из военачальников, претендующим на руководящую роль в стране" - дали 10 лет исправительно-трудового лагеря с конфискацией имущества, затолкали в спецвагон и отправили в Иркутскую область - в Озерлаг.
Вот как описывает порядки, царившие в Озерлаге, один из бывших узников Николай Крамник: "Зимой солдаты заставляли жечь костры, для чего нужен был сушняк. Случалось, солдат указывал пальцем за линию запретзоны и посылал туда доверчивого зэка из новичков. Не чувствуя подвоха, тот охотно бежал за сучьями, перешагивал коварную линию, отделяющую жизнь от смерти, и тут же замертво падал, сраженный пулей. На таких смертельных забавах опытные вертухаи неплохо подрабатывали, получая за "геройский" поступок - предотвращение побега опасного преступника - месячный отпуск и две сотни в придачу. Дома не спрашивали, откуда деньги. Домашние были уверены: за верную службу".
"Почему не поете, Русланова?"
БУКВАЛЬНО на следующий день, после того как привезли Русланову, собралось все начальство Озерлага - послушать знаменитую певицу. Открылся занавес. Она вышла, стала у рампы и молчит. Голос из первого ряда: "Почему не поете, Русланова?" А она: "Не вижу здесь моих товарищей по несчастью. Пока не приведете в клуб заключенных, петь не буду". Зашушукалось начальство: что делать? Срывается концерт. Дали команду привести работяг. Человек сто усадили в последние ряды. И Русланова запела. Ах, как она пела в тот вечер! Начальству не дозволено аплодировать артистам-зэкам, а тут такое началось - и офицеры, и надзиратели (о работягах и говорить не приходится) еле отпустили ее со сцены. С ее песнями появилась какая-то надежда на лучшую долю. Слух о том, что Русланова находится в лагере под Тайшетом, быстро облетел окрестные деревни, и жители понесли ей кто варежки, кто валенки, кто продукты. Опасаясь проявления народной любви, руководство Озерлага спешно отправило на Лубянку бумагу, что "вокруг Руслановой группируются разного рода вражеские элементы из числа заключенных" и поэтому 10 лет ИТЛ надо заменить на 10 лет тюремного заключения. Ходатайство лагерных властей было тут же удовлетворено, и в июне 1950-го Лидию Андреевну перевели во Владимирский централ. Татьяна Окуневская в своих мемуарах писала: "...Тюрьма огромная, старая, гнилая, грязная, холодная, похожая на Тауэр. Командует всем довольно интересная, с умным лицом, матерая женщина лет тридцати пяти, и она сразу подтащила меня к подоконнику: стены исписаны, оказывается, исписан фамилиями и широкий подоконник на уровне наших верхних нар. Она показывает чем-то выдавленную фразу: "Лидия Русланова".
- Это правда?
- Да.
- Сейчас мы напишем и вашу.
Какое постыдное чувство: от того, что здесь была Лидия Андреевна, на душе легче, я не одинока в этом ужасе..."
Тюремное начальство не раз просило Русланову спеть на праздничном вечере, посвященном очередной годовщине Октября или Первомая, на что Русланова неизменно отвечала: "Соловей не поет в клетке".
НАЗНАЧЕННЫЙ в марте 1953-го первым заместителем министра обороны Жуков первым делом позаботился о друзьях, которые оказались за решеткой. В августе 1953-го Лидия Русланова была уже в Москве. И снова вышла на сцену, как будто не было пяти лет забвения, и еще двадцать лет народ валом валил на ее концерты.
Курский соловей