О чём думает шестнадцатилетний мальчишка-восьмиклассник на уроках? О девочке, сидящей за соседней партой? О футболе? О вечерних танцульках в клубе?
- Что вы! У меня в 1942-м другие мысли были: только б братья на фронте выжили, их ведь трое воевало, - вспоминает заместитель председателя Барнаульского городского Совета ветеранов Александр Алексеевич НАСОНОВСКИЙ. - Увы, все трое погибли. Ещё - как бы папу подлечить, он болел тяжело. В начале 1943-го его не стало. Следом за ним умерла мама, и я остался за главного... Хоть сестрёнка и была на год старше, да всё равно она девушка, моё дело как мужчины - кормить и защищать. Какие могут быть танцульки! Война...
Идёт война народная...
А ВОЙНА шуток не любит: падают самолёты, горят танки... Кому чинить, кому ковать в тылу оружие победы? Да таким восьмиклассникам, как Саша Насоновский! Той осенью в Барнаул начали перевозить оборудование с эвакуированных Харьковского и Сталинградского тракторных заводов. И тяжело опиравшийся на костыль немолодой военный, которого привёл на урок в их класс директор школы, был с ребятами откровенен: "Заставить вас, малолеток, работать мы не можем. Но и без вас никак - рабочие нужны как воздух! Потом доучитесь, а сегодня возле города выгружают из вагонов в чистое поле станки. Через четыре месяца отсюда, с Алтая, должны уйти на фронт первые готовые танки, таково задание партии и правительства. И вам, именно вам его исполнять!"
Так весь их класс ушёл на трудовой фронт...
Александр Алексеевич и сейчас богатырской статью не отличается, а в те годы и вовсе... "Бараний" вес - сорок килограмм, рост не дотягивал до полутора метров. Да и откуда стати взяться? Седьмой ребёнок в семье, он в жизни не ел досыта. А работа выпала достойная дюжего мужика - вручную разгружать с платформ многотонные станки, под проливным дождём и злым осенним ветром устанавливать их на фундаменты...
Через пару месяцев один из одноклассников, вместе с которым он ворочал непокорное железо, обмолвился, что у него в паху появилась огромная шишка. "У меня такие с двух сторон", - обронил другой. Третий, как выяснилось, успел, надрываясь на непосильной работе, нажить не только двустороннюю паховую, но ещё и пупочную грыжу... А Саша промолчал - ведь от разговоров ни грыжа его никуда не денется, ни необходимость работать... Но начальство об их проблемах со здоровьем всё же узнало, и - больница... Когда мальчишек прооперировали и выписали, всё оборудование уже стояло на местах, а в кузнечном цеху даже успели построить две стены... Здесь, в сплошном ядовитом дыму, возле оглушительно грохающего молота, и прошла Сашина война. Сперва кузнецом-подмастерьем, потом - мастером.
Патриотизмы и героизмы придумали писатели...
А РАБОЧИЙ народ - специалисты, их семьи, просто беженцы из европейской части Союза - всё прибывал. И краевая администрация приняла решение срочно строить для эвакуированных жильё. Кто будет строить? Мальчишки-комсомольцы. Больше некому. И после ежедневных двенадцати каторжных часов у станка эти "крепыши"-кузнецы бараньего веса отправлялись на вторую трудовую смену - строительную. На сон времени почти не оставалось. Выходных и отпусков за всю войну не видели ни разу. Откуда силы брались?
"Мы высоких слов тогда говорить не умели. "Патриотизмы" и "героизмы" писатели придумали. Я одно знал - тот танк, что мы собираем вот этими обожжёнными, натруженными руками, вдарит по фашистской сволочи, по тем вдарит, кто троих моих братьев на тот свет отправил! Не было тогда во всей стране такого дома, куда бы "похоронка" не постучалась... Вот вам и весь "патриотизм". А на фронт я однажды таки сбежал. В конце 1943-го мы, трое друзей-кузнецов, бывших одноклассников, пришли в военкомат, сказались колхозниками (ведь у сельчан тогда паспортов не было, так что не проверишь!) и попросились в армию. Мужчин призывного возраста был страшный дефицит, а нам уже по семнадцать с хвостиком... Короче - взяли нас не задумываясь, поселили в бараке, одели, помыли и через двое суток повезли на вокзал, в армию отправлять. Уж так мне хотелось за братьев отомстить! Но не повезло - таких беглецов с военных заводов оказалось слишком много, начальство, недосчитавшись нас у станков, подняло страшный шум. Мы уж в вагоны загрузились, но вдруг команда: всем выйти на платформу. А там поджидает целая комиссия - мастера и начальники цехов. Пошли они по рядам - своих искать. Меня быстро нашли: уж очень я приметный, щупленький был. А друзей не опознали. Так оба и уехали воевать. Один погиб в боях, второй вернулся инвалидом... А меня под трибунал: за прогул, да на военном заводе, тогда ой-ой-ой что полагалось! Даже расстрелять могли. Но, видно, поняли, что пацана, который хочет вцепиться в горло фашистам, расплатиться с ними за погибшую родню, грех наказывать. Поругали да и отправили снова к станку.
Но и я понял: пусть мне не довелось сделать по врагу ни единого выстрела, всё равно мои танки - это вклад в победу. Нормы перевыполнял. А мне за это "УДП" - усиленное дополнительное питание - давали. Вроде премии - каждый день лишнюю миску баланды, сто грамм хлебушка, да ещё - раз в месяц пол-литра постного масла.
На таких кормах, да в состоянии постоянного отравления ядовитыми коксовыми газами, к концу войны я заработал жестокий гастрит, шалила печень, испортились зубы, а от грохота кузнечного молота к 19 годам стал глохнуть. Ну, да это у нас, кузнецов, - профзаболевание, никто и внимания не обращает..."
Большая семья...
ТОРЖЕСТВОВАЛИ победу всё у тех же станков. Но работы не стало меньше - ведь теперь требовалось восстанавливать разрушенное, поднимать народное хозяйство. Да ещё надо было закончить прерванное войной образование - как и большинство ровесников, Саша Насоновский пошёл в вечернюю школу. А с образованием и опытом - прямая дорога в старшие мастера, заместители, а потом и начальники цеха... Кузница грохотала, не замолкая ни на секунду, в три смены.
Насоновский свой новый цех сам построил, сам и возглавил - полторы тысячи человек были под началом! Для него не красным словцом были слова: цех - дом родной, а рабочие - семья. Теперь он в полной мере осознал, что это значит - когда в твоей "семье" столько народу! У каждого свои проблемы, нужды, всем надо помочь. Добиться, чтобы заработала нормальная столовая, появились раздевалки, душевые... Потому, что он на своём опыте знал, насколько важны для душевного настроя, а значит, и для производительности труда разные "мелочи". Вот почему, например, заготовки лежат на полу? Почему за ними приходится каждый раз кланяться до земли? По традиции? Значит, ломать надо такую "традицию" - сделать так, чтобы рабочему было удобно! И по его инициативе в цехе пошли перемены - нашлись технически грамотные люди, своими силами спроектировали и устроили транспортёры, погрузчики. Мелочи? Но на таких "мелочах" кузнечный цех вышел в передовые, а при общем дефиците рабочих рук да при тяжёлом производстве его бригады всегда были укомплектованы...
Ломать - не строить
ЖАЛЬ только, не прийти сегодня Александру Алексеевичу в родной рабочий коллектив, не помочь советом, не окунуться в "боевую, кипучую бучу" своей трудовой молодости. Приехали новые хозяева, скупили у рабочих все акции... И завода не стало! Потому что не было у этих господ планов по развитию производства, не было и желания строить что-то новое. У них было одно желание - хапнуть побольше и побыстрее. И в один совсем не прекрасный день всё металлическое было выломано и сдано в металлолом. Да уж, куш изрядный - ведь только в больших молотах с опорами вместе 320 тонн лучшей стали!
Но если бы это была просто сталь! Так ведь нет - это были суперсовременные станки! Таких прекрасно оснащённых линий, как на бесславно погибшем заводе, на весь Советский Союз было всего три! И теперь, если вдруг кто-либо из современных правителей одумается, захочет возродить собственное производство, то на восстановление одного этого цеха столько уйдёт, что и представить страшно! А порушили-то не один его завод - всё! Всё, что Насоновский и его товарищи создавали своим детским, а потом и взрослым трудом, своими руками, своим потом... И в городе, и в деревне. "На село лошадь да соха вернулись, да и с металлом скоро вручную работать станем - как при царе Горохе", - невесело шутит Александр Алексеевич.
Из той, старой рабочей гвардии военного призыва сегодня остался он один - всех друзей-ровесников схоронил, раньше времени свела их в могилы тяжкая, неподъёмная судьба. И стоит, словно дуб в чистом поле, "крепыш" Насоновский, противостоит болезням, потерям, неудачам, находит силы смеяться, двигаться, бороться, вести общественную работу... Пока стоит...
Реактивный неуправляемый истребитель, или История одной любви